Предшественники

(1)

(2)

(3)

Первые уроки живописи В.Э. Борисов-Мусатов получил у молодого выпускника Петербургской академии В. Коновалова, от которого услышал об импрессионистах. Большое впечатление на него произвело знакомство с собранием саратовского Радищевского музея, в котором были представлены как произведения западноевропейских художников — “малых голландцев”, Ватто, Фрагонара(1), Коро, мастеров барбизонской школы, так и отечественных — К. Брюллова, А. Иванова, И. Репина(2), В. Поленова. В музее была хорошая коллекция французских гобеленов, что позднее могло сказаться на специфике колорита Борисова-Мусатова.

Основы глубокой эстетической культуры были заложены еще в школе, когда он познакомился с произведениями Лессинга, Тэна и Гегеля. Годы, проведенные в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, были важны для художника не столько с точки зрения ученичества, сколько с точки зрения знакомства с новым живописно-эмоциональным направлением в русском искусстве тех лет, которое было представлено именами В. Серова, И. Левитана, К. Коровина, А. Архипова. Два года учебы в стенах Петербургской академии художеств позволили Борисову-Мусатову приобщиться к системе “академиста” П.П. Чистякова, основой которой было мастерство владения формой. Второй “академией” для художника становится творчество великих мастеров прошлого из собрания Эрмитажа.

Париж, мастерская Ф. Кормона, представителя запоздалого классицизма, закрепили профессиональные навыки академической школы и общую ориентацию молодого художника на классическую традицию с ее идеалами гармонии и красоты, единства формы и смысла. В Лувре на Борисова-Мусатова большое впечатление произвел размах и монументализм полотен Тинторетто и Веронезе, а также непосредственность и поэтичность Фра Беато Анджелико и Боттичелли. Другим источником ярких художественных переживаний становится современное французское искусство. Борисов-Мусатов одновременно знакомится и с творчеством импрессионистов (Моне, Писсарро, Ренуара, Моризо), и с творчеством постимпрессионистов (П. Гогена), и с творчеством представителей символизма (группа “Наби” (3)— М. Дени, Боннар, Вюйар, Руссель). При этом его кумиром еще до поездки в Париж стал “отец символизма” Пюви де Шаванн, в творчестве которого Борисов-Мусатов увидел пример возрождения монументально-декоративной живописи.

В своем творчестве Борисов-Мусатов смог органически переплавить традиции классики, русского и французского искусства и на основе этого создать свою оригинальную новаторскую живописную систему.

...и последователи

(4)

(5)

(6)

В русское искусство Борисов-Мусатов вошел не только как талантливый живописец, но и как создатель нового живописного направления. Несмотря на ориентацию в идейно-тематическом плане на некое вымышленное прошлое, в области формальных живописных приемов художник вышел на наиболее актуальные для рубежа веков проблемы выразительности самого языка искусства.

Искусство ХХ в. собиралось говорить на языке цвета, ритма, плоскостей и фактуры холста, структурной выстроенности композиции. На этом языке говорит и Борисов-Мусатов, предельно рационалистически рассчитывая и выстраивая свою новаторскую по существу, декоративно-живописную систему. Это рациональное зерно будущего прекрасно чувствовали его молодые соратники. Если сам Борисов-Мусатов формально не был членом объединения “Голубая роза”, то это не помешало тому, что “на их знамени было начертано его имя, а дух Мусатова как бы витал в залах, где были экспонированы произведения его учеников и последователей” (Д. Сарабьянов).

К своему старшему земляку тянутся представители саратовского крыла “Голубой розы” — П. Кузнецов, П. Уткин, А Матвеев(4), К. Петров-Водкин(5). П. Кузнецов(6) наиболее талантливо продолжил поэтическую линию в творчестве Мусатова, а Петров-Водкин воспринял и творчески переосмыслил его символическую систему. “Мусатовский” период был в творчестве Н. Сапунова, М. Ларионова, Н. Гончаровой.

Через творчество Борисова-Мусатова к импрессионизму приобщился ряд художников “Бубнового валета”, таких как П. Кончаловский и Р. Фальк.