научные чтения
Виктория ХАН-МАГОМЕДОВА.
Эта загадочная парсуна
Человек – предмет,
вечно интересный для человека.
В.Белинский
Странная двойственность
присуща большой парсуне «Портрет царя Федора
Алексеевича» (1686, ГИМ), выполненной в традициях
иконного писания. Лицо юного царя написано
объемно, а одеяния и картуши решены плоскостно.
Божественную власть царя подчеркивают нимб
вокруг головы, изображение Спаса Нерукотворного
вверху. Есть особое очарование в робких, неумелых
парсунах, в которых мы усматриваем знак времени.
В XVII столетии, когда в России усиливались
светские тенденции и обозначился острый интерес
к европейским вкусам и привычкам, художники
стали обращаться к западноевропейскому опыту. В
такой ситуации, когда наблюдаются поиски
портретности, появление парсуны вполне
закономерно.
«Парсуна» (искаженное «персона») с латинского
переводится как «особа», не «человек» (homo), а
некий тип – «царь», «вельможа», «посол» – с
подчеркиванием понятия рода. Парсуны – светские
парадные портреты в интерьере – воспринимались
как знак
престижности. Русской знати было необходимо
приспособиться к новым культурным веяниям,
проникавшим в традиционные формы бытового
уклада. Парсуна хорошо подходила для
культивируемой в княжеско-боярской среде
церемониальной обрядности торжественного
придворного этикета, для демонстрации высокого
положения модели. Не случайно парсуны сравнивают
со стихотворными панегириками. В парсуне прежде
всего подчеркивалась принадлежность
изображенного к высокому чину. Герои предстают в
пышных одеяниях, в богатых интерьерах. Частное,
индивидуальное в них почти не выявлено. В парсуне
всегда было главным – подчинение сословным
нормам: столько значительности и импозантности в
персонажах. Внимание художников
сосредотачивается не на лице, а на позе
изображенного, богатых деталях, аксессуарах,
изображении гербов, надписей. Впервые столь
полное и разнообразное представление о первом
жанре свет-ского искусства в России – парсуне, её
истоках, модификации – дает масштабная,
познавательная и зрелищная выставка «Русский
исторический портрет. Век парсуны». Более ста
экспонатов (иконы, фрески, парсуны, лицевое шитье,
монеты, медали, миниатюры, гравюры) из 14
российских и датского музеев показывают, как
по-разному искусство портрета включалось в жизнь
в России в XVII–XVIII веках. Здесь можно увидеть
любопытную галерею исторических лиц эпохи. И не
столь уж важно, во имя чего создавались эти
загадочные парсуны. Они все равно являются
бесценными свидетельствами времени. В одном из
самых ранних экспонатов – оплечный «Портрет
Ивана Грозного» из Национального музея Дании (1630)
– поражают выразительные глаза и брови,
окаймленные темным контуром, обобщенная
трактовка лица.
Именно в иконописной среде, у
мастеров Оружейной палаты родилось новое
понимание человека. У знаменитых московских
мастеров Симона Ушакова и Иосифа Владимирова
художественные требования к иконе и к портрету
царя или воеводы уравновешиваются. Ушакову
удалось передать материальность, ощущение
телесности, земного в образах святых: он соединил
иконные
традиции с реалистической манерой, использовав
новые средства. Его образ Спаса Нерукотворного,
чей лик написан с помощью светотеневой лепки –
одновременно икона и портрет с определенным
человеческим обликом. Так происходило
нисхождение божественного до человеческого.
Царские иконописцы являлись портретистами
царского двора, создававшими иконы и портреты. И
необычный способ экспонирования еще более
усиливает странную притягательность парсун.
Свисающие с потолка портреты представлены на
прозрачных стеклянных фонах, сквозь которые
виднеется кирпичная кладка. А на обтянутых
красной материей пилонах цари, патриархи,
аристократы порой предстают на манер святых
(царевна Софья в образе царя Соломона).
Необычайно хорош поясной «Портрет Алексея
Михайловича» (1680-е, ГИМ). Царь изображен в
торжественном костюме, расшитом жемчугом и
драгоценными камнями, в высокой шапке, опушенной
мехом. Лицо трактовано более правдиво, чем в
ранних парсунах. Кажется, все рассчитано на
эмоциональное воздействие. Зритель ощущает
значительность изображенного, занимающего
высокое положение, как в «Портрете
В.Ф. Люткина» (1697, ГИМ). Изображенный в рост
персонаж в синем кафтане с широкими рукавами и
высокими обшлагами правой рукой опирается на
рукоять шпаги, левой придерживает полу одежды.
Хорошо передано его чувство собственного
достоинства, уверенности в себе. Простота и
лаконичность пластической характеристики лица
сочетается со светотеневой моделировкой
предметов и умением передать фактуру тканей. Но
по-прежнему, как и в более ранних парсунах,
большую важность имеют аксессуары.
Особой силой и мощью отличаются портреты из
знаменитой Преображенской серии участников
«Всепьянейшего собора Всешутейшего князь-папы»,
созданного Петром I в 1694 году с целью
дискредитации церкви. В портретах выразились
творческие искания, особенности характера,
мироощущения человека на переломе Средневековья
и Нового времени. Художники уже начинают думать о
композиции.
Члены «собора» – представители знатных
фамилий участвовали в маскарадных шествиях,
шутовских праздниках. В портретах дерзко
высмеивается традиционный уклад жизни Древней
Руси, сатирические персонажи наделены сильными
эмоциями, но такой гротеск не характерен.
Изображенные на портретах Преображенской серии
считались шутами, однако после исследований и
уточнения имен персонажей выяснилось, что на
портретах изображены представители известных
русских фамилий: Апраскины, Нарышкины…
сподвижники Петра. Предельной обнаженностью
личности поражает «Портрет Якова Тургенева» (1695).
Усталое, изрезанное морщинами лицо немолодого
человека. В его печальных глазах, устремленных на
зрителя, в чертах лица, словно искаженного
горькой гримасой, есть нечто трагическое. И
судьба его была трагической. Один из первых
соратников молодого Петра в «соборе» имел звание
«старый воин и киевский полковник». Он
командовал ротой в маневрах петровских потешных
войск. Но с 1694 года стал играть в шутовских
празднествах, а забавы Петра носили жестокий и
дикий характер. Вскоре после своей пародийной и
кощунственной свадьбы Тургенев умер.
Необычные портреты Преображенской серии, в
которых традиции иконописи, парсуны сочетались с
гротескной линией западноевропейского
искусства, не получили дальнейшего развития в
русской портретной живописи, избравшей иной
путь.
|