Савва великолепный

Михаил Врубель. Портрет С.И. Мамонтова. 1987

Савва Великолепный – так назвал Савву Ивановича Мамонтова его современник художник Михаил Нестеров. Эта остроумная и образная аналогия с Лоренцо Великолепным сразу же определяет масштаб личности человека, столь много сделавшего для русского искусства.

Сын откупщика, Савва Мамонтов, по мнению отца, должен был продолжить его дело. Отец отправлял его по торговым делам в разные города России, а однажды послал в Италию посмотреть, «как Европа торгует». Но юношу больше заинтересовало искусство Италии, чем ее торговые дела. В Миланской филармонии он занимается постановкой голоса (кстати, его незаурядные музыкальные способности и прекрасный голос обнаружил композитор Петр Булахов). Его даже приглашают в «Ла Скала» петь баритонально-басовые партии в «Норме» и «Лукреции Барджиа». По возвращении Саввы Мамонтова в Россию отец вводит его в Общество Троицкой «Северной» железной дороги, где молодой Мамонтов также сумел проявить свои незаурядные способности: он строит Донецкую дорогу и проводит железнодорожную линию Москва–Архангельск. Но этот род деятельности не мог полностью удовлетворить его творческую натуру. Он становится меценатом, организует творческое объединение художников в своем имении Абрамцево, там же создает оперный театр, дает деньги на журнал «Мир искусства». Мало кто знает, что именно С.Мамонтова основатель Музея изящных искусств профессор И.Цветаев пригласил быть членом-учредителем по устройству музея. «Савва Мамонтов не был в специальном смысле художник, – писал В.Поленов, – а была в нем какая-то электрическая струя, зажигающая энергию окружающих. Бог дал ему талант возбуждать творчество других...»

В конце 1889 г. Константин Коровин привел к Мамонтовым Михаила Александровича Врубеля – художника, которого в то время многие не понимали и не признавали. Мамонтов тоже не сразу понял «Демона сидящего», над которым тогда работал художник, но сразу же разглядел талант. «Перебирайтесь в мой кабинет, – предложил он Врубелю, – и за работу». Благодаря этому художник, у которого не было средств на квартиру, сумел закончить картину.

У Мамонтова было удивительное чутье на талант. Так, на 16-й Всероссийской промышленной, торговой и художественной выставке в Нижнем Новгороде 1896 г. он хотел поместить два панно Врубеля – «Принцесса Греза» и «Микула Селянинович». Но возникло препятствие: критика и академики смеялись над «декадентской мазней». Академическая комиссия забраковала работы Врубеля. Художник оскорбился и уехал. Тогда Мамонтов приобрел оба панно и выставил их в построенном на свои средства за оградой выставки павильоне с дерзко-вызывающим названием «Выставка декоративных панно художника М.А. Врубеля, за-бракованных жюри Императорской Академии художеств». Разразился второй скандал – последние пять слов приказали убрать. Публика валом валила в павильон и продолжала смеяться. Среди зрителей панно был и Федор Шаляпин. В его воспоминаниях есть рассказ об этом посещении. «Вот, Феденька, – указывал на них Мамонтов, – вот эта вещь замечательная. Это искусство хорошего порядка». А я смотрел и думал: «Чудак наш меценат. Чего тут хорошего?» – «Вы еще мальчик – потом поймете. Мало вы видели»... И я стал посещать и Салон (основной зал, где выставлялись академические и передвижнические работы. – Л.П.), и павильон Врубеля чаще. Вскоре я заметил, что... исключенный Врубель нравился все больше».

Яркую, гордую личность Мамонтова Врубель запечатлел в парадном портрете в 1897 г. «Савва Великолепный» создан после описанного «всероссийского художественного скандала». Сейчас этот поистине монументальный портрет находится в Третьяковской галерее.

Портретный образ есть результат взаимодействия портретиста и модели. Авторское в портрете выражается особенно сильно, если модель близка художнику – эстетически и человечески. Стремление выразить главную «идею» личности и преобразить облик кон-кретного человека в соответствии с представлениями художника об этой идее было характерно для начала модерна – рубежа XIX–XX вв. Парадный портрет Мамонтова воплощает идеал Врубеля: могучая творческая личность безграничных творческих сил, но личность трагическая в невозможности их реализовать. Облик Саввы Мамонтова в портрете Врубеля концентрирует в себе эту главную идею его личности, о которой писал и Станиславский в «Воспоминаниях»: «Он становился львом, когда ему нужно было защищать искусство от грубого насилия профана...»

«Рубежные» художники искали изобразительный язык, адекватный новому художественному мироощущению. В портретном образе искусства модерна рубежа XIX–XX вв. приметы среды теряют свою социальную окраску; «главная идея личности» модели, особенно если она близка идеалу художника, отсвечивает в ярко-интенсивной степени. Врубель видел Мамонтова в разных его «превращениях» в реальной жизни, его разные «лики». Но житейский облик в портрете не изображен. В нем Савва Великолепный – борец, деятель. Именно эти свойства доведены здесь до степени почти символа и до той грани, за которой был бы уже гротеск. Кисть художника касается холста стремительно. Он словно бы не писал, а лепил, высекал формы фигуры и антуража, динамично варьируя плотность красочного слоя. Живописная фактура лишена «плотского». Не дописаны, а прочерком намечены пальцы правой руки – в них не выражена их телесность, а передано внутреннее состояние героя. Они его некий графический знак. Вещи не воспринимаются как предметы быта. Фактура костюма приглушена, белая манишка смотрится не как ткань, она похожа на выгнутый щит, как будто приподнятый изнутри бешеной энергией. Над этим щитом – голова властного человека с горящим взором, выражающим экстатическое напряжение всех духовных сил. Грозная внутренняя энергия обуревающих его чувств раскрыта самой динамичной живописной фактурой – художник словно рассекает, вскрывает внешнюю форму резкими мазками. Винтовой разворот фигуры в пространстве создает впечатление, что она находится в «переходном» наступательном движении – вверх и вперед. В таком же напряженном ритме салонная статуэтка «Плакальщица» (привезенная Мамонтовым из Италии) трансформирована в барочно-тревожную – приемом контраста белого постамента четких геометрических линий и темной фигуры в динамичной борьбе светотени. Лежащая на кресле золотистая драпировка «развеществлена» – это не ткань, а некое нематериальное мерцание... И весь антураж вокруг Мамонтова – это не реальная среда, а эмоциональная атмосфера.

Врубель был новатором – он искал новый художественный язык, он ломал традицию жизнеподобного, фигуративного языка искусства. Ему недостаточно того, что видит глаз, – поверхности и внешней формы вещи. Он изобретает свой способ пластического проникновения в глубину натуры, в ее сущность. И плоскость холста, и краски он организует структурно, выявляя скрытую «конструкцию натуры» – так, как он, художник, ее понимает.

В 1904 г. Врубель, рассматривая в кабинете С.Мамонтова на хуторе в Бутырках свои былые, как он сам выражался, «вдохновения», сказал об этой работе: «Портрет Саввы Ивановича действительно как экспрессия; посадка, сила лепки – все, что сделано – красиво и звучно, более чем правдиво». Портретный образ Мамонтова крупнее и шире, чем изображение конкретного человека, – это образ драмы эпохи.