Реквием

1905.Государственная Третьяковская галерея, Москва

Эта картина напоминает некую траурную симфонию, выраженную языком живописи. И недаром один критик эпохи Серебряного века отмечал: “И вот, как звон колоколов, минорный и тягучий, как звук органа, воздыхающего непереносимой скорбью, то льющего каскады стремительных и нежных жалоб, то замирающего вовсе, на мгновение рванулась из души художника, из замыслов в ночи завороженных, из непрестанной муки повседневной жизни с ее обманами, жестокостью и жаждой, жаждой неведомо чего, неведомо прекрасных снов наяву, последний лебединый крик души, предчувствующей, что скоро, скоро земной обряд закончен будет”.

“Бесконечная мелодия, которую нашел Вагнер в музыке, есть и в живописи, — писал Мусатов в письме к А.Н. Бенуа в то самое время, когда работал над “Реквиемом”. — Эта мелодия есть в меланхолиях северных пейзажей у Грига, в песнях средневековых трубадуров и романтизме нашей родной тургеневщины. Задача моей живописи — запечатлеть ускользающую мелодию в “бесконечной” линии, навсегда остановить текучесть звука”.

Это стремление запечатлеть “ускользающую мелодию” составляет содержание последних картин художника.