Хороший музей самой своей природой
предназначен для праздников. Торжественный
фасад, большие красивые залы, величавая
скульптура, яркие красочные полотна — все это
служит нарядным, радующим глаз обрамлением
торжества, какого бы порядка оно ни было. Публика,
притихнув, благоговейно входит под парадные
портики, поднимается по мраморным лестницам,
обходит колонны, внимательнее, чем обычно,
выслушивает поздравительные речи, охотно и
безмолвно воспринимает музыку — и все в музее
представляется более значительным,
всамделишным, заслуживающим внимания и уважения.
Рембрандт. «Старуха, пекущая блины».
Рисунок пером и кистью. ГМИИ
К тому же праздники в музеях особого рода:
большей частью это вернисажи, открытие больших
выставок, присланных из дальних стран или хотя бы
из других городов, так что гости, приславшие свои
ценности, участвуют в празднестве. Выставка —
своего рода венец музейной деятельности: она
позволяет выгодно показать жемчужины своей
коллекции, блеснуть присланными издалека
шедеврами, а главное — продемонстрировать
свою изобретательность, свою инициативу, свои
экспозиционные находки, что ценится мировой
музейной общественностью.
Туалетная ложечка в виде плывущей
девушки.
Древний Египет, слоновая кость. XIV век до н.э. ГМИИ
20 марта 2002 года в Музее изобразительных
искусств имени А.С.Пушкина был большой праздник.
Это было как бы тройное торжество, хотя гости
были приглашены на открытие выставки «Диалоги»,
программа которой необычна и не очень понятна
широкой публике. Более привычны и понятны ранее
открывшиеся выставки: «Представь мне щеголя» и
«Рубенс, Рембрандт, их предшественники и
современники». Здесь прежде всего понятно, что на
выставке представлены сокровища, хранящиеся в
запасниках музея и появляющиеся перед зрителями
только в праздничные дни, когда открываются
новые престижные выставки. Нидерландский,
фламандский, голландский рисунок XVI и XVII вв. —
это естественное и традиционное содержание
коллекций Музея изобразительных искусств, где
впервые в Москве были собраны и показаны шедевры
мирового изобразительного и декоративного
искусства. Музею есть чем блеснуть, любой из
знаменитых музеев мира не постеснялся бы такой
блистательной коллекции рисунков прославленных
мастеров из Нидерландов, художественные
богатства которых составляют основу таких
музеев, как Лувр, Эрмитаж, Метрополитен-музей,
лондонская Национальная галерея, венская
Альбертина. Тем более речь идет о работах таких
великих мастеров, как Рубенс и Рембрандт, каждый
подлинный рисунок которых — величайшее
сокровище, не имеющее цены. Появление их на
выставке — событие, достойное удивления и
восхищения.
Поль Сезанн. «Гора св. Виктории». 1900.
Эрмитаж
Рисунки Рембрандта поистине ослепительны:
полон огненной романтики знаменитый рисунок
«Старуха, пекущая блины», известный в литературе
как «Кухня Рембрандта»; присущее гениальному
мастеру умение преображать заурядный бытовой
мотив в незабываемое фантастическое видение (что
вдохновляло позже многие поколения романтиков)
здесь выражено едва ли не с наибольшей силой и
неожиданностью. Но не меньше трогает скромный,
лаконичный и как бы прозаичный рисунок пером,
легко и задумчиво нацарапанный на листке бумаги,
изображающий женщину, поддерживающую ребенка;
величие Рембрандта здесь в необычайно сильном
ощущении пространственной стихии, что и
превращает незатейливую будничную сцену в
символ. Такое мощное чувство пространства,
мировой стихии, собственно, и отличает творение
гения от почти такого же робкого опыта его
учеников. По-другому могучее торжество стихии,
пространства, движения отличает красочные,
динамичные, захватывающие душевным порывом
рисунки Рубенса, выполненные в два тона —
черным мелом (итальянским карандашом) и красным
мелом (сангиной), — что создает богатство
мягких, сочных оттенков и ощущение порыва стихии,
своеобразного ветра истории, который
подхватывает героев и несет их через земли и
века. Такое ощущение создает, например, рисунок,
где ангелы несут портрет Богородицы.
Выставка не только показала величие
голландского и фламандского гениев, но и создала
для них сложный и многозначный фон, где были свои
«гвозди» и свои открытия. Во фламандском рисунке
я бы отметил пейзажи брюссельских мастеров Жака
д’Артуа и Лодевейка де Ваддера. От антверпенских
пейзажистов (Рубенса, Лукаса ван Удена) их
отличает эмоциональная концентрация,
контрастность, туго закрученная композиция,
пространство, развертывающееся по спирали. В
этом ощущается связь не только с местной
традицией (например, с Тобиасом Верхахтом, первым
учителем Рубенса), но и с пейзажной графикой
французов XVII в. — Никола Пуссена и Клода
Лоррена. В голландском рисунке таких «открытий»
немало: я бы отметил необычайно живые жанровые
фигурки Адриана ван Остаде, мягко моделированные
светотенью психологические портреты Герарда
Терборха, очень тонкие, прозрачные, полные
воздуха и света пейзажи Хендрика Аверкампа и
Лудолфа Бакхейзена — это все подлинные
жемчужины голландского графического искусства,
достойные постоянной экспозиции в витринах и на
стендах лучших музеев.
Пабло Пикассо. «Девочка на шаре». 1905. ГМИИ
Выставка «Представь мне щеголя» посвящена
курьезным страницам истории русской
культуры — вычурным и чуждым русской традиции
модам XVIII в., которые вызывали насмешки и в народе,
и в просвещенных кругах русского общества.
Памятниками этой «войны вкусов» остались
лубочные картинки с язвительными и
непристойными текстами и иронические картины.
Музей был задуман и осуществлен как хранилище
памятников классического искусства Запада и
Востока. Но время создания музея — первые
десятилетия ХХ в. — было временем расцвета
русской графики и стремительно растущего
интереса к прошлому, своему и зарубежному, и под
влиянием общественных интересов и таких
знатоков истории культуры, как А.А.Сидоров,
А.М.Эфрос, А.Г.Габричевский, в музее начали
складываться коллекции, которые не
предусматривались первоначальной программой.
Выставка причуд моды и народных карикатур на них
сложилась не случайно и была в наши дни успешно и
умело скомпонована и показана к удовольствию
насмешливых посетителей.
Совсем иной смысл и иную цель имела третья
выставка в музее — «Диалоги в пространстве
культуры». Она стала одним из ликов празднества в
Музее изобразительных искусств к юбилею
директора музея Ирины Александровны Антоновой, и
газета «Искусство» с удовольствием присоединяет
свой голос к хору поздравлений в адрес
выдающегося деятеля отечественной культуры. Во
главе музея не раз стояли замечательные,
легендарные люди — достаточно назвать
блестящего филолога и археолога Ивана
Владимировича Цветаева и знаменитого скульптора
Сергея Дмитриевича Меркурова. Но «правление»
Ирины Александровны в музее наиболее длительное,
прочное и основательное. Можно сказать больше:
вместе с такими корифеями отечественной
культуры, как академики Д.С.Лихачев, П.Л.Капица,
Б.Б.Пиотровский, А.П.Окладников, такими умами, как
Ю.М.Лотман, И.Ф.Бэлза, И.Л.Андроников, Б.Р.Виппер,
И.А.Антонова в труднейшее переломное время
сохранила престиж русской культуры, не дав
уронить его и обогатив новыми цветами
традиционные ритуалы и праздники.
Никола Пуссен. «Пейзаж со сценой
единоборства Геркулеса и Какуса». XVII век. ГМИИ
Ирина Александровна замыслила небывалую
выставку. Суть ее охарактеризовала
заместительница Антоновой Ирина Евгеньевна
Данилова: обычно произведения искусства
истолковываются историей культуры, теперь
произведения, их сопоставление, их диалог
истолковывают историю культуры. Это объяснение
дает возможность понять, каким образом возникают
причудливые сопоставления, подготовленные
историками искусства. Марина Свидерская
предложила сопоставление изящной, хрупкой
фигурки пловчихи, вырезанной из слоновой кости в
Древнем Египте в XIV в. до н.э., с новейшей
живописью. Казалось бы, что может быть общего
между туалетной ложечкой древнеегипетского
мастера и картиной, написанной в 1905 году Пабло
Пикассо, где сходное хрупкое изящество юной
акробатки ощущается как немой вопрос, заданный
через тысячелетия? Этот вопрос, однако, имеет
ответ: во времена Аменхотепа IV, как и в первые
годы ХХ в., культура и искусство, достигшие
небывалой, изощренной утонченности, находились
под угрозой грубого варварского насилия.
Египтяне уже испытали гнет азиатских кочевых
племен и только недавно освободились от него, а в
Европе уже начались кровавые, страшные события,
когда молодой Пикассо писал свою картину
«Девочка на шаре» с ее контрастом грубой силы и
нежного изящества. Дмитрий Сарабьянов предложил
сопоставить картину «Бивуак» юного Антуана
Ватто и акварель столь же юного, но жившего два
столетия спустя Павла Андреевича Федотова
«Бивуак лейб-гвардии гренадерского полка».
Поражает сходство эмоций двух юношей разных эпох
и разного культурного круга, столкнувшихся с
тяготами солдатской жизни. Иного характера
предложенное Евсеем Ротенбергом сопоставление
файюмского портрета (I–III вв.), исполненного в
технике восковой живописи и найденного в
египетском оазисе Файюм, с бюстом Брута,
выполненным великим ваятелем Микеланджело.
Здесь общий сюжет — непоколебимая стойкость
римского характера, увиденная неизвестным
египтянином и угаданная гениальным итальянским
скульптором. Есть нечто общее с этим замыслом в
сопоставлении «Пейзажа с Геркулесом и Какусом»
Никола Пуссена и видами горы св. Виктории Поля
Сезанна. Образ несокрушимой мощи,
основательности, гигантских масс выражен здесь
не в человеческом обличье, а в пейзажном зрелище
необъятного горного массива. Это было
предложение Татьяны Прилуцкой. Были и более
неожиданные сопоставления: так, Елена Якимович
сопоставила картину Эдгара Дега «Балерина у
фотографа» с подлинными фотографиями балерин.
Это показывает, что возможности, открытые
выставкой «Диалоги», еще только угаданы и
неожиданное расширение предложенной темы, так же
как и появление аналогичных и вовсе
непредвиденных вариантов выставок
художественных произведений, объясняющих
туманные процессы истории культуры, впереди.