Гюстав Доре представляет собой ярчайший тип поэта-художника. «Нет искусства без поэзии», — постоянно повторял он. И это особенно проявилось в грандиозных иллюстрациях к «Божественной комедии» Данте (I861–I869).
Теофиль Готье писал сразу после выхода книги с гравюрами Доре: «Нет другого такого художника, который лучше, чем Доре, смог бы проиллюстрировать Данте. Он обладает тем визионерским взглядом, который присущ Поэту. Художник создает атмосферу ада: подземные горы и пропасти, хмурое небо, где никогда нет солнца. Этот неземной климат он передает с потрясающей убедительностью».
В этом издании Доре отказывается от виньеток, чтобы все внимание сосредоточить на больших листах иллюстраций, напечатанных на тонированной бумаге с широкими белыми полями. Каждая композиция решена как отдельная самоценная картина. Воздействие этих листов достигнуто благодаря гениальной композиции и эффектному освещению. Здесь нет никакой театральности, потому что мастер сам потрясен видениями Данте и торопится воплотить их. Вот лист, изображающий начало поэмы Данте: громадные деревья с могучими узловатыми корнями возвышаются на холме, отчего еще более одиноко выглядит фигура Данте, с ужасом оглядывающегося назад. Деревья, переплетаясь вершинами, мощными ветвями, образуют подобие некоего свода, пещеру, в темную мглу которой должен ступить Данте. Сильные контрасты света и теней, страшный лес — все это создает настроение тревожной загадочности.
Вот другой лист, изображающий встречу с пантерой. Композиция этого листа построена с таким расчетом, чтобы показать невозможность для Данте миновать пантеру, символизирующую чувственность. Весь первый план погружен в тень. Склоненная фигура Данте и скалы, напоминающие его согбенную фигуру, создают единый ритм. И вдруг резким диссонансом — ярко освещенная каменистая площадка, а на ней — извивающаяся, готовая к прыжку пятнистая пантера.
Замкнутый горизонт, темная тональность гравюр, пространство, заполненное толпами грешников, — все это характерно для страшных картин ада. Но вот пугающие бездны ада остаются позади, и поэты попадают в чистилище:
С надеждою вступил я в первый круг.
Цвет сладостный небесного сапфира
Сливался здесь с дыханием эфира.
Все светлое, что видел я вокруг,
Душе моей, томимой видом мук,
Моим очам надежду возвратило.
