Мир на орбите искусства

Само существование искусства вызывает многие вопросы и споры. Прежде всего неясно, в чем причина существования искусства в прагматическом деловом веке, который все свои потребности измеряет всеобщим эквивалентом – теперь он называется “условными единицами”, хотя трудно найти в нынешнем мире что-то более безусловное, чем эти единицы. Однако же в нынешний практический век, с его огромными городами, колоссальными предприятиями, с охватывающими весь мир транспортными связями, радио и телевидением, банкоматом и Интернетом, со многими технологическими системами, которые обслуживают миллионы людей, роль искусства не снижается, а, напротив, неустанно возрастает. Правда, само искусство меняется неузнаваемо, зато в прошедшем тысячелетии и уже в начале наступившего тысячелетия нам удалось многое узнать о том, каким было искусство со времени появления человечества. Нам известно, что в истории человечества никогда не было народа без искусства, правда, это было разное искусство. Мы знаем сейчас, что науку, (познание окружающего мира), мифологию, (систему легенд, которыми люди объясняли себе мир) и искусство – в котором воплощалось все реальное и фантастическое в познании мира, – древнейшее человечество не различало. Точно так же различие между видами искусства пришло много позже, а первоначально живопись, скульптура, орнамент, музыка, пляски, пение, театр не отделялись друг от друга, свободно и естественно переходили друг в друга – словом, духовная жизнь первобытных людей была единой деятельностью и, что самое важное, материальная жизнь не отделялась от духовной; всякие росписи, пляски, пение легенд и заклинаний были неразрывно связаны с охотой, рыболовством, собиранием съедобных растений и мелких существ, изготовлением первых каменных и костяных орудий, деревянных изделий разного назначения. Конечно, сейчас трудно проследить и объяснить все связи между различными областями материального производства и духовной культуры. Но кое-что нам уже стало ясно. Сорок тысяч лет тому назад человек стал “человеком разумным” и создал основы того, что позже стало неотъемлемым качеством человека.

Именно в те отдаленные годы где-то на стыке Северо-Восточной Африки, Юго-Западной Азии и Юго-Восточной Европы зародились первые языки, о которых мы можем судить, выявляя их остатки в ныне существующих языках. Один из таких языков (ностратический, то есть “нашенский” дал начало языкам Европы и Южной Азии: индоевропейским, семитским языкам (в Передней Азии, арабских странах, Эфиопии), хамитским языкам (древние языки Африки, в том числе египетский), финским, тюркским, манчьжурским, даже японскому языку. Другой язык – сино-кавказский – стал прародителем языков Китая, Тибета, Бирмы, многих языков Кавказа (абхазского, чеченского, ингушского), языков енисейских народов, индейцев западного побережья Северной Америки. Удивительно, что такие современные слова, как “кепка”, “капитан”, “капор”, происходят от слова “кап” (голова), которые употребляли люди, с каменными топорами и ножами охотившиеся на мамонтов и других давно исчезнувших животных. Не менее удивительно, что распространение культуры – мифологических символов, художественных образов, типов построек – не совпадает с путями, которыми, по-видимому, распространялись языки.

Сравнение археологических и этнографических данных – то есть того, что открыли раскопки в тех местах, где были расселены древние люди, с тем, что увидели путешественники, появившиеся в диких зарослях, пустынях, в тундре и тайге, вообще в отдаленных от цивилизации местах, где сохранились удивительные обычаи и нравы, восходящие к традициям древних народов Азии, Африки, Австралии, Океании, – показывает, что есть общие законы, согласно которым живут и развиваются человеческие сообщества, племена, роды, семьи. В древнем эпосе разных народов, будь то греческие поэмы “Илиада”, “Одиссея”, “Труды и дни”, “Теогония”, латинские поэмы “Георгики”, “Энеида”, “Метаморфозы”, германская “Песнь о Нибелунгах” или индейский эпос “Пополь-Вух”, даже в “Слове о полку Игореве”, хотя этот русский эпос относится к более позднему времени (конец XII века), всегда заключен древний слой представлений, в котором обнаруживаются не всегда понятные образы, утверждения, ссылки на обычаи, неписаные законы, традиционные установления. Благодаря им можно вычислить, угадать заветы древней мудрости, которые определяли, регулировали отношения в племени, роде, семье и без которых невозможна жизнь человеческого коллектива уже в те времена, когда не было письменности, когда законы и правила не могли высекаться на камне, заноситься на папирус или на пергамент, служившие первыми материалами для письма пером и кистью, или же на глиняные плитки, в которых выдавливались клинописные знаки. Нет сомнения, что уже на стадии древнего каменного века (палеолита) произведения искусства фиксировали то, что реально происходило в жизни; нет сомнения, что знаменитые сцены охоты в пещерах Франции, Испании, Африки показывали образцы погони за зверем, овладения мастерством точного и неотразимого удара; эти же изображения были своеобразными предсказаниями будущих удач в охоте, заклинанием, обращением к высшим силам с просьбой о даровании успешных результатов охоты. Наскальные росписи нового каменного века (неолита) не могут быть вполне расшифрованы, но общий смысл их понятен. Здесь повествование более развернуто, более подробно, и потомки могут читать на скалах развернутые сцены охоты, походов, плаваний на лодках со многими воинами, встреч и столкновений. Другая новая сторона искусства неолита это стелы с изображением человеческих лиц – своеобразными предметами поклонения тем высшим силам, которые властвуют над судьбой человека и человеческого коллектива.

При знакомстве с первоначальными шагами искусства в первобытном обществе естественно предположить, что искусство служило закреплением общественного опыта и средством обращения к тем существам высшего порядка (они не имеют еще грозного, пугающего облика божества), всемогущей силе, перед которой человек беспомощен. Но это лишь отчасти верно. Ясно, что в самые древние времена искусство ставило себе цели куда более широкие. Если бы задачей художника была только фиксация факта, были бы излишними поразительные тонкости в очертаниях зверя, в каждом движении, в распределении света и тени на каждой мышце животного, в градации оттенков расцветки шкуры. То же самое можно сказать о стелах неолита: заботливо очерченное лицо божества говорит о чем-то более важном и совершенном, чем просто предмет поклонения, знак высшей силы, повелевающей людьми. Это значит, что древний художник был уже художником, то есть он умел видеть прекрасное, запечатлевать его признаки, придавать черты прекрасного воплощениям верховных сил природы. Иными словами, еще не умея обозначить свое отношение к миру средствами языка (среди примерно десятка слов, которые удалось обнаружить как слова ностратического языка, вообще нет отвлеченных понятий), уже в глубочайшей древности люди развивали свое зрение, фантазию, вкус, эстетическое отношение к окружающему миру. Разумеется, у нас нет возможности выяснить, выделялись ли среди коллектива талантливые индивидуальности, бравшие на себя главную работу. Доступные нам этнографические свидетельства говорят не об особо одаренных личностях, а о талантливых коллективах, где от поколения к поколению, от старших к младшим передается драгоценная творческая память, коллективные навыки, которые сами члены коллектива не умеют объяснить, но с малых лет искусно воспроизводят.

Только в первых государствах, как Древний Египет, выдвигаются архитекторы и скульпторы, которые становятся важными государственными чиновниками, их окружают почетом и строят им пышные гробницы. До середины ХХ века считалось, что древнейшие люди ничего не строили, а находили убежища, пещеры, навесы, где можно укрываться от непогоды. Открытие в центре русского Черноземья стоянок с группами полуподземных крытых жилищ, изменило представления об образе жизни людей палеолита. У них были поселения с семейными домами, признаки коллективного искусства, как камни со следами ударов – нечто вроде ударного оркестра, отбивающего ритм танца, семейные статуэтки хранительниц очага – “семейных божеств”. В народной деревенской культуре почти все это дожило до наших дней. Вообще народное искусство донесло до нас очень древние традиции. Правда, еще недавно никто не подозревал, что они восходят к палеолиту. “Коллективные бессознательные” действия, особенно танцы и пение, можно наблюдать и сейчас в русской деревне, а семейные красные углы и семейные ремесла составляют прочную традицию русских деревень, тогда как в угро-финских и тюркских деревнях России есть свои древние особенности, а традиции казахских, среднеазиатских, кавказских и дальневосточных селений имеют свои особые черты, во многом выработанные в условиях средневековых национальных государств.

Уже давно установился взгляд, будто люди начали заниматься искусством в дни и часы, свободные от трудовой деятельности. Те, кто жил в деревне, знают, что это соотношение сейчас не отвечает бытовому укладу селян, а в древние времена оно просто было невозможно, поскольку каждое время года, каждый сезон имеет не только свой круг трудовых обязанностей, но и соответствующий ему круг календарных праздников со своим набором художественных занятий (танцев, песен, игр) и изобразительных искусств (крашения яиц, украшения елки или расцветших деревьев, росписей по дереву или стеклу) – каждый народ имеет такие традиции. Даже зимой, когда работы в поле прекращаются, в холодных зонах есть свой набор трудовых обязанностей и соответствующих им ритуалов, игрищ, развлечений и ремесел. Сами художественные ремесла – это часть трудовой жизни, и, как рассказывают сказки, песни, легенды, деревенское ремесло было одним из источников пропитания в очень давние времена. С самых древних времен искусство – это неотъемлемая часть трудовой жизни народов, и считать его только принадлежностью досуга нет оснований.

Можно сказать и другое: искусство нельзя отделить от культовых, мифологических, легендарных потребностей народов. Те религии, которые сейчас знакомы всему человечеству – христианство, иудаизм, ислам, буддизм, – появились на памяти людей, когда им была уже знакома письменность, и все их предания записаны, изучаются в течение многих столетий. Но и многие предшествовавшие им “языческие” верования тоже хорошо известны, изучены, вошли в сокровищницу культуры, особенно античная мифология – древнегреческая и древнеримская. Предания народов Азии, Америки, Африки, Австралии и Океании изучались европейскими исследователями в течение столетий. Германские, кельтские, индейские, китайские, индийские, полинезийские, негритянские и многие другие верования известны нам в основном благодаря искусству. Это же можно сказать о славянских божествах – Перуне, Свентовите, Яриле и других, они известны нам благодаря песням, играм, деревянным и каменным фигурам. Никакая религия и никакое первобытное верование не были бы возможны без искусства, которое было как бы материальным воплощение верований любого уровня и любой эпохи.

Итак, искусство появилось вместе с человеком и было неразрывно связано со всеми его знаниями и представлениями, со всеми его навыками и обычаями, со всем укладом его жизни. Рождение и смерть, любовь и брак, появление и воспитание детей, труд и досуг – все украшено, облагорожено и освящено искусством. Существенно, что искусство может непосредственно участвовать в жизни людей, но очень часто оно входит в жизнь вместе с верованиями, легендами, религией. Нет сомнения, что эта связь искусства с верой тоже стара, как человечество. В мире почти нет безрелигиозных народов, точнее говоря, известен лишь один народ, не верующий ни во что, – это цыгане. Известно, что цыгане как раз очень “художественный народ”, – песни и танцы испанских цыган, венгерских и русских, сыграли огромную роль в развитии европейской и латиноамериканской музыкальной культуры. Сейчас известно, что цыгане вышли из народа, наиболее богатого самыми разнообразными вероучениями. Они индийцы, говорят на одном из диалектов Северной Индии, откуда они были изгнаны мусульманскими завоевателями. Будучи неверующими (Проспер Мериме в знаменитой новелле “Кармен” заметил, что народ, живущий за счет чужих суеверий, должен был потерять свою веру), цыгане не знают религиозного искусства, и в целом искусство изобразительное им чуждо.

Одна из коренных черт искусства – его связь с процессами познания мира, которое имеет разные формы и разные пути, а отсюда и множество форм искусства. Наиболее последовательно уже в древности представление об искусстве как об одной из форм познания мира сформулировано
в IV в. до н. э. великим греческим ученым Аристотелем, предложившим для изобразительных искусств термин “мимесис” (подражание). Уже в античности были разные мнения относительно принципа подражания, и другой великий греческий философ, Платон, именно за подражательность осуждал изобразительные искусства.

Но тогда же особенно в Греции и Риме высоко оценили другое основополагающее качество искусства – его способность давать оценку явлениям мира, возвеличивать их, прославлять (как прославил великий греческий скульптор Фидий Зевса в храме Олимпии и Афину в храме Парфенон на холме Акрополь в Афинах) или осуждать, осмеивать (как Гомер осмеивал самоуверенного воина Терсита в поэме “Илиада”).

Третье замечательное качество искусства – это способность сооружать, строить некое продуманно организованное целое – будь то поэма, сложенная из песен, здание, имеющее основание, устои, перекрытия, стены (здание служит вместилищем других художественных произведений). Особенно ценилось это качество гармоничной организации в XV–XIX веках, когда знаменитые зодчие Аньоло Браманте, Андреа Палладио, Лоренцо Бернини, Жюль Ардуэн-Мансар, Бартоломео Франческо Растрелли, Василий Баженов, Андрей Воронихин, Карло Росси создали великолепные ансамбли зданий, связанные между собой единством художественных принципов и с размещенными в зданиях росписями, статуями, рельефами, мебелью, металлическими, деревянными, керамическими, стеклянными и иными украшениями.

Но есть еще четвертое качество искусства, без которого оно не может существовать и без которого лишается своего волшебного очарования, – это художественный язык, условный язык общения между творцом и потребителем искусства. Одна из главных особенностей искусства – его способность доставлять высокое наслаждение тем, кто умеет читать его язык. Знатоки архитектуры могут видеть гармоничное соотношение между опорами и нагрузками в здании, но глаз невоспитанного человека ничего особенного не увидит ни в Парфеноне, ни в Пашковом доме в Москве против Кремля, ни в Казанском соборе в Санкт-Петербурге. Чтобы оценить пение Шаляпина, танец Улановой, стихи Пушкина, Лермонтова, Блока, фильмы Тарковского или Шукшина, нужно воспитание глаза, слуха, эстетического инстинкта; впрочем, бывает и прирожденный инстинкт или музыкальный слух. Я знал простых крестьян, не получивших никакой специальной подготовки, но глубоко ощущавших красоту музыки Вивальди или Шуберта. Бывает и наоборот: образованный и многое повидавший человек абсолютно невосприимчив к красоте, изяществу, тонкой культуре.

Лев Толстой описал восприятие классического балета, вызывающего восторг знатоков, глазами героини, прекрасно танцующей и любящей танцевать, но не знающей языка классического танца: то, что она видит на сцене, представляется ей нелепым и противоестественным. Правда, здесь можно подозревать скрытую насмешку писателя, стремившегося к простоте и правде искусства, над культурой, далеко оторвавшейся от ее естественных народных корней. Но мы очень хорошо знаем нежелание широких кругов молодежи вникать в богатства художественной культуры, накопленные человечеством за тысячелетия. “Массовая культура”, возникшая в XIX веке, стремится возвратить человека, вкусившего плоды высокой культуры, к примитивному его уровню, к простейшим и легкодоступным развлечениям. Широчайшее распространение телевидения, радио, Интернета, доступность музеев, концертных залов, театров, видеозаписей и аудиозаписей ставят каждого человека, любого возраста и любого уровня образования, перед сложнейшими проблемами выбора эстетических симпатий. От этого выбора зависит, станет ли человек самостоятельной личностью или ухватится за легкодоступные удовольствия, ступая за влиятельным большинством.

Традиция просветителей XVIII и XIX веков (среди них такие глубокие мыслители, как Жан-Жак Руссо, Готхольд Эфраим Лессинг, Иммануил Кант, Виссарион Белинский) рассматривали искусство как параллель науке, пользующуюся не логическими доводами, а художественными образами. Так же смотрела педагогическая наука. Такая параллель и такое различие естественны и законны, но это только часть истины, и каждый, кто воспринимает искусство, ощущает это определение как неполное. Иммануил Кант, видевший в искусстве свободную игру познавательных способностей, оценил очень важное свойство искусства – быть продолжением свободной детской игры. Это снимает с искусства обязательность и однозначность его выводов, что в науке естественно, но в искусстве дополняется бесконечным множеством вариантов. Ю.М.Лотман определил это так: искусство имеет возможность осуществить те варианты, которые в жизни не были реализованы.

Поэтому определение искусства в современной эстетике выглядит как четырехчленная система, включающая познавательную функцию (мимесис), оценочную (аксиологическую), строительную (конструктивную) функцию и функцию языка как посредника между творчеством и восприятием (коммуникативную функцию). Эта система не случайная сумма признаков, а прямое отражение структуры личности человека, которая складывается (правда, в обратном порядке) из тех же составляющих ее элементов. Иными словами, искусство как деятельность отличается тем, что человек отдается ей целиком, а не только частью своего существа или своих способностей. Отсюда и сила воздействия искусства, поскольку личность творца встречается с личностями читателей, зрителей, слушателей во всей их полноте. Мир, предстающий в искусстве, богат не только всеми красками реальности, но и всеми красками творящей личности, что сталкивается с богатством мира. Это объясняет нам и то, почему произведения искусства прошлого (даже самого далекого) не утрачивают силы воздействия, а приобретают все новые краски. Это объясняет и то, почему современный мир, сосредотачиваясь в прагматической, деловой сфере, испытывает все большую потребность в многокрасочности и многозначности искусства. Наконец это дает ответ и на вопрос, почему “легкая” и не требующая духовных затрат “массовая культура” не одержала явной победы над многовековой традицией искусства, а скорее сама испытывает ее воздействие все более и более явное.