Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №22/2002

ТЕТ-А-ТЕТ

Рассказы о художниках

Даниил Норин

Деревья в цвету

Розовый персик в цвету (памяти Мауве)

Юг Франции. Прованс. Арль. Дует черный ветер – мистраль... Темно, как ночью. Песок, пепел, мертвые птицы и насекомые. Никто не может выйти из дома, пока дует мистраль. Плотно закрываются все окна и ставни. На людей нервных, с неустойчивой психикой мистраль действует особенно. К таковым принадлежал и Винсент Ван Гог, приехавший в Арль зимой 1888 года и поселившийся в отеле «Каррель» на улице Кавалери, 30.

Кто посоветовал ему ехать на юг? Он уже и сам забыл. То ли Сезанн во время их встречи за бутылкой вина в доме торговца картинами папаши Танги, то ли брат Тео, то ли голландские родственники, мечтавшие услать надоевшего им безумца Винсента куда-нибудь, хоть на Северный, хоть на Южный полюс, чтобы хлопот с ним не было...

Порыв дикого черного мистраля распахнул окно, и в комнату налетела куча всякого хлама. Винсент с трудом закрыл окно и ставни и хотел было уже вынести мусор в коридор, где стоял специально приспособленный для этого ящик, но его острый взгляд художника остановился на каких-то страшноватого вида мертвых насекомых. Он тотчас зарисовал их, назвав почему-то «Этюдом для трех рисунков цикад» (бумага, карандаш. Музей Ван Гога, Амстердам), хотя, может быть, это и не цикады. Но в черные, безумные дни мистраля Винсент, чтобы как-то отвлечься, рисовал все, что только ни попадалось. Положив рисунок в папку, он сел на кровать как раз напротив недавно законченной картины «Розовый персик в цвету. Памяти Мауве» (холст, масло. Музей Крёллер-Мюллер). Эта картина была написана им совсем недавно, под впечатлением от смерти его учителя Антона Мауве, и еще пахла краской.

* * *

Антон Мауве, малоизвестный и в общем-то довольно посредственный голландский пейзажист, был выдающимся педагогом, директором Гаагской школы живописи. До встречи с ним Винсент учился самостоятельно, то есть был самоучкой, ходил по музеям Амстердама, Брюсселя, Антверпена, где копировал картины великих мастеров – Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка и других; бывал в мастерских профессиональных художников. Но пришел час, когда он наконец понял – надо осваивать азы профессии.

Этюд для трех рисунков цикадЧерез своего друга, молодого художника ван Раппарда Винсент узнает, что в Гааге есть школа замечательного педагога Антона Мауве, берущего мизерную плату за обучение. В 1881 году он едет в Гаагу и с папкой своих рисунков и этюдов является к Антону Мауве. Бегло просмотрев рисунки, тот положил их обратно в папку и бросил в угол. «Более чем ясно», – подумал Винсент и, не прощаясь, направился к выходу.

– Стойте! – твердая, жесткая рука Мауве легла на его плечо. – Сядьте, молодой человек!

Затем он поставил на низенький столик перед Винсентом два старых башмака и почему-то рассыпал возле них овощи.

– Рисуйте! – приказал он.

И Винсент приступил к работе. Он бился над этим «натюрмортом» два часа, но что-то никак не ладилось.

– Все. На сегодня хватит, – остановил его Мауве. – Ну что, не очень интересное занятие?

– Не очень, – пробурчал Винсент.

– И трудное?

– Да.

– Продолжим завтра.

Винсент бился над этой композицией чуть ли не целую неделю.

– Нет, друг мой, не так, – говорил Мауве. – Вот здесь, здесь и здесь...

И наконец он сказал:

– Когда вы пришли ко мне в первый раз, молодой человек, я счел вас негодным к профессии художника, теперь же признаюсь – ошибался.

Так Винсент Ван Гог стал учеником Гаагской школы живописи Антона Мауве. Отношения их были неровными. Тяжелый, взрывной характер Винсента изрядно мешал ему в общении с учителем и другими учениками. Бывало, что Мауве по несколько месяцев не разговаривал с ним. Но терпел, стиснув зубы, потому что знал: у его невыносимо трудного ученика великое будущее.

Но всякому терпению приходит конец. И они расстались.

– У тебя очень тяжелый характер, Винсент. Ты болен. Тебе надо лечиться. Ты все время думаешь и говоришь о смерти. И это отражается на твоих картинах. Очень темные, мрачные цвета.

– Потому что я люблю Рембрандта, учитель.

– Но сколько у него внутреннего света, – сказал Мауве, – сколько тепла, а у тебя – сплошной мрак.

Винсент криво и зло усмехнулся.

– А ближе всех мне Дюрер.

– Почему?

– Потому что он знал, что делает, помещая Смерть позади новобрачных. А «Рыцарь, Дьявол и Смерть» – это шедевр. Настоящий шедевр.

– Прощай, Винсент, – холодно сказал Мауве. – И мой тебе совет: поезжай на юг. В Италию, туда, где солнце, яркие, чистые цвета. Я знаю, что именно там расцветет твой талант. Это я говорю тебе как учитель. А теперь – прощай...

* * *

Слова Мауве оказались пророческими. В 1888 году Винсент перебирается из Парижа на юг Франции, в Прованс. В Арль. Именно картины арльского периода обессмертили имя Ван Гога. Но непрерывная работа под жгучим южным солнцем и одиночество усугубили его тяжелое психическое состояние. Именно здесь, в Арле, из письма сестры Вильгельмины он узнает о смерти учителя и посвящает ему одну из лучших своих картин – «Розовый персик в цвету».

Эта картина сейчас стояла в углу его комнаты.

Положив «Этюд для трех рисунков цикад» в папку, он выпил стакан вина и лег в постель. И постепенно сон овладел им. Страшный сон...

Ему снилось, что папка с рисунками раскрылась и оттуда вылетели ожившие, только-только нарисованные им насекомые. Но не три цикады (если это цикады), а гораздо, гораздо больше. И они влетели, вторглись в пространство картины, в райский сад, где цвело дерево памяти его любимого учителя. Они сплошь облепили его, и вот уже нет никакого цветущего дерева – черные, мертвые сучья, черный ствол на фоне белого неба. Чудовищные насекомые съели все краски. Сон был настолько реален (если подобное можно назвать реальным), что Ван Гог, проснувшись, вскочил с постели, зажег керосиновую лампу и подошел к картине. Ничего не изменилось. Он открыл папку с рисунками – насекомые с выпученными глазами тоже на месте.

И тут, сев на кровать, он вспомнил, кто подал ему идею юга. Антон Муаве. Он вспомнил последний разговор с ним. И свои злые слова о Смерти, сопровождающей новобрачных в картине Дюрера. И горькую улыбку учителя...

Может быть, он вспомнил все это и перед тем, как нажать курок револьвера и пустить себе пулю в сердце 27 июля 1890 года...