Ирина Цимбал,
доктор искусствоведения

Сентиментальные заметки, или Ностальгия по Петербургу

Эстетический эквивалент стоицизма –
вот что такое Петербург и его Культура.

Иосиф Бродский

Трудно не влюбиться в дурманящее марево белых ночей – время ностальгии по прошлому не только у вас, но и у самого города. В белые ночи Петербург наверняка устроит вам встречу с тенями великих его обитателей, и они непременно сделаются вашими добровольными гидами. И далекое, сразу ставшее близким, обступит со всех сторон и заговорит на языке этого города-призрака.

В театрах, музеях, на выставках вы встретите петербуржцев, ничем особенно не примечательных, но всяким своим появлением в храме искусства словно выполняющих библейский наказ: «Не хлебом единым...»

«О жизни, смерти и любви» – название моноспектакля, поставленного в Театре им. В.Ф.Комиссаржевской (режиссер – Тимур Насиров) и сыгранного актрисой Тамарой Абросимовой.

Превращать прошлое в настоящее – одно из важных предназначений театра. Свершившееся когда-то переносить в «здесь и сейчас» – такова его магия. И актриса этим волшебством владеет сполна.

Спектакль сложился из трёх новелл: «Холодная осень» И.Бунина, «Рассказ госпожи NN» А.Чехова и «Тупейный художник» Н.Лескова. Все происходящее на маленькой сцене – хрестоматийно известно. Короткая вспышка счастья холодной осенью. Гибель возлюбленного в первые месяцы войны, а вся остальная жизнь как воспоминание об одном холодном дне. И это все, что было у героини, «остальное – ненужный сон». И чеховскую госпожу NN счастье лишь поманило, подразнило да растворилось в брызгах грозового дождя и запахе скошенного сена. Актриса извлекает из прозы «драму человеческой души» и постигает ее пронзительно и отважно, наполняя очень личными обертонами. Но никакого надрыва, мелодраматизма, или – упаси Бог! – патетики. Светлое платье, светлая шляпка, светлый зонтик над головой. Такова ее героиня в первой части спектакля. Но точно такой же зонтик подвешен к колосникам и запрокинут кверху изнанкой. Зачем небесам подставили зонтик? Не для того ли, чтобы собрать в него «зимние слёзы»? Ведь именно так первоначально назывался рассказ Чехова.

В «Тупейном художнике» актриса на первый взгляд не меняет интонационный рисунок. Она так же беззащитно открыта любви, и так же доверчива и доверительна мелодия ее повествования. Но слишком безжалостно причиненное зло, а жестоко пролитая кровь любимого человека укрепляет голос актрисы той неизъяснимой мудростью, которую дарует одно лишь страдание. Смиренно и скорбно сжатые губы делают героиню Абросимовой сродни послушнице, хоть и прикладывающейся к «плакончику», но готовой отныне вести разговор только с Богом.

«Что же с нашими душами станется пред священной Господнею чашей?» – всю жизнь вопрошала и искала ответа великая страдалица земли русской мать Мария (в миру Елизавета Кузьмина-Караваева). Это ей, юной, посвятил А.Блок знаменитые строчки: «Когда вы стоите на моем пути такая живая, такая красивая, но такая измученная... говорите все о печальном, думаете о смерти». Автограф Блока экспонировался на выставке «Последняя римлянка. Памяти Е.Кузьминой-Караваевой» в литературном музее Пушкинского Дома. Выставка была составлена из уникальных экспонатов, как уникальны и личность и судьба той, кому она посвящена. Акварели, графические рисунки на полях стихотворений, церковное шитьё и, наконец, фрагмент последнего рукотворного её произведения – вышивки, сделанной на лагерной косынке в Равенсбрюке. 31 марта, за неделю до освобождения
лагеря, мать Мария, добровольно отвергнувшая бегство из оккупированного Парижа, погибла в газовой камере. Обладавшая талантом жить, не забывая о смерти, монахиня Мария перед лицом смерти прославляла жизнь...

Цепкое прошлое, и давнее и недавнее, кажется, околдовало этот город. Тридцать лет назад сердца целого поколения (слабой его половины по крайней мере) разрывались от выкрика Ларисы Малеванной: «Я скучаю по тебе, Митя!», повисшего в огромном и гулком пространстве Театра им. Ленинского комсомола в спектакле «С любимыми не расставайтесь». Казалось, что все происходящее на сцене – от зловеще переплетенных над головами деревьев-оборотней до психушки, навсегда разлучившей героев, – уже навечно присвоено себе тем поколением и «реинкарнации» не подлежит.

Однако режиссер Александр Галибин решил иначе. Он обратился к пьесе Володина и вновь заговорил о невозможности любви и невозможности жизни вне любви, но уже другим театральным языком. В день памяти Александра Володина Театр на Литейном показывал этот спектакль о давнем и вечном. Но без выкрика и надрыва. Утешительно и иронично сплетались мелодии из «Мужчины и женщины» и «Шербурских зонтиков». Правда, зонтики на сцене все как один были черные. Пары разводились и расходились, расставались и оставались вместе. Делили между собой диван-кровать и телевизор – дефицит того времени. Но сигналы той жизни вызывали сегодня снисходительную или сочувственную усмешку зала. И все-таки хорошо, что пьеса зажила новой жизнью и поколение ХХI в. хоть и видит себя в «кривом зеркале» незнакомой эпохи, но что-то существенное ближе к трагическому финалу прозревает. А в тот вечер на фоне портрета А.Володина на сцену поднялись исполнители первого легендарного спектакля и дружески приветствовали младое племя артистов. «Мы играли современную пьесу, – волнуясь, итожила свои впечатления Лариса Малеванная (первая и, наверное, лучшая исполнительница роли Кати). – Вы играете историческую...»

Немало найдется городов, которые бы так же лелеяли свое прошлое, как Петербург. Но с театром у города на Неве отношения особые. Ещё сам Гоголь заметил: «Петербург – большой охотник до театра». Неудивительно, что именно здесь осуществляется проект ХХI в. «Новая жизнь традиции», разработанный Александринским театром и Центром им. В.Э.Мейерхольда под руководством Валерия Фокина. Проект предполагает возобновление классических спектаклей, шедших когда-то на сцене старейшего театра России и так или иначе освященных именем Мейерхольда.

Первые премьеры состоялись: «Ревизор» в постановке В.Фокина (в роли Хлестакова – Алексей Девотченко) и «Маскарад» (режиссер Игорь Селин). За ними – «Смерть Тарелкина» в режиссуре брехтовского ученика и единомышленника Маттиаса Ланг-хоффа и «Чайка», которую взялся заново прочесть известный польский режиссер Кристиан Люпе.