Юрий Герчук

Москва в Берлине

Неожиданно московскую по всему ее духу и строю выставку увидел я в одной из берлинских галерей. Впрочем, и художник был тоже хорошо известный, московский – Виктор Пивоваров. Однако для Москвы это имя теперь уже почти историческое – из 70-х годов. С начала 80-х он живет и работает в Праге, и хотя бывает в Москве и даже привозил свои выставки, сегодня он уже вне московского художественного ландшафта. Помнят же его у нас, я думаю, больше всего по тем детским книжкам, которые он когда-то иллюстрировал.

Пивоваров принес тогда в графику для детей собственную, совсем новую интонацию – тонкий сплав лирики с иронией, сказки с бытовой реальностью. Неустойчивый, колышащийся мир этих нарядных акварелей, будто сдвинутый из обыденности в фантастику, населен был добродушными и очень симпатичными чудаками, а среди них узнавались авторы иллюстрируемых художником стихов – Овсей Дриз и Генрих Сапгир. “Какой должна быть детская книга, сказать очень просто: во-первых, она должна быть такой, чтобы в нее можно было войти. А во-вторых, там внутри, когда войдешь, должно быть хорошо”, – писал Пивоваров. И в его книжках в самом деле было всегда хорошо... А все-таки “быть только книжным художником – это еще не значит быть художником...” Мне кажется, что с такими словами Пивоварова можно было бы поспорить. Но суть их была не в утверждении некоего принципа, а в том, что нечто важное для художника нельзя было воплотить в этом жанре. И хотя изобразительный язык “взрослых” произведений Пивоварова остался во многих отношениях близким к языку его работ для детей, их диалоги со зрителем оказались гораздо более острыми и сложными.

А впрочем, не возвращаясь на сей раз к его давним московским работам, обратимся прямо к тому, что показал художник в Берлине. Вот остроумный цикл “Урок китайского” (1998). Длинные полосы серой бумаги, накручиваемые по-китайски на валики, несут на себе лаконичные тексты простейшего “азбучного” содержания, будто и впрямь предназначенные для школьных, самых первых уроков. Тексты, правда, не китайские, а русские, но буквы каждого слова изобретательно соединены в монограмму – в единый знак, отдаленное подобие иероглифа: “Дом на горе, тень на окне...” – всего шесть знаков, вместо восемнадцати. В другой шрифтовой композиции он выделил красными буквами в разрез черного безличного текста краткие фразы, меняющие тон и суть написанного: “Зачем это все” и “Пусто вокруг”. Текст как бы отрицает сам себя, обращается в собственную противоположность. Художник ведет тонкую игру словами и смыслами, знаками и их перетекающими значениями.

Подобные игры на пересечениях смысла и формы, на границах словесного и изобразительного языков характерны для художественного направления, называемого концептуализмом, а Пивоваров – один из признанных мастеров московского концептуализма. В арсенале этого направления – весьма различные художественные средства. Здесь слово, материал литературы, попадает в руки художника, в пространственную среду другого искусства. Иной раз оно принимает здесь трехмерную предметную форму, оборачивается как бы реальной вещью. Таковы “Тетради Григория Сергеевича Татузова” (1992) – предметный образ давнего соседа по московской квартире. Это трогательные самодельные тетрадочки с подвешенными к ним карандашами. Что в каждой из них записано, мы не видим, но можем угадывать, потому что на обложках есть любопытные названия: “Тетрадь под подушку”, “Вздохи и шепоты”, “Только для себя”, “Тому, кто плачет по ночам” и т.п. Такой объект (как принято называть подобные, воплощенные как бы в реальном предмете образы) провоцирует воображение зрителя, делает его соучастником творческого замысла. А это один из основных принципов пивоваровского искусства.

Наконец, небольшой зал берлинской выставки полностью был отдан альбому (а иначе говоря – большой серии акварелей) “Действующие лица. Сцены из московской жизни” (1996). Такого рода альбомы, где отдельные листы выстроены в четкую последовательность, позволяющую наглядно развивать и обогащать какой-либо сюжет или идею, не случайно стали в руках московских концептуалистов одной из излюбленных художественных конструкций. У себя в мастерской альбом можно было давать в руки гостю для интимного и пристального с ним общения, а на выставке – выстроить листы в ряд по стене. Пивоварову, опытному мастеру книги, эта гибкая форма, где легко соотносить изображения с фрагментами текстов, знаками и символами, пришлась по руке.

Впрочем, в “Действующих лицах” сложный монтаж художнику не понадобился. Это просто акварельные сценки из жизни близкого Пивоварову круга художников и поэтов 70-х годов, своего рода акварельная сага о московском андеграунде, очень личные воспоминания о друзьях и о времени, ностальгические и ироничные. Одни сценки взяты вроде бы простодушно в упор, как с натуры, другие заострены, шаржированы, доведены до грани абсурда. Но и те, и другие концентрируют в себе атмосферу среды, ныне уже не существующей: “иных уж нет, а те далече”, обстоятельства изменились и время переломилось.

Ирония художника ничуть не мешает идеализации, напротив: все выглядит в отдалении трогательно прекрасным и чистым – ночная работа в мастерской и споры об искусстве над бутылкой и скромной закуской... Здесь множество узнаваемых лиц: Илья Кабаков и Юрий Соболев, Игорь Холин и Овсей Дриз – друзья Пивоварова и знаковые фигуры московского “другого” искусства. И тщательно, как по прописям, выведенные подписи в рамочках: “Эдик Шейнберг, жена Галя и его собака Фика”, “Иван Чуйков на допросе в КГБ”, “Генрих Сапгир, его жена Кира и кошка Сапгира”.

Графические воспоминания Виктор Пивоваров продолжил литературными. Недавно в Москве, в издательстве “Новое литературное обозрение” вышла его мемуарная книга “Влюбленный агент”.