В имени Рене Магритта изначально
заложено нечто магическое. Будто подтверждение
тому слова «маг» и «Магриб» — старое название
северо-запада Африки, издавна славившегося
своими чародеями (вспомним «дядю» Аладдина из
«Тысячи и одной ночи»).
Картины Магритта магически
воздействуют на сознание, будоражат воображение
своей особой атмосферой таинственности.
«Магритт превратил обыденные вещи в мифические,
придав им тайну», — отметил знаменитый
английский философ Герберт Рид. В этих словах —
ключ к поэтике Магритта. Художник стремится
разрушить привычное представление о хорошо
знакомом, неизменном, заставить увидеть объект в
новом измерении, привести зрителя в смятение
алогизмом образов, создать настроение тайны.
Одна из особенностей живописи
Магритта — ее «литературность» в хорошем смысле
этого слова. Художник вращался в кругу поэтов и
философов, изучал творчество романтиков XIX века.
Так, на него сильно повлияли теоретические труды
величайшего английского поэта и философа
С.Т. Кольриджа, который считал, что только
обобщенный образ становится образом-символом,
познание всегда интуитивно и требует
интенсивной работы духа.
Очень важна для понимания творчества
Магритта проблема «сюрреализм и фрейдизм».
Главный теоретик сюрреализма Андре Бретон, по
профессии врач-психиатр, придавал психоанализу
Зигмунда Фрейда решающее значение при оценке
творчества художника. «Метод свободных
ассоциаций», предложенный Фрейдом, его «теория
ошибок», «толкование сновидений» были
направлены прежде всего на выявление
болезненных расстройств психики с целью борьбы с
ними. На это было нацелено и толкование
произведений искусства, предложенное Фрейдом. Но
при таком толковании искусство сводится к
частному, так сказать, «лечебному» фактору. И в
этом состояла ошибочность подхода теоретиков
сюрреализма к произведениям искусства.
Это прекрасно понимал Магритт, когда
заметил в своем письме от 12 марта 1937 года:
«Искусство, как я его понимаю, не подвластно
психоанализу: это всегда тайна». Вот почему
Магритт упорно отказывался именовать себя
сюрреалистом и охотно отзывался на обращение
«магический реалист».
«Магический реализм» как
разновидность европейского романтизма имеет
свои национальные особенности. Для бельгийского
романтизма, к которому относится творчество
Магритта, характерно мифопоэтическое
направление, восходящее к искусству великого
Босха.
Магритта увлекла непостижимая
способность старого нидерландского мастера
переводить сложнейшие алхимические,
астрологические, магические символы на язык
художественных образов. Привлекли его и
бесконечные «пейзажи-фоны» картин Босха,
символизирующие высшую духовность, к которой
стремится грешное человечество.
В эссе «Искусство подобия» Магритт
выразил свое художественное кредо. «Искусство
живописи, — писал он, — которое лучше назвать
искусством подобия, может выразить в красках
идею, вмещающую в себя только образы, которые
предлагает видимый мир. Интуиция подсказывает
художнику, как расположить их, чтобы выразить
тайну. Тайна — сущность мира».
Искусство Магритта часто называют
снами наяву. «Мои картины, — утверждал художник,
— не сны усыпляющие, а сны пробуждающие». И
недаром в качестве эпиграфа к одному из своих
автопортретов Магритт взял следующие стихи из
«Песен Мальдорора» поэта конца XIX в. Лотреамона:
«Тем не менее я иногда вижу сны, хотя ни на одно
мгновение не теряю осознания своей личности».
Отсюда неожиданная трактовка
«внутреннего и внешнего» в картинах
бельгийского художника. Комментируя свою
картину «Удел человеческий» (1933), Магритт писал:
«Перед окном, которое мы видим изнутри комнаты, я
поместил картину, изображающую ту часть
ландшафта, которую она закрывает. Таким образом
дерево на картине заслоняет дерево, стоящее за
ним снаружи. Для зрителя дерево находится
одновременно внутри комнаты на картине и снаружи
в реальном ландшафте. Именно так мы видим мир. Мы
видим его вне нас и в то же время видим его
представление внутри себя. Таким же образом мы
иногда помещаем в прошлое то, что происходит в
настоящем. Тем самым время и пространство
освобождаются от того тривиального смысла,
которым их наделяет обыденное сознание».
Мотив окна и картины, частично
закрывающей его, неоднократно встречается в
творчестве мастера, что позволяет считать его
одним из постоянных образов-символов поэтики
Магритта. К таким устойчивым символам его
живописи можно отнести следующие его образы:
яблоко-лицо, букет-лицо, каменный орел, дупло
громадного дуба, женская «античная» голова на
фоне морской стихии или бесконечного забора,
женские скульптурные торсы, вырастающие друг из
друга, человек в котелке и фраке в самых
невероятных ситуациях, зеленый лист, сквозь
который виднеется иное пространство.
Герберт Рид отмечал: «Магритта
отличает строгость форм и отчетливая ясность
видения. Его символы чисты и прозрачны, как
стекла окон, которые он так любит изображать.
Магритт предупреждает о хрупкости мира».
Смысл картины Магритта ускользает от
зрителя. Стремясь объяснить картину, разум
судорожно хватается за все. И вот тут-то художник
бросает ему название картины. Названия
появлялись после того, как картины были написаны.
Названию придавалась решающая роль в восприятии
картины. Вот несколько высказываний Магритта по
этому поводу: «Живая эмоция должна
присутствовать в названии», «лучший заголовок
картины – поэтический. Он ничему не должен учить,
а вместо этого – удивлять и завораживать».
Все это говорит о тесном слиянии
живописи Магритта с поэзией.
Лев ДЬЯКОВ
Рене Магритт родился в небольшом
бельгийском городке Лессине 21 ноября 1898 г. В
1916 г. по окончании средней школы Магритт
поступает в Академию изящных искусств в
Брюсселе, которую заканчивает в 1918 г. Биографы
художника отмечают, что с 1918 по 1925 г. Магритт
находился под сильным влиянием дадаизма, кубизма
и футуризма. Выставка 1927 г. привлекла к нему
внимание критиков и зрителей. В этом же году
Магритт переезжает в центр сюрреализма — Париж.
Он постоянный участник всех сюрреалистических
выставок, проходивших в Париже.
В 1930 г. Магритт неожиданно
возвращается в Брюссель, где и живет до конца
своих дней. Известно, что в 1937-м Магритт в течение
трех недель находился в Лондоне, в доме богатого
коллекционера Эдварда Джеймса, для которого
выполнил ряд картин маслом. В течение 1937–1939 гг.
Магритт читает публичные лекции, где излагает
свое творческое кредо. В 1936 г. Жюльен Леви, автор
нескольких эссе о творчестве художника,
устраивает первую выставку работ Магритта в
Нью-Йорке, а в 1938-м Лондонская картинная галерея
организует первую большую выставку бельгийского
мастера. В это же время известный философ и
критик Герберт Рид публикует исследование о
творчестве Магритта, названное им «Поэтический
принцип».
По предложению директора
муниципального казино в Брюсселе в 1951–1953 гг.
Магритт оформляет монументальными панно стены
игорного дома. На эти же годы падает все
возрастающее международное признание искусства
Магритта. В 1956 г. Магритту как выдающемуся
представителю культуры Бельгии вручают
престижный приз Гуггенхейма.
15 августа 1967 г. Магритт умирает в
Брюсселе, будучи всемирно известным мастером.
Свидетельство тому — четыре большие
ретроспективные выставки его работ, прошедшие в
1967–1971 гг. в Лондоне, Ганновере, Цюрихе и Токио.