Пространство слова и пространство образа

Винсент Лауренс ван дер Винне. Суета Сует

Выставка «Зримый образ и скрытый смысл. Аллегория и эмблематика в живописи Фландрии и Голландии второй половины XVI–XVII веков» из собраний Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина и Серпуховского историко-художественного музея не предлагает никаких сенсаций.

Главная ее особенность заключается в том, что это выставка, как теперь принято говорить, «концептуальная», то есть основой ее замысла является круг проблем, вызывающих определенные ассоциации, пробуждаемые изображениями. Поэтому устроители выставки не стремились к тому, чтобы она поражала посетителей своими неожиданными для зрителя образами или хотя бы привезенными из дальних стран курьезами и сенсационными произведениями. Как раз получили предпочтение «рядовые», характерные для страны и эпохи картины, которые демонстрируют обычные, типические качества нидерландской живописи XVI и XVII вв.

В истории мирового искусства Нидерланды стали образцом точнейшего изучения натуры, пристального наблюдения городской и сельской жизни, не чуждавшегося любых мелочей быта, природы, человеческих лиц и костюмов. Немецкая живопись XVIII и начала XIX в., французская живопись рубежа XVIII и XIX вв., английский пейзаж этого времени, венециановская школа в России и многие школы Европы и Америки – все внимательно изучали опыт и методику нидерланд-ских мастеров XVI и XVII вв., иногда очень близко им следовали, иногда почти буквально повторяли, а иногда свободно их интерпретировали на основе собственных национальных традиций и интересов. Важно, что повсюду обращение к нидерландским образцам означало поворот национальных школ к реализму, к доскональному знанию и изучению собственной жизни, природы, собственного бытового уклада. Но знатоки и историки нидерландского искусства, преклоняясь перед ним, давно стали замечать удивительные качества нидерландского реализма.

В Нидерландах XVI и XVII вв. бушевали страшные, кровавые войны, вызванные то стремлением сбросить испанское владычество, то соперничеством с соседними государствами, но даже в батальной живописи нидерландцев эти драмы и подвиги не находят отражения. В Нидерландах XVII в. обострялись социальные конфликты, контрасты нищеты и огромных награбленных богатств, но в бытовой нидерландской живописи бедные деревеньки и богатые городские апартаменты выглядят удивительно мирно, уютно, и драмы как будто обходят города и деревни. Лишь в середине XX в. углубленные социологические и эстетические исследования нидерландского искусства приходят к выводу, что нидерландцы XVI и XVII вв. хорошо видели и знали, в каком мире они живут, и это разное понимание отразилось в их картинах. Но в отличие от художников «критического реализма» XIX в. они изображали не непосредственные впечатления от жизни, а свой собственный социальный и нравственный идеал, ту жизнь, какую художник хотел бы видеть в своей стране, вокруг себя, что он считал важным сообщить зрителям и покупателям его картин.

Замечательно, что голландцы и фламандцы, украшавшие свои дома купленными картинами, проявляли необычайную чуткость как к эстетическим качествам живописи: к художественному образу, настроению, рисунку, колориту, – так и к внутреннему смыслу картин, умели их «читать» и обнаруживать настроения, взгляды, симпатии автора, родственные их собственным ощущениям. Французы, немцы, англичане (а также русские начала XVIII в.), коллекционировавшие нидерландские картины, отлично разбирались в их скрытом смысле и выбирали то, что им было близко и понятно. «Чтению» картин способствовало то, что их авторы опирались на общие и общедоступные фольклорные и литературные источники – на народные пословицы, поговорки, песенки, предания, сказки, на Священное писание, нравоучительные притчи, наконец, на популярные в Нидерландах и других странах литературные произведения. В первой половине XX в. историки искусства стали внимательно изучать скрытый смысл художественных образов, их фольклорные и литературные источники, их философские, религиозные и нравственные установки. Большую роль в этом сыграла школа иконологии, раскрывшая образно-символическое содержание многих произведений мирового искусства.

Выставка в ГМИИ является итогом многолетней работы по прочтению скрытого для нас внутреннего смысла картин. Поэтому каждая картина сопровождается более или менее пространным текстом, позволяющим нынешнему зрителю прочесть в картине не только свои мысли и переживания, но и те, которые картина возбуждала в людях XVI–XVII вв. Мы узнаем, какие ассоциации вызывала у них смена времен года или времени суток. Изображения богатых лавок связывались с праздником 19 декабря – днем святого Николая, когда дети получали завидные подарки; катание на коньках – с опасным скольжением по замерзшему «морю житейскому». Особенно часто встречается скрытая оценка нравственного или безнравственного поведения. Даже натюрморты осуждают чревоугодие или суетность, пристрастие к бесцельным занятиям или бессмысленному времяпрепровождению.

Можно четко выделить на выставке три основные нидерландские школы живописи. Первая – собственно нидерландская, приходящаяся на XVI в.; вторая – школа Северных Нидерландов XVII в., где была одержана победа над чужеземным феодальным игом и засильем католической церкви; третья – фламандская школа. Фламандская живопись XVII в. наиболее ярко и откровенно выразила свои идеалы – это буйная радость мирной жизни и мирного труда, огненная любовь к изобилию, красоте мира, плоти, здоровье и сила людей.

В картинах трех нидерландских школ редко встречаются надписи или символические знаки. Но скрытый смысл их читается, в общем, без труда, особенно в таких шедеврах, как «Зимний пейзаж» Питера Брейгеля Младшего, «Пастух с флейтой» Хендрика Тер-брюггена, «Рыбная лавка» Франса Снейдерса или «Вакханалия» Питера Пауля Рубенса. Радость жизни, любовь к труду и трудовому человеку, обаяние мирной жизни и красота человека – это качества, дорогие нам не меньше, чем «старым мастерам», и не требующие перевода или истолкования.