Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №5/2006

ВЫСТАВОЧНЫЙ ЗАЛ

Н о в о с т и   к у л ь т у р ы

Марк САРТАН

МАСТЕР НАШЕГО ПЕЙЗАЖА

В Третьяковской галерее прошла выставка знаменитого русского пейзажиста Алексея Саврасова

Проселок. 1873. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Когда мы говорим «Саврасов», то почти наверняка подразумеваем «Грачи прилетели». Будучи растиражированной в миллионах плохих репродукций, эта картина стала хрестоматийной до заезженности. А что еще? Весьма вероятно, ценитель русского пейзажа вспомнит «Проселок». Маловероятно — картину «Могила на Волге». Все прочее — скорее область профессиональной компетенции художников и искусствоведов.

Устроители выставки, естественно, относятся к последней категории. Видимо, они решили расширить горизонты знаний широкой публики и, воспользовавшись почти юбилейной датой — 175-летие со дня рождения, устроили в Третьяковке большую персональную выставку знаменитого пейзажиста.

Намерения заявлены честно: «Нередко Саврасова считают как бы «художником одной картины», не представляя подлинного масштаба его творчества. Однако уже в 1850-е годы он стал ведущим пейзажистом и исполнил множество прекрасных произведений, в большинстве своем этапных для развития всей отечественной живописи».

Могила на Волге. Окресности Ярославля. 1874. Государственная Третьяковская галерея, Москва

И действительно, произведения представлены во множестве. А ведь нет, пожалуй, такого художника, которому выставка всех его картин шла бы на пользу. Каков бы ни был гений, а что-то ему удалось лучше, что-то хуже, а что-то, возможно, даже совсем не удалось. Саврасов же, несомненно, талант, но вряд ли гений. И обещанные этапные произведения, кроме трех заведомо известных, обнаружить трудно — тонут в общей массе.

Развеска хронологическая. Вот найден чудный закатный тон в «Чумаках», который потом не раз эксплуатируется — чуть ли не до самоповторов. Вот полный тончайших цветовых и световых переливов «Морской берег в окрестностях Ораниенбаума», но с темным недвижным камнем посередине, словно придавившим композиционное решение своей инертной массой. Вот швейцарские попытки справиться с воздушной перспективой, увы, чаще неудачные. Первый зал скорее демонстрирует поиски, чем находки.

Рожь. 1881. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Второй зал уже роднее. Видно, как отказавшись от закатов и горных ландшафтов, художник постепенно обретает свои излюбленные мотивы. В «Лосином острове в Сокольниках» впервые на переднем плане появляется огромная рытвина с лужей. На смену альпийским ландшафтам приходят волжские просторы, половодья и темные болота. А изобильная летняя зелень под солнцем вытесняется грязным весенним снегом, холодными проталинами и серо-синими оттепелями. Еще немного, и дойдет дело до грачей. Да, точно, вот и они — в самом центре экспозиции.

Морской берег. 1854. Частное собрание, Санкт-Петербург

Дальше, если честно, почти совсем неинтересно. Живописным достижениям позднего периода никак не способствовали печальные личные обстоятельства — болезнь глаз, смерть Перова, с которым Саврасов очень дружил, увольнение со службы, разрыв с семьей и, чего греха таить, тяжелый алкоголизм. Да и мода сменилась: эффектные Семирадский, Клевер и Куинджи ценились (в денежном эквиваленте) чуть ли не в сотни раз выше. Творчество Саврасова явно пошло на спад. Закатное солнце опустилось в «Рожь», и все померкло. Не из этой ли ржи через десять лет взлетят предсмертные вороны Ван Гога?

Выставка наглядно показывает невеликое богатство живописных достижений художника. Но так же очевидна его главная заслуга: поворот к родному пейзажу, сколь реалистическому, столь и поэтическому. Да, выразить любовь к родной природе лучше удалось его ученикам и продолжателям — Левитану, Коровину, Нестерову. Но заразить зрителя этой любовью было дано именно Саврасову.

Озеро в горах Швейцарии. 1866. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Магия не пропала и сегодня, когда мы успели усладить свой взор если не пейзажами Ривьеры, то пляжами Турции. После выставки Саврасова привычная лужа посреди дороги перестает восприниматься только как вечное и неизбежное российское проклятье. Она волшебным образом превращается в неотъемлемую часть красоты нашей загадочной Родины.