О символике цветов в классическом искусстве

Редкий посетитель картинной галереи не остановит взгляд на голландском натюрморте с букетом цветов. Как будто вчера, а не четыреста лет назад, написаны эти пышно распустившиеся или целомудренно сомкнутые чашечки — так ярки краски, так шелковисты лепестки с капельками невысохшей росы, что чудится, в воздухе начинает витать нежный аромат. Мастерство живописи и очарование самого предмета заслуженно привлекают к цветочному натюрморту внимание зрителей. Но мало кто задумывается над тем, что натюрморты XVII века — лишь самый яркий, триумфальный момент в длительной истории изображения цветов в искусстве.

С незапамятных времен человек оценил не только целебные свойства, но и радующую глаз красоту этих дивных творений природы и включил цветы в контекст культуры. Цветы были связаны с богами, они были символом силы или воли богов, служили приношением во время религиозных обрядов. В рельефах и фресках Древнего Египта часто можно видеть изображение человека, вдыхающего аромат лотоса. Египтяне считали лотос священным цветком, содержащим божественную силу, и вдыхание его аромата должно было наделить этой силой человека. Другая область, где уже в ранних культурах использовалась цветочная символика, охватывала всю сферу любовных отношений в жизни, любовную лирику и светское эротическое искусство. В античной Греции покровительницей цветов и садов считалась богиня любви — “фиалкоувенчанная” Афродита. Древние греки пытались при помощи мифологических фигур и историй объяснить красоту цветов, смену сезонов и циклическое возрождение природы. Они верили в одушевленность растений, полагая, что в каждом из них живет волшебное существо — дриада или нимфа.

Египетская фреска

Античный антропоморфизм ярко выразился в “Метаморфозах” Овидия. Сочинение этого римского поэта I века н.э. содержит греческие предания о происхождении различных птиц, животных и растений, которые некогда были людьми и свой новый облик обрели по воле богов. Истории из “Метаморфоз” о Гиацинте и Нарциссе, превращенных в цветы, известны более других не в последнюю очередь благодаря распространенности самих цветов. Произведение Овидия снискало неумирающую славу в веках. На протяжении двух тысячелетий было создано огромное количество произведений на сюжеты “Метаморфоз”. Возможно, самое известное среди них — картина Пуссена “Царство Флоры”, в которой художник неожиданно вернул героям их человеческий облик, изобразив в виде прекрасных юношей и девушек, какими они были до превращения.

Никола Пуссен. Царство Флоры. 1631. Картинная галерея, Дрезден

В античном Риме хранительницей цветов и садов почитали Флору — богиню плодоносящих сил природы, одно из самых древних божеств римского пантеона. Ей были посвящены Флоралии — праздник в честь богини, праздновавшийся между 28 апреля и 3 мая и отличавшийся большой вольностью нравов. Обычай праздновать Флоралии возродился в ренессансной Флоренции, и в этом “цветущем” городе (fiorentе — по-итальянски “цветущий”) был создан самый знаменитый памятник Флоре — картина Боттичелли “Весна”. В расшитом цветами платье легкой поступью ступает богиня, разбрасывая белые и красные розы, определяя начало весеннего цветения на земле. Ее облик необычайно схож с изображением Флоры в помпейских фресках, хотя они были открыты намного позже и художник не мог их видеть.

В Древней Греции и Риме, как и в Древнем Египте, широко был распространен обычай использовать цветочную декорацию во время религиозных и светских празднеств. Венками и гирляндами украшали статуи богов и участников религиозных процессий, греки сажали цветы на могилах умерших и осыпали лепестками роз и фиалок ложе новобрачных. В императорском Риме увлечение цветами, особенно розами, дошло до крайностей. Роза, бывшая дотоле атрибутом Венеры-Урании — богини возвышенной любви и честного брака, посвящается теперь Венере-Пандемос — богине чувственной любви, становится цветком роскоши и разврата, непременной принадлежностью оргий.

В знаменитом обеденном зале во дворце Нерона, потолок и стены которого вращались во время пиршества при помощи особого механизма и изображали попеременно четыре времени года, вместо града и дождя на гостей стали сыпаться свежие лепестки роз. Во время пиров ковром из лепестков роз устилали полы, цветами были украшены не только гости, но и слуги, танцовщицы, блюда, столы и сами кушанья. На одном из пиров, устроенных императором Гелиогабалом, гостей забросали таким множеством розовых лепестков, падавших с потолка, что некоторые из знатных патрициев задохнулись под ними к вящему удовольствию хозяина.

Для первых христиан роза как атрибут порочного и развратного Рима служила символом гибели и смерти. Тертуллиан написал строгое послание против употребления венков из роз, а Климент Александрийский почитал грехом увенчивать голову таким венком. После падения Римской империи в эпоху раннего христианства цветы как декорация и сюжеты для живописи были отвергнуты, и вместе с тем пришла в упадок культура цветов и садов.

Новый импульс для развития был получен в VIII в. при Карле Великом. Во время Крестового похода в мавританскую Испанию император увидел арабские сады, в которых каждый цветок имел свое значение — языком цветов пользовались жены в гареме. Благословенная тень, журчание прохладного фонтана, благоухание и красота невиданных цветов дарили телу и душе желанное отдохновение. В этих восточных садах император узрел воистину прообраз рая небесного на земле. Декретом 795 г. Карл Великий повелел разбить в своих замках, а также и в монастырях сады и посадить в них лекарственные растения, овощи и фрукты, а также цветы — розы, маки, лилии и ирисы, и таким образом заложил основы европейского садоводства.

Примерно в то же время началось развитие христианской символики цветов и языка цветов. По прошествии веков красота цветов покорила святых отцов, и лучшие растения стали ассоциировать с Девой Марией, Христом и святыми. В сохранившемся описании монастырского сада в Германии того времени его автор выделил “два цветка, особенно любимых и снискавших восхищение, которые веками стоят как символы величайших сокровищ церкви — роза, символ пролитой крови мучеников, и лилия — сияющий символ веры”.

Тексты Библии давали пищу христианским мыслителям для построения символических конструкций и аллегорий. В стихах псалмов, в пророчествах Исайи, на страницах Нового Завета повторяются слова, уподобляющие жизнь человеческую траве. “Что до человека, его дни, как трава, он цветет не долее, чем цветок на поле. Ветер прошел над ним — и нет его, и место, где он был, неизвестно” — эти стихи из псалма 103 на многие века стали впечатляющим образом бренности и скоротечности земной жизни. Поскольку слава мирская и блага земной жизни тленны и эфемерны, цветок в христианском искусстве также является символом пустоты (по-латыни vanitas) — пустой суеты в достижении богатства и почестей.

Вместе с тем слова пророка Исайи о ростке от корня древа Иессеева и о цветке, который даст этот побег, истолковывались теологами как пророчество о Деве Марии и Христе. Обычной метафорой у христианских писателей стал образ Христа — прекраснейшего из цветов, и это способствовало оправданию природы и восприятию ее в положительном смысле. Красота цветов становилась подтверждением того, что мир создан Богом.

Распространение христианской символики на мир растений основывалось на мысли теологов Средневековья о том, что Бог явил свою мудрость не только через слово своей первой книги — Священного Писания, но и посредством второй “книги” — сотворенного им мироздания с землей и всеми населяющими ее животными и растениями. Для средневекового сознания характерен символический образ мышления, причем его отличительной чертой была универсальность, распространявшаяся на все проявления жизни. Любое явление земной жизни, любой предмет, в том числе и из мира растений, помимо своего прямого смысла мог быть истолкован аллегорически и символически, поскольку и самое малое творение помогает узреть великую мудрость Божью.

Как действовал “механизм” такого сознания, замечательно описано в “Житии святого Франциска Ассизского”: “После обращения глаза его открылись, словно у неграмотного, научившегося читать. Теперь на всем он видел печать Бога — Создателя и Спасителя: кусок дерева означал для него крест, камень — Иисуса Христа, названного в Писании краеугольным камнем, цветы — тоже Господа нашего, называемого лилией долин... солнце напоминало ему о Боге, оно было символом истины”. Он полагал, что разгневает Создателя, если не оценит по достоинству Его дары, и братской любовью обнимает весь низший мир творений, выражая ее в словах гимна:

Хвала Тебе, Господь мой, от нашей матери-земли,
Она питает нас и нами руководит,
И порождает нам плодов такое множество,
Цветы дает нам красные и травы.

Сборник своих религиозных писаний Франциск Ассизский назвал “Цветочки”.

Многие цветы, известные по сочинениям античных авторов (прежде всего ботаника Диоскорида) под латинскими именами, получили в христианские времена религиозные названия. Так, примулу называли ключами святого Петра или Девы Марии (соцветие напоминает связку ключей), пасхальной свечой (часто время ее цветения совпадает с Пасхой). Разные колокольчики именовали лилией святого Иосифа, Вифлеемской звездой, короной Марии, перчаткой Марии, мак называли пуговицами Марии, бегонию — сердцем Иисуса и Божественным оком, вьющийся клематис — волосами Христа или бородой Бога, календулу (ноготки) — пальчиками Марии и салатом всех святых. Сочинения мистиков множили эти уподобления до бесконечности.

Символическое значение приписывалось цветам по ассоциации с разными признаками — с формой, цветом, по созвучию с названием цветка, по месту произрастания. Все белые цветы означали чистоту и непорочность, в особенности белые розы и лилии, красные цветы были символом Страстей Христовых (особенно розы), крови, пролитой святыми и мучениками. Аквилегия (водосбор), чьи лепестки отдаленно напоминают голубя, считалась символом Святого Духа, а ее трехчастные листья символически соотносились со Святой Троицей, так же как земляника и маргаритка благодаря форме своих листьев, а анютины глазки — цветов. Цветы всех оттенков синего, голубого, сиреневого — колокольчики, васильки, фиалки, ирисы, незабудки — напоминали о небесной синеве. Незабудка уже своим именем напоминала о необходимости размышлений о божественных сущностях.

Неудивительно, что эти же цветы чаще всего можно увидеть в бордюрах фламандских молитвенников XV века, особенно тех, что были созданы мастерами Брюгге и Гента. Они символически связаны с религиозными сценами, помещенными в центре страницы. Фиалки, маргаритки, кустики земляники обрамляют образ Христа Вседержителя, тем самым подчеркивая, что величие его — в смирении, так как эти скромные цветы, растущие незаметно среди травы, означали именно эту христианскую добродетель. Тщательный иллюзионизм, с каким они написаны — с отбрасываемыми на золотой фон тенями, с капельками росы, дрожащими на лепестках, породил смелую гипотезу, что изображенные цветы в более позднее время заменили реальные растения, что вкладывали между страницами часовников, которые брали с собой знатные паломники. Цветы и насекомые, засушенные между страницами книги, были драгоценными напоминаниями о важных моментах паломничества. Их хранили как сокровища.

Изображения цветов, естественно, встречается в картинах, живописующих рай — страну изобилия, с благословенным мягким климатом, в которой человек и животные живут в совершенной гармонии в окружении роскошной, изобильной растительности и из которой Адам и Ева были изгнаны за неповиновение. Этот сад неподвластен смене сезонов — в нем всегда царит лето и цветы цветут круглый год. Именно таким предстает Эдем в центральной картине знаменитого “Гентского алтаря” братьев Яна и Губерта ван Эйков. В сценах грехопадения цветы у ног прародителей символизируют рай, так же как и зелень с цветами у ног святых на многочисленных створках алтарей нидерландских художников начала XVI в.

У итальянских художников Кватроченто цветы зацветают даже в сценах Рождества (“Рождество” Филиппо Липпи), происходившего, как известно, зимой, выражая радость мира по поводу рождения младенца Христа и являясь знаком грядущего рая для спасенного человечества.

В Средние века теологи полагали, что земной рай не был смыт потопом, но уцелел и где-то продолжает существовать. Экземпляры экзотической флоры, привозимые первооткрывателями из Нового Света и Индии, поначалу воспринимались как подтверждение этих чаяний, но к концу XVI в. стало понятно, что этим упованиям не суждено сбыться.

Как бы то ни было, во времена Средневековья реальный земной сад считался образом небесного рая. Сады разбивались при монастырях, позднее в замках; цветоводство стало важным занятием монахов. И в церковном, и в светском саду центральное место отводилось растениям, проникнутым христианской символикой. В первую очередь это были розы и лилии — цветы, посвященные Деве Марии. Роза, цветущая среди шипов, уподоблялась Деве, родившейся и жившей среди грешников.

Немецкие живописцы в эпоху интернациональной готики изображали Мадонну с младенцем в розовом саду или в беседке, увитой розами. Этот маленький розовый сад символизировал рай, который обретало человечество через крестную жертву Богочеловека, рожденного Девой. Образ “огражденного сада”, символизировавший непорочность Марии, розы, как и многие другие метафоры, связанные с Марией и Христом, были заимствованы из “Песни песней” Соломона. Под пером святых отцов этот шедевр любовной лирики превратился в выражение пылкого религиозного чувства и был истолкован в терминах христианской символики.

Стефан Лохнер. Мадонна в беседке из роз. 1440

Не случайно связано с розами и название четок в европейских языках (rosary, le rosaire). По старинной средневековой легенде, сама Мария собрала бутоны роз, слетавшие с губ молодого монаха, когда он вновь и вновь повторял молитву в честь Святой Девы, и сплела из них гирлянду, которой и увенчала свою голову.

Сочинение немецкого доминиканского монаха 1470-х гг., прописавшего введение в обиход четок и установление поклонения святому Доминику, способствовало популярности праздника четок. На этот довольно редкий в живописи сюжет — прославление праздника четок — написана картина А. Дюрера “Мадонна четок”, в которой множество маленьких ангелов-путти держат розовые венки и увенчивают ими сидящую на троне Мадонну.

Албюрехт Дюрер. Мадонна четок. 1506

В Италии распространение получила иконография “Santa Maria della Rosa (Мадонна с розой)”, и один из самых запоминающихся образов, отмеченный аристократической элегантностью и холодностью, присущей искусству маньеристов XVI в., принадлежит кисти Пармиджанино.

Пирамиджано. Мадонна с длинной шеей. 1534-1540

В христианском искусстве роза символизировала также добрые дела, творимые святыми, и в этом качестве являлась постоянным атрибутом некоторых из них. Корзину, полную роз, держат святая Касильда (Ф. Сурбаран. “Апофеоз св. Касильды”) и святая Доротея (Лукас Кранах Старший. Алтарь св. Екатерины), розы изображаются на коленях или в переднике у святой Елизаветы Венгерской.

Франциско де Сурбаран. Св. Кастильда. 1638-1642

Другим главным цветком Девы Марии была белая лилия — символ чистоты. Чаще всего в этом качестве она фигурирует в сцене Благовещения: ее держит в руках и как будто подносит Марии архангел Гавриил или она может стоять в вазе. В ранних произведениях Гавриил изображался держащим оливковую ветвь — распространенный в античности знак доброй вести, но позднее оливу заменила лилия (Ян ван Эйк. “Архангел Гавриил” — фрагмент композиции “Благовещение” на створках Гентского алтаря). Как символ чистоты и целомудрия лилия стала атрибутом многих святых и фигурирует в изображениях Екатерины Сиенской, святой Клары, святых Антония Падуанского, Франциска Ассизского, Доминика, Фомы Аквинского, Филиппа Нери. Подчеркивая целомудрие святого Иосифа (мужа Марии), лилия выступает и его атрибутом.

Ян ван Эйк. Гентмский алтарь. Створка с Архангелом Гавриилом. 1432

Третьим посвященным Марии цветком был ирис, или мечевая лилия. Его название происходит от формы листьев, напоминающих меч, и это ассоциативно связало цветок с “семью скорбями Богоматери”, как меч пронзившими ее сердце. В сцене “Поклонения пастухов” алтаря Портинари Гуго ван дер Гуса ирисы в фаянсовой вазе на земле на первом плане вносят грустную ноту в радостное событие Рождества, ибо намекают на грядущие страдания Марии.

Хуго ван дер Гус. Поклонение волхвов. 1476-1479

Помимо этих основных цветочных атрибутов, Деве Марии вообще посвящалось все множество цветов. Она как будто унаследовала роль античной Флоры — покровительницы цветов. Май — месяц весеннего цветения — был посвящен Марии, и существовал обычай в мае служить 31 цветочную службу, по одной на каждый день, отмечая ее каким-либо цветком.

В сценах, связанных с Девой Марией — в Благовещении или Рождестве, — появляются и первые букеты. Они объединяют основные посвященные ей цветы в символический “букет добродетелей Девы Марии”. Мастер Благовещения из Экса написал такой букет из красной розы жертвенности, лилии девственности и ириса страданий на первом плане алтаря “Благовещения”. От букета — детали, хотя и многозначащей в фигурной композиции, до букета — самостоятельного предмета изображения оставался один шаг, и его сделал нидерландский художник Мемлинг, написав первый цветочный натюрморт на обороте мужского портрета в маленьком триптихе, где центральную створку с изображением Марии с младенцем обрамляли портреты четы донаторов (1490). В нише на персидском ковре, покрывающем стол (а скорее алтарь), Мемлинг изобразил фаянсовую вазу с монограммой Христа (HIS) с букетом из лилии, ириса и колокольчика. В закрытом виде на створке перед молящимся представала не религиозная фигура, как обычно, а ее символ, выраженный в виде изящного цветочного натюрморта. Ниша есть знак сакрального пространства, ваза, как указывает монограмма, символизирует Христа, который есть “сосуд жизни вечной”, чистотой (лилия) и страданием (ирис) победивший смерть (колокольчик-аквилегия был символом победы жизни над смертью).

Это одно из ярчайших проявлений скрытого символизма нидерландской живописи XV в., достигшей высочайшего совершенства в воплощении сакрального смысла в религиозной картине при помощи точно выбранных и предельно правдоподобно переданных предметов окружающего мира.

Окончание в №3