Недавно в московском издательстве «Классика-XXI» вышла первая в нашей стране книга статей и интервью знаменитого канадского пианиста Глена Гульда. Своеобразно уже само название – «Нет, я не эксцентрик». Книга как бы является развернутым ответом на все те мифы и слухи, которые породило действительно необычное поведение Глена Гульда как в обыденной жизни, так и на сцене. Он прославился в этом плане не только необычайно низкой посадкой за инструментом, но и привычкой вечно таскать с собой старый и совершенно непрезентабельный разборный стул, у которого можно было регулировать высоту ножек. Кроме того, он даже в теплую погоду надевал пальто, перчатки, обматывал шею шарфом и настолько боялся простуды, что прерывал телефонный разговор, если слышал, как собеседник чихает на том конце провода. Одним словом, это был чудак.

Как человек, с раннего детства подверженный болезням, Гульд вел жизнь довольно одинокую, но при этом был весьма приветливым и остроумным человеком. Более того, он обладал немалым актерским талантом и оставил ряд чрезвычайно смешных текстов, а также за-снятых на телевидении и записанных на радио сценок, где, подобно Аркадию Райкину, изображал каких-нибудь странных персонажей, чаще всего из мира музыки.

Юмор Гульда тем более симпатичен, что зачастую направлен на себя самого. В книге немало таких остроумных зарисовок-автопортретов. Вот, например, как он комментирует слухи о его приверженности лекарствам: «Чтобы справиться с бессонницей, я перепробовал много разных средств, но не все они на меня действуют. В путешествия я беру с собой также лекарства для улучшения кровообращения, таблетки от простуды, витамины и еще кое-что. Поэтому меня принимают за наркомана. Но количество якобы принимаемых мной лекарств сильно преувеличено. Один журналист написал даже, что я вожу с собой целый чемодан медикаментов. На самом деле они все умещаются в маленький саквояжик».

В том же духе он описывает свои школьные годы: «…в школу я ходил редко, поэтому родители наняли мне репетиторов для домашнего обучения. Это объяснялось, с одной стороны, моим слабым здоровьем, а с другой – тем, что я много времени посвящал игре на фортепиано. Я не умел давать сдачи, из-за этого соседские мальчишки воспринимали меня как легкую мишень и нередко поколачивали. Но было бы преувеличением утверждать, что это случалось каждый день. Через день – пожалуй».

Разумеется, помимо таких юмористических зарисовок, в книге есть немало рассуждений куда более серьезного свойства. Ведь, как известно, Гульд в тридцать два года добровольно покинул концертную эстраду и отдался своим любимым занятиям, связанным со звукозаписью, с созданием радио- и кинодокументалистики. В последнем с ним не раз сотрудничал известный французский телережиссер Бруно Монсенжон, который и является составителем этой книги, первоначально появившейся во Франции (перевод М.Ивановой-Аннинской).

Вопреки обычным представлениям Гульд считал концерт отжившей формой существования музыки и предсказывал приход совершенно новых форм общения слушателя с этим искусством. Пока что, спустя двадцать лет после его смерти, мы можем констатировать, что ничего подобного не произошло, но что значат для истории какие-то двадцать лет? Гульд пророчествовал, имея в виду куда большие отрезки времени, и весьма возможно, что в конце концов он окажется прав.

Со своим необычным стилем поведения, необычным взглядом на мир и на искусство, со своей своеобразной музыкальной философией, где совершается попытка переписать заново всю историю музыки и где любимый всеми нами романтизм расценивается как просто-напросто затяжной кризис, упадок, который заканчивается лишь с приходом Шёнберга и нововенской школы в ХХ веке, Гульд был своего рода маргиналом, человеком, плывущим наособицу, в стороне от столбовых дорог западного музыкального бизнеса, хотя при этом он достаточно умело пользовался многими преимуществами, характерными для этого бизнеса. Но, будучи до мозга костей человеком Запада, он в то же время – и это, конечно, приятно отметить – очень любил Россию и ее искусство, особенно после посещения нашей страны в 1957 году. В книге, например, есть его высказывания об искусстве нашего соотечественника Святослава Рихтера, и эти высказывания принадлежат к одним из самых глубоких из всего, что когда-либо говорилось об этом великом пианисте.

Своим бунтарским характером Гульд неожиданно напоминает другую нашу великую соотечественницу – Марию Юдину. И что особенно поразительно, в исполнении Баха – кумира их обоих – они бывают достаточно схожими, хотя и шли к постижению музыки Баха совершенно разными путями.