ART-галерея “Первого сентября”

Валентин Серов 1865-1911

Портрет Марии Николаевны Ермоловой – это, наверное, самый торжественный из серовских образов, скорее памятник, чем собственно портрет. Стелящийся по полу шлейф платья подобен пьедесталу; статуарная фигура «трагической музы» в черном как бы отрешенно проплывает мимо зрителя, которому задана коленопреклоненная позиция – снизу; сгущение мазков создает подобие нимба вокруг головы. Не случайно лучший анализ композиционного построения этого портрета предложил когда-то человек «другого искусства» – кинорежиссер Сергей Эйзенштейн, увидевший здесь применение кинематографических приемов монтажа, соединения общих и крупных планов. Зеркало, расширяя пространство, одновременно абстрагирует его – потолок выглядит сводом и рамой для лица, в бесплотной геометрике линий предстояние фигуры (в котором есть отдаленный оттенок шествия) обретает жреческую строгость – созвучную символистскому времени с его культом гениев.

Создание портрета Максима Горького в 1905 году стало для Серова своего рода гражданским поступком – в ряду таких, как уход из Академии художеств или отказ портретировать императорское семейство. Горький только что вышел из тюрьмы, его слава «буревестника» гремела на волне бури. Традиционно российское представление о писателе – «властителе дум» соединялось с новым пониманием писательства как пророчества.

S-образная, монументализированная ракурсом снизу фигура в блузе мастерового вызывает в памяти сивилл Микеланджело – так включаются дальние, классические ассоциации. Монохромность палитры, с другой стороны, напоминает о передвижническом аскетизме – о галерее писателей, представленной Перовым, Крамским и Репиным. Странно немотивированный жест (он часто встречается в серовских портретах), одновременно эгоцентрический (на себя) и диалогический, усиливает тему избранничества, порывистой готовности откликнуться на зов – и трогательной наивности самоутверждения.

По лаконизму изобразительных средств "Шаляпин" в одном ряду с "Горьким" и "Ермоловой" – три образа складываются в цикл, в единую историю о творческом вдох-новении. В данном случае монохромность прямо задана техникой – парадный портрет большого формата (весь формат целиком занимает огромная фигура героя) исполнен углем на холсте. Эта графическая этюдность предстает неким знаком артистизма – непреднамеренной легкости и свободы Божьего дара. 

Тот же, что в портрете Горького (и во многих других серовских портретах), жест, которым персонаж указывает на себя, здесь, в сочетании с чуть удивленным лицом, выглядит вопросительным: человек словно сомневается в собственной идентичности, не распознавая ядра личности за ролями и ролью.

Это существенный мотив актерских портретов, исполненных Серовым, – в них всегда есть некий момент испытания на подлинность, проблематика лица и маски. И искреннее любование фактурой артиста не заслоняет от художника этой проблематики.

Сравнивая М.А.Морозова на портрете Серова 1902 г. с кабаном, «выскочившим на охотника и остановившимся с разгону», Н.Я.Симонович-Ефимова удивлялась: «Заказчик-то как же? Согласился?» Заказчику, известному собирателю французской живописи Михаилу Абрамовичу Морозову, хватило широты принять портрет и, отдавая себе отчет в памфлетности образа, сохранить теплое отношение к художнику. Но и серовская неприязнь к модели здесь не вполне личная, она – сословная: неприязнь к активной, уверенной, прочно стоящей на ногах буржуазии (то, что этот буржуа меценат, только усугубляло ситуацию). Герой завоевывает мир, ему тесно в узком прямоугольнике холста и в орбите «вещей искусства».

В динамике живописной манеры, в продуманных ритмических сдвигах и сбоях (вроде разных глаз – круглого и удлиненного) форсируется энергия самоутверждения, отчасти осмеиваемая портретистом, но отчасти его словно против воли привлекающая. «Он такой, будто им сейчас только из царь-пушки выстрелили», – говорил Серов.

Опубликованная в первом номере сатирического журнала «Жупел» за 1905 г. (номер был конфискован) композиция Серова с подписью из известной солдатской песни «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?» стала одним из самых ярких художественных откликов на события первой русской революции. Для него самого такой «репортаж» был не единственным – эскизы «Похороны Баумана», «Казнь», «Сумской полк», рисунок «После усмирения» (с царем, награждающим карателей) доказывают степень затронутости художника актуальной историей.

С одной стороны, это действительно репортаж – рисунок с натуры (из окна Академии художеств) в «кровавое воскресенье» 9 января. Но место действия едва обозначено: острота кадра и ракурса не позволяет сосредоточиться на деталях. Обреченно-черному пятну людской толпы противостоит тупая безликая сила: рваный ритм, кляксообразные силуэты, истерия разнонаправленных штыков и прикладов. Гротескна фигура всадника, а лошадь, столь любимая Серовым и анатомически им изученная, на этот раз предстает механическим чудищем с нелепо вывернутыми ногами. Ирония окрашена горечью, в карикатурности присутствует ужас – и хроникальный рисунок перерастает рамки жанра.

Галина Ельшевская