Есть ли мюзикл в России?

Мы удачно усвоили жанр оперы. Да и в области балета планета по-прежнему в нас не разочарована. Но искусство XXI века требует новых дерзких форм. Все они тянутся под крышу мюзикла.

Кошкин дом и три пилюли

На наши сцены этот нескучный жанр стал просачиваться довольно давно. Если взять последние тридцать лет, то только московскими композиторами написано более ста мюзиклов. То есть того, что прямо так и названо – мюзикл. Прежде называли как угодно: музыкальная комедия, ревю, балаган, фольк-опера, музыкально-танцевальное действо и даже музыкальный памфлет.

По сведениям Союза композиторов, корифеи жанра по количеству – Михаил Глуз (7), Геннадий Гладков (13), Владимир Дашкевич (11), Максим Дунаевский (7), Александр Журбин (12), Виктор Зельченко (8), Александр Кулыгин (6), Игорь Якушенко (6). И если не заниматься начетничеством, то надо добавить в список имена Марка Минкова, Алексея Рыбникова, Юрия Саульского.

Пока западный термин находился под негласным запретом, мюзиклом часто называли детские музыкальные спектакли. Видимо, потому, что в этом случае никак нельзя было заподозрить автора в идеологической диверсии. Поэтому пока на Западе гремели “Иисус Христос Суперзвезда”, “Кабаре” или “Чикаго”, у нас по этому разряду в 70-е формально проходили “Зайка-почтальон”, “Кошкин дом”, “Три пилюли”, “Таинственный гиппопотам” и “героический мюзикл” “Мальчиш-Кибальчиш”. В справочнике 1999 года мюзикл стыдливо проходит по разделу “оперетта”.

Мюзиклы супер-, суб- и квази-

Нынче диву даешься, сколь широким интересам в России отвечает этот жанр. То читаешь о христианском мюзикле “Добрый самаритянин” в хабаровской евангелической церкви. А в Екатеринбурге поставили мюзикл пасхальный.

В злачной столичной “Метелице” объявляется какой-то диско-мюзикл, “основанный не столько на спецэффектах, сколько на вокальных данных артистов” (?!). По существу, это поппури из Уэббера, Элтона Джона, Леграна и Бенни Андерсона. Хореограф Ольга Прихудайлова.

А в Актюбинске хит – опять же “Кошкин дом”, и молодая актриса на полном серьезе дает интервью: “Входить в образ Козы мне помогает музыка…”

Отпраздновала юбилей “Юнона” в Ленкоме. Старожил Театра имени Моссовета “Иисус Христос Суперзвезда” по-прежнему собирает аншлаги. “Сатирикон” игрет “Трехгрошовую оперу” Брехта. В Театре Стаса Намина упорно идут не слишком удавшиеся “Волосы”. Андрей Житинкин не преминул назвать первым русским мюзиклом свое “Бюро счастья”. Всегда тяготел к мюзиклам Марк Розовский – в театре “У Никитских ворот” их играют не один и не два, правда, доморощенных, малобюджетных.

Только что в Театре Луны появился очередной мюзикл – “Губы” по Набокову. От остро-ранящего романа “Камера обскура” взята только сюжетная канва. Стихи подозрительные. Поют много, вживую, но под записанный аккомпанемент. Актеры легко переходят от декламации к пению, иногда танцуя.

Из машинерии относительно впечатляет красный автомобиль, трансформирующийся в пенную ванну. Да еще на экране крупным планом показывают очаровательные живые губки. Вот они крупным планом целуют, с опаской приблизившись, кактус.

История, которая так потрясает у Набокова, здесь лишь щекочет нервы, да и то лишь зрителям, которые книгу не открывали. Тема ненависти к опостылевшему богатому возлюбленному близка небедной части московского населения. Но точно найденный новорусский зритель – единственная неоспоримая победа театра. Больше никакого смысла перелопачивать один жанр в другой в данном случае не было.

Нос вытянешь – хвост увязнет

На такие рецензии обречены практически все наши мюзиклы. Если хорошо поют – плохо играют. Хорошо играют – плохо танцуют. Всем хороши артисты – грошовые декорации, сплошные занавески. Гениальная фабула – так текст запредельно самодеятельный. Но если паче чаяния хороши и текст, и музыка, и артисты, вдруг почему-то улетучивается энергетика. Ну уж совсем все в блеске – не хватает ударного аттракциона, фокуса, чтоб внукам потом рассказывать. Все удержать в одной узде нам пока что не под силу.

В московской афише: в зале “Академический” появился словацкий “Дракула”. Кто-то справедливо назвал романтизированную историю легендарного вампира историей для пэтэушников. Что нам до любовных страданий упыря?.. Вообще мюзикл – он только для развлечения? Тогда сойдет и “Дракула”. Или для переживаний тоже? Вот вопрос. “Норд-Ост” оказался несомненной удачей. Тут даже пару раз смахиваешь искреннюю слезу.

В Москве мюзиклы пошли косяками. Диапазон просто от “Парфюмера” по Зюскинду с участием Бориса Моисеева и “Оперного дома” в Ленкоме до “Собора Парижской Богоматери” и “Чикаго”. Возможно, два последних названия дадут нам какое-то ясное представление о классическом мюзикле. Пока же каждый, кто пытался писать о праздничном, но загадочном жанре всерьез, в отчаянии заканчивал так: а черт его знает, что такое мюзикл!

Бедняжка пала так низко

Словарь Гроува называет мюзикл (от musical comedy) разновидностью оперетты, характерной для англоязычных стран.

Ну уж нет! Мюзикл и оперетта – все же большая разница.

Оперетта – дитя Европы, Австрии в основном. Ее наивные сюжеты не сравнишь с коллизиями мюзикла, претендующими на серьезность.

Опереточная прямолинейность характеров, условность человеческих взаимоотношений претят американскому жанру, где герои порой едва ли не полнокровней, чем в опере. Вставное опереточное пение – “Ах, Маша! Ах, Саша!” – в хорошем мюзикле невозможно. И танец в нем не отвлечет от содержания, как в старушке-оперетте. Бедняжка, она нынче пала так низко, что можно прогнозировать ее новый взлет лет через двадцать. Но уже как аутентичного искусства, то есть стилизованного под древность столетней давности. И наши внуки станут умиляться арии мистера Икса и восхищаться глупым танцем какого-нибудь простака.

Десять пренепременных правил спектакля-идеала выдержать чрезвычайно трудно. Причем в каком порядке их ни ставь – логика будет нарушена всегда. Много музыки, классный текст на хорошей драматургической основе и классная хореография. Хорошо выученный синтетический артист. Зрелищная сценография с трюками-фокусами. Живой оркестр. Неиссякаемая энергетика.

Стационарная площадка и ежедневность.

Сколько должно быть музыки? Не скажет никто. Теоретики считают, что отсчет эры мюзикла начался с “Порги и Бесс” Гершвина (в справочниках числится вовсе как опера). Но истоками называются и зингшпиль, и водевиль, и та же оперетта, и ревю, и американская комическая опера в духе Гилберта и Салливена начала ХХ века.

Как ни смешно, еще Вагнер размышлял об ошибке большой оперы. Средство выражения – музыка – сделалось в ней целью, а цель – средством. Между нами говоря, ни один оперный певец и шагу дальше не сделает, пока не отхаркается, чтобы эффектно взять свое верхнее до. Но всякий меломан знает, что нет ничего страшнее, чем концертное (то есть без костюмов и декораций) исполнение оперы.

Каждому времени свой жанр. И мюзикл, который, часто любя, называют современной оперой, ошибку будто исправляет: музыка никогда не будет здесь в ущерб зрелищности.

Рок-группа Девлет-Кильдеева столь же органична в “Метро”, сколь романсовая и бардовская струя в первом чисто отечественном мюзикле “Норд-Ост”.

Заметим, что шлягеры из мюзиклов, не являясь самоцелью, очень специфичны. Они одной ногой чуть ли не в попсе, а другой – в оперной арии. Последнее заметно, когда такой шлягер попадает в какой-нибудь хит-парад и всегда выглядит там шикарной белой вороной.

Сервантес для ленивых

Общедоступное для восприятия зрелище требует туго закрученной пружины. Отсюда интерес мюзикла к сюжетам гениальных классиков литературы.

К этому пришли не сразу. Старейшая форма – ревю. Старейший сюжет – о том, как идет создание спектакля. Потом, как вытекающее, начались истории о Золушке, ставшей звездой.

Но, похоже, именно деловые американцы желали иметь все в одном флаконе и побыстрее – музыку, танец, игру, зрелище, ужимая до одного вечера Шекспира, Диккенса, Сервантеса, Шоу… А в результате стали обладателями ноу-хау перспективного театрального направления.

Сам же произносимый текст пишет не столько мастеровитый, сколько талантливый либреттист. Единицы способны создать незаумную, да еще ложащуюся на музыку литературную ткань. У нас главные ювелиры – Юлий Ким, Юрий Ряшенцев и Павел Грушко. А также угодивший в классики и по этой линии Андрей Вознесенский, чья “Юнона” и “Авось” на музыку Алексея Рыбникова даже и не задумывалась как мюзикл. Но к тому времени, как заморское “мьюзикл” освоилось наконец русским языком и потеряло мягкий знак в написании, “Юнону” признали его отечественной классикой.

Золотые башмаки

Танцы Джерома Роббинса из “Вестсайдской истории” все раскадрированы и разошлись по учебникам. (Винсент Миннелли назвал его хореографию “блистательной и варварской”.) Великий танцовщик Джин Келли, пришедший в мюзикл из водевилей, настаивал, чтобы хореографа официально величали “режиссером танца”. Достаточно сказать, что великий Фрэд Астер, как правило, над одним танцем работал два месяца.

Глядя, как работают в “Метро” молодые ребята, никогда не учившиеся в хореографических училищах, завидовали даже балетные. Разнообразны массовые танцы в “Норд-Осте” – от чечетки летчиков (вполне, впрочем, американской) до ненецких плясок за Полярным кругом в финале спектакля. А какую чечетку отбивала Любовь Орлова!

Элиза Дулитл for ever!

Артисты мюзикла должны равно хорошо играть, петь и танцевать. Плюс внешность! Кастинги, проводимые перед постановкой дорогостоящих спектаклей, иногда охватывают весь мир. В Америке редок театральный колледж, где не обучали бы артистов мюзикла. О, наш ГИТИС, нынешний РАТИ! Многолетние попытки взрастить отечественных звезд не дают ни количественного, ни качественного прорыва.

Кого ни спроси – непревзойденной звездой жанра у нас по-прежнему называют Любовь Орлову (правда, в кино). Из других имен прирожденными звездами мюзикла считают Людмилу Гурченко, Татьяну Шмыгу, Александра Градского.

Есть одна существенная тонкость. Хороший мюзикл – это всегда победа ансамбля. И какая бы звезда ни светилась на подмостках или экране, подлинный мюзикл сам по себе является героем сцены.

И хорошо бы, чтоб эта сцена была постоянной и ежедневной.

Такой мюзикл у нас сейчас только один – “Норд-Ост”. Для России последний пункт принципиален. До сих пор у нас упорно существовало лишь две формы зрелища. Одна – репертуарный стационарный театр. Другая – антреприза, когда один спектакль играют в разных помещениях.

При всем сказанном никаких твердых правил не существует. Потому дефиниция жанра ускользает из рук, а термин ездит туда-сюда. Одна из причин в том, что каждый следующий мюзикл (зрелище кассовое) должен хоть в чем-то превзойти предыдущий. Мюзикл всегда дерзок и авангарден. Сама его нацеленность на сенсационность предполагает какой-либо прорыв, будь то новый ошеломительный трюк или модная музыка.

Потому любая традиционная постановка “Моей прекрасной леди” отводит его в тихую заводь загибающейся оперетты. А недавняя работа драматурга Ксении Драгунской и режиссера Дмитрия Бертмана в театре “Et cetera”, перенесших действие в наши дни, да в Россию, превративших Элизу Дулитл в Лизку Дулеву, вызывает возмущение фанатов “My fair lady” и… аншлаги.

В Америке мюзикл не всегда был миллионером. Начинался этот жанр, можно сказать, как вспомогательное средство для становления звезд на сцене.

Удивительным образом в середине 20-х годов он спас кино. Немое кино на фоне других развлечений выходило из моды, и маленькая тогда студия “Уорнер Бразерз” приобрела права на

бродвейский мюзикл “Певец джаза”. Экран ожил, миллионы зрителей устремились в кино. Две тысячи артистов, драматургов, композиторов рванули в Голливуд – и до 30-го года перед кинокамерой прошла практически вся бродвейская продукция. Но в 31-м все уже ехали обратно…

С тех пор мюзикл на сцене и в кино попеременно опережают друг друга. Сейчас лицо Голливуда определяют не мюзиклы, а блокбастеры, более того, анимационные блокбастеры! Недавно появившийся “Мулен Руж” не вернул былой славы жанру киномюзикла.

Зато сценическое разнообразие мюзикла бесконечно. И смотреть его любят все. При этом “о кризисе жанра” говорят, начиная прямо с 20-х годов! Деньги в мюзиклы вкладывают фантастические.

Актеры, заключающие в Америке или Европе контракт на “сегодня и ежедневно”, через три года становятся столь состоятельными, что при желании могут покинуть сцену.

Однажды в 60-е в Лондоне отменили “Человека из Ламанчи” – беспрецедентный случай. А дело было в том, что артистка, певшая Альдонсу, завидела в зале враждебного ей критика и попросила вывести его из зала. Но это оказалось невозможно – у него на руках был купленный билет. Тогда она спросила у директора: “Сколько стоит весь этот спектакль?” – и тотчас выписала чек на указанную сумму.

Опера, прости! И прощай?

“Призрак в опере” – это богатый мюзикл. Мне случилось увидеть его в Торонто. У входа специально построенного стилизованного театра а-ля позапрошлый век встречал капельдинер или даже швейцар (старый красавец) в полной форме с золотыми пуговицами. Подъезжающим на машине даже распахивал автомобильную дверь. Дальше зритель вступает в золоченые интерьеры с красочными идиллическими панно на стенах, входит в зал сродни Большому и Мариинке…

Таинственная жизнь оперного закулисья, о котором спектакль, – фантасмагория, которую почти можно пощупать. Роскошные костюмы, невероятные трюки (люстра в три четверти тонны – это оттуда), передвижения артистов безо всяких неловкостей и накладок, чистое звучание живого симфонического оркестра. Не говоря уже о внешности (грим на пол-лица Призраку накладывается два часа) и голосах (того же Призрака поют где тенор, а где баритон – роль требует охватить оба диапазона).

Один известный русский оперный режиссер, глядя на весь этот неземной порядок и раз и навсегда зафиксированную красоту, обхватив голову руками, стонал: “Ну и кому после этого нужна вся моя опера?!”

Лазерные эффекты “Метро” и бомбардировщик из “Норд-Оста” кажутся зрелищем для бедных по сравнению со сценографическим размахом больших бродвейских проектов.

Конечно, наши театральные корифеи на западные мюзиклы заглядывались. Профессор РАТИ Матвей Ошеровский вспоминает:

“В 1964 году мы с Товстоноговым поехали на шекспировский фестиваль в Стратфорд. Но застряли в Лондоне: очень хотелось увидеть наконец настоящие мюзиклы. Посмотрели “Кабаре”, “Оливер!” “Целуй меня, Кэт!”, “Скрипач на крыше” – по “Тевье-молочнику” Шолом-Алейхема. Это был разгар популярности мюзиклов в Лондоне – после того, как они были отыграны на Бродвее.

Товстоногов от увиденного обалдел. И немедленно заявил: “Я буду ставить “Скрипача на крыше”!” Мы вскладчину купили клавиры. Он рассчитывал поставить “Скрипача” в Александринке с Юрием Толубеевым в главной роли. Но ему все-таки претил облегченный вариант. Ему хотелось ближе к Шолом-Алейхему, и мы стали переделывать…

В конце концов ничего такого он, конечно, не поставил, получив сверху указание: “Не надо мучить музыкантов Александринки всей этой соплятиной!”

Но Товстоногов все-таки пришел к мюзиклу. Это и “Свадьба Кречинского”, и “Холстомер”. Да и “Ханума”, по существу”.

Возможный ответ Чемберлену

Что же светит нам? Два пути. Один: покупать на Западе легендарные названия – так называемые классические мюзиклы – и, что называется, приобщаться к миру.

Другой: использовать нашу специфику – водевиль, романс, авторскую песню и актеров с их глубокой психологической школой. И, что называется, приобщать мир к нам.

Мы же удачно переварили оперу. Долго были первыми в балете. Не говоря уже о том, как прижилось у нас кино. Так стоит ли бояться мюзикла? Да шапками закидаем.

Чтобы выяснить, как смотрят на проблему отечественные корифеи жанра, я задала им четыре вопроса:

1. Что такое мюзикл?
2. Возможен ли мюзикл в России?
3. Ваши любимые мюзиклы.
4. Как вы продвигаете жанр?

Юрий Ряшенцев, поэт:

1.Повторю хорошую формулировку за Майей Туровской: мюзикл – это музыкальная актуализация классики.
2. Более чем. У нас, как известно, особенная страна, на многое претендующая. А в России разнообразная музыкальная культура и много литературных произведений, которые так и рвутся в мюзикл.
3. “Вестсайдская история”, “Моя прекрасная леди”. Есть и наши родные, не вполне замеченные мюзиклы. Например, в вахтанговском театре был спектакль “Биндюжник и король” по Бабелю с музыкой Журбина и текстами Асара Эппеля.
4. Еду в Польшу готовить спектакль “Ромео и Джульетта”.

Юрий Шерлинг, режиссер, композитор:

1. Один из самых демократичных жанров, собравший все выразительные средства, подвластные человеку от Господа.
2. Нет, из-за отсутствия школы.
3. “Моя прекрасная леди”, “Отверженные”, “Скрипач на крыше”. На российской сцене приблизились к жанру “Юнона” и “Авось” в Ленкоме и “Человек из Ламанчи” в Театре Маяковского.
4. Собираюсь ставить за рубежом “Черную уздечку для белой кобылицы”, а здесь никто не предлагает.

Максим Дунаевский, композитор:

1. Мюзикл – это любой музыкальный спектакль, где музыкальная драматургия выстроена на крепкой сюжетной основе. Десятилетнее проживание в двух странах – Америке и России – изменило мое понимание жанра. Зная несколько классических мюзиклов, мы всегда козыряли своим якобы американским пониманием мюзикла, подразумевающим серьезность, драматичность, большую опору на зрелищность. Оказалось, это не так. Еще в 20–30-е годы в Америке мюзиклом называли в том числе и оперетты, и даже наборы хитов, собранные в более-менее сюжетное представление. Так, сейчас с успехом идет мюзикл из произведений, поставленных Бобом Фоссом.
2. Как и в любой другой стране. Надо только сесть, написать его и поставить. Мюзикл “Метро” показал, что у нас колоссальные резервы.
3. “Порги и Бесс”. “Вестсайдская история”, “Бульвар Сансет”, “Томми”. Из наших “Губы” в Театре Луны.
4. Пусть не покажется странным, пишу мюзикл “Веселые ребята”, который будет идти на сцене “Новой Оперы”. Не столько по мотивам фильма, где было всего пять вокальных номеров, сколько по неосуществленному либретто Эрдмана. Это будет комедийный спектакль с участием Ирины Апексимовой и Олега Меньшикова.

Юлий Ким, поэт:

1. Оперетта для драматических актеров.
2. Он просто есть. В тех или иных формах, предварительных и окончательных. И был раньше – в работах Захарова, Розовского. Еще раньше, в 60-е, у Петра Фоменко на Малой Бронной. Или в спектакле “Время недоросля”, поставленном Леонидом Эйдлиным в саратовском ТЮЗе.
3. “Вестсайдская история”, “Оливер”, “Моя прекрасная леди”.
Из наших – “А чой-то ты во фраке?” Никитина и Сухарева в театре “Школа современной пьесы”. Очень нравится в “Табакерке” спектакль Машкова по нашему с Дашкевичем “Бумбарашу”. Это чистый мюзикл.
4. Сейчас как раз работаю над русским текстом “Собора Парижской Богоматери” Риккардо Коччианте, который выйдет в Москве в мае.

Дмитрий Бертман, режиссер:

1. Музыка с буквой “л”. И эта буковка “л” становится главным вопросом для тех, кто хочет разобраться в термине.
2. В России возможно все.
3. “Кармен” Бизе. И гитисовский спектакль “Закат” Журбина по Бабелю в постановке Георгия Ансимова –
он проехал по всему миру.
4. Готовлюсь к постановке “Вестсайдской истории” в Льеже во Франции. “Порги и Бесс” Гершвина поставлю в своем театре “Геликон-опера”.

Александр Журбин, композитор:

1. Это англо-американская версия музыкального спектакля, в котором возможно все – от фарса до трагедии.
2. Опера и скрипка были изобретены не в России. Однако Россия дала миру немало великих опер и гениальных скрипачей. Достаточно посмотреть на исполнителей, воспитанных на мюзикле “Метро”, чтобы увериться: мюзикл в России будет процветать.
3.Шедевры прошлых лет: “Кабаре” и “Чикаго”. Сегодня я предпочитаю мюзиклы Стивена Сондхайма и Мори Йестона. Из наших нельзя не вспомнить пионера Александра Колкера и его “Свадьбу Кречинского” и, конечно, Алексея Рыбникова: “Звезда и смерть Хоакина Мурьеты” и “Юнона” и “Авось”.
4. В учебном театре РАТИ состоялась премьера моего мюзикла “Фьоренца” по Томасу Манну в постановке Георгия Ансимова. В Москве на музыкально-театральном фестивале “Возвращение Орфея” были представлены “Орфей и Эвридика” из Петербурга, “Закат” – из Красноярска, Театр Луны показывал “Губы”, мастерская Ансимова – “Фьоренцу”.