Снег и небеса Анатолия
Слепышева
Выставка картин Анатолия
Степановича Слепышева, состоявшаяся в зале
Российской академии художеств, зрелище во многих
отношениях необыкновенное. Прежде всего с точки
зрения судьбы самого художника. Талантливый
колорист, глубоко русский и по образности, и по
значимым для него традициям, Слепышев был
сначала “открыт” и признан во Франции и только
после этого – на родине, впрочем, это нередкий в
ХХ веке случай.
Верно и то, что свои самые
впечатляющие и значительные произведения
художник создал в самые последние годы. На
выставке хорошо видно, сколь планомерно шел
Слепышев к своим высшим достижениям. Несмотря на
характерную стихийность и даже демонстративную
небрежность живописи, он точно рассчитывает все
художественные эффекты своих картин,
последовательно ставит перед собой все более
сложные задачи и обдуманно добивается
совершенства.
В большом пейзаже с отарой
овец, бредущих по степи, господствует привычная
тональная система живописи, хотя в ней есть чисто
слепышевская интенсивность цвета, смелость и
точность мазков, как будто с маху брошенных на
холст. Но эта видимая небрежность – только
иллюзия. Внимательный взгляд обнаружит тонкий
расчет каждого оттенка, его пространственного
значения и его смысла в структуре картины.
Изображенный здесь диск солнца не ослепляет, он
тонет в густой дымке тумана и пыли. Все вместе
создает романтическую и по-своему торжественную
атмосферу.
Нет сомнений, что Слепышев был
бы отличным преподавателем живописного ремесла.
В годы перестройки он пытался обновить систему
обучения художников, воссоздав в Москве
“свободные художественные мастерские” по
знаменитому послереволюционному образцу. Он
пригласил туда преподавать Михаила Шварцмана,
Алексея Тяпушкина, Игоря Орлова, Алексея
Каменского. Однако его репутация
“беспорядочного” художника отпугнула
руководителей институтов, и этот великолепный
план не был осуществлен, отчего наше искусство,
несомненно, очень много потеряло.
После неудачи своего проекта
Слепышев поселился в Париже, где принялся
детально штудировать французских
родоначальников импрессионизма, практически
сопоставляя их цветовую систему с собственным
пониманием пейзажного образа. Зачастую он писал
как бы сразу две картины на одном холсте: в центре
– русский пейзаж, а по краям – широкая узорная
рама, живопись которой своими тонкими оттенками
напоминает Ренуара. Слияния парижского и
московского начал Слепышев добился только годы
спустя. Наиболее органично оно произошло в
пейзажах “Река” и “Зима”, датированных 2000
годом. “Зима” – вероятно, вообще лучшая картина
Анатолия Степановича. Это некое открытие и даже
откровение, что для русского искусства
удивительно особенно, ибо здесь немало
знаменитых зимних пейзажей. Вспомним хотя бы
“Февральскую лазурь”, написанную И.Грабарем в
1904 году, в которой привычная и казавшаяся
неизбежной тональная система живописи отброшена
ради слепящего и дурманящего импрессионизма! Но
для того чтобы увидеть небесную лазурь и солнце в
упор, Грабарю пришлось зарываться в снег и
прибегать к сложным приемам. Новизна же картины
Слепышева в том, что праздничное великолепие
солнечной зимней природы явлено без какого-либо
усилия, с удивительной естественностью, а все
напряжение творческого труда остается зрителю
неведомым. Это яркое белое солнце, эту
естественность восприятия природной стихии
русская живопись буквально выстрадала за два
столетия, если вести отсчет от Венецианова.
Но ведь и в творчестве
Слепышева (родившегося в 1932-м) и в российской
живописи в целом мы имеем дело не с конечным
результатом, а вполне возможно – с рождением
нового. Не сомневаюсь, что мы увидим еще много
неожиданностей в нашем искусстве, тем более что
сейчас в жизнь входят новые молодые силы.