Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №9/2007

ТЕТ-А-ТЕТ

Н а ч и н а я   с   X X   в е к а

Янина Белошапкина

“Идущий человек”
Альберто Джакометти

Он брал уроки у лучших мастеров своего времени — Бурделя и Архипенко, увлекался кубизмом, сюрреалисты считали его своим другом и последователем; он интересовался первобытной культурой, восхищался мастерами итальянского Возрождения, его вдохновляло искусство Африки и Океании — соединившись, все эти такие разные направления создали прочный сплав — то, что станет впоследствии стилем швейцарского художника и скульптора Альберто Джакометти. Кроме прочего, он проявил себя превосходным литератором — вел дневник, писал мемуары и критические статьи о современном ему искусстве. Он был классическим примером ренессансного «homo universalis» — человеком, талантливым во всем, за что бы ни брался.
Творчество Джакометти всегда стояло несколько особняком в искусстве ХХ века — его нельзя отнести ни к одному из главенствующих тогда течений, хотя многим из них он отдал должное. Несмотря на широкую известность, последователей у него не появилось. Да и разве могли они быть? Кто, кроме самого Джакометти, смог бы создать эти бестелесные, не имеющие веса, кажется, принадлежащие иной реальности конструкции?
Уже в ранней юности проявилось необычное видение будущего художника, когда он добросовестно пытался под руководством своего отца (довольно неплохого живописца) написать реалистичный натюрморт и всякий раз убеждался, что это не в его власти. И дело тут было отнюдь не в отсутствии умения или знания натуры. Под его руками возникали новые, невиданные доселе формы просто потому, что только таким образом он мог воплотить на листе бумаги или в скульптуре свою индивидуальность, свои эмоции.
Уже в первые годы жизни в Париже, куда Джакометти переехал из небольшого швейцарского городка, где прошло его детство, он заинтересовался проблемой соотношения в скульптуре массы и пространства, которую он пытался решить, создавая удивительные произведения — «скульптуры в клетке», как он их называл. И эти поиски будут продолжаться до последних дней художника. Принимаясь за очередную работу, Джакометти, как и в юности, замечал, что ему так и не удается достичь натуроподобия — формы истончаются и тают, превращаясь в удивительные стилизации, невероятные по силе пластического совершенства и эмоциональной наполненности. Оказалось, что эти странные условные создания могут быть гораздо более живыми, чем самое жизнеподобное творение выпускника академии художеств.
«Всякий раз, когда я принимаюсь за работу, я без малейшего колебания готов уничтожить всё то, что сделал днем раньше, так как каждый день мне кажется, что я вижу нечто большее». Представим, как должен был мучиться этот человек, переживавший всякий новый день, как последний, как сжимала сердце постоянная неудовлетворенность собой, истощая его — и находя воплощение в этих длинных изможденных фигурах, оставляющих ощущение невероятной хрупкости. Бесплотность этих скульптур должна была, по мысли мастера, демонстрировать призрачность материального мира — таким его воспринимал он сам: «Когда я… видел людей, проходящих по улице, я представлял их узкими вытянутыми фигурами, которые я находил удивительными, но для меня было невозможным представить их в натуральную величину. На расстоянии они становятся не более чем призраками. Если тот же человек подходит ближе, это уже другой человек. И если он подходит слишком близко… я уже не могу видеть его по-настоящему».
Но попробуйте-ка передать этот эффект призрачности в таком сугубо «земном» виде искусства, как скульптура! И тем не менее Джакометти это удается, более того — становится главным средством выразительности, отличительной особенностью работ мастера. Эти гипсовые или бронзовые скульптуры покрыты мелкой фасеткой, задерживающей и поглощающей свет, так что создается ощущение, будто окружающий воздух разъедает их. Бугристая поверх­ность работ производит впечатление беспокойства и повышенной эмоциональной напряженности.
Одна из таких скульптур — «Идущий человек». Ее можно назвать в некотором роде душевным автопортретом самого Джакометти, трогательного и ранимого, утонченного и рефлексирующего, одинокого и потерянного в окружающем мире, но продолжающего несмотря ни на что упрямо двигаться вперед, к достижению своей цели.