Жить в двух мирах — в мире сказочном и
реальном… Видеть неброский пейзаж
среднерусской полосы в волшебной свежести
первозданных красок… так, чтобы лес стоял
стеной… так, чтобы туча всю землю поила… так,
чтобы солнце сияло желтым всевидящем глазом в
хрустальном тереме зимних берез… мягкая грудь
земли — до самого края мира… дерево — в небо…
дорога — в сказку… А там сидит кот — вроде среди
тех же берез, таких легких и весенних, хвост у
него тоже торчит, что та же береза… нет, это не
хвост, это все же береза — так обрадовалась
весеннему солнцу, что торчит радостным хвостом
мартовского кота, а наш кот хвост перед собой
положил, он не мартовский и мартовским быть не
может, он — кот сказочный, и положено ему хвост
класть поперек дороги, чтобы никому ни пройти ни
проехать, не заглянув в его глаза. А глаза у него
зеленые, как трава, шерсть — черная, как ночь,
грудка — белая, как белый день, шерсть на бачках
— золотом солнца полыхает, да вот оно, солнце, у
него на макушке между ушами прилегло на минутку,
погреться и песенку послушать…
Да нет же, такого не бывает… А у Татьяны
Алексеевны Мавриной бывает. Дружит она с этим
котом, и он с ней дружит. «Ложусь спать на горах,
кладу шесть сказок в головах: одна разговаривает,
другая спрашивает, третья звенит, четвертая
шумит, пятая смеется, шестая плачет», —
говаривала она, да лукавила: не в сказках дело, а в
том, кто их сказывает на сон грядущий, — в коте.
Необычный это кот, вы сами это поняли. Да, как все
коты, очень разборчивый и привередливый, редко с
кем дружбу водит. Все в основном с поэтами — с
Александром Сергеевичем Пушкиным, с вещим Бояном
— родственники они ему.
«Вещий Боян, внук Велеса» — не только тезка
Коту Баюну, а вроде бы даже внук. Помните, как у
него все хорошо получалось, когда «хотел кому
песнь воспеть, то растекался мыслию по древу,
серым волком по земле, сизым орлом под облаками».
Ну просто вылитый дедушка в молодости! Стоило
Велесу украсть у Перуна невесту или небесных
коров, как бог грозы тут как тут с молнией
наперевес: отдай, мол, невесту! Так что
приходилось прятаться: то камнем черным
оборачиваться, то черным змеем, то козлом, то
собакой, а бывало и черным котом. Черным котом
лучше всего спрятаться получалось — забежишь в
дом и свернешься клубочком на печке. А люди охочи
песенку или сказку там послушать, особенно
младенцы и старики, их в дремоту клонит, а я им сны
навеваю — дети вырастут, сказки вспомнят, а
старики — сны детства. (Научное обоснование
родства Кота Баюна, певца Бояна и Велеса, бога
подземного мира, плодоносящих сил земли, царства
смерти, покровителя скота и поэтов смотри в труде
Б.А. Рыбакова «Язычество древних славян». М., 1994.)
Мифы и боги давно ушли в прошлое, но не таков Кот
Баюн, чтобы сдаваться. Он поселился в сказке, в
«тридесятом царстве», на самом краю света. Сидит
на столбе, ось мира охраняет и бает — дремоту на
непрошенных пришельцев навевает. Много было
охотников до мудрости древнего бога Кота Баюна.
Что только ни придумывали: за три версты от
тридесятого царства три колпака надевали,
клещами запасались, железным, медным и оловянным
прутами, и все это, чтобы кота наземь совлечь и
подчинить себе, — не давала покоя сказочным
героям и людям бесконечность загадки
отечественного кота, ну а просторов для
тридевятого царства на Руси всегда хватало (см.
подробнее народные заговоры и «Энциклопедию
символов, знаков, эмблем». М., 2005)
Другое дело коты заграничные, они хорошо
пристроились. Кот в сапогах у Ш. Перро съел
людоеда и на всю оставшуюся вечность обеспечил
себя мягкой постелью, едой и полным бездельем. У
Чеширского Кота в сказке Л. Кэрролла «Алиса в
стране чудес» тоже работа несложная — появиться
пару раз и сказать что-то крайне туманное и
парадоксальное в английском духе, вроде
«куда-нибудь ты обязательно попадешь, нужно
только достаточно долго идти». Кот Мурр, как и
подобает истинному коту Германии, занялся
философией и изложил свой взгляд на людей в труде
«Житейские воззрения Кота Мурра». Труднее
пришлось американским котам–функционалам,
которые были вынуждены служить то на железной
дороге, то в театре, то в ресторане, чтобы
добиваться от людей уважения, о чем поведал Т.С.
Эллиот в своей «Книге Старого Опоссума о
практичных котах».
Пришлось и нашему Коту Баюну с помощью А.С.
Пушкина переквалифицироваться в «кота ученого».
Хорошо у них получилось. Наслушавшись кота,
А.С. Пушкин создал, по мнению Г. Гачева,
современный русский Космос, а заодно и русский
литературный язык, а кот ученый получил
удивительно красивый заповедный мир русской
литературной сказки.
Настала очередь визита к художникам. И.Н.
Крамской первым попытался написать портрет кота,
но опыт оказался крайне неудачным. Кот остался им
недоволен. Виданное ли дело, изображать
сказочно-мифологического кота в виде
короткошерстного европейского, с лирой, да еще
сидящим на цепи! Гораздо лучше получилось у
И.Я. Билибина. И дуб хорош, и море-океан, и цепь
златая, и шерстка черная. Только опять
неприятность с этой цепью вышла. Нельзя сажать не
то что ученого, а даже самого что ни на есть
подвально-помоечного кота на цепь. И цепь эта не
для кота или собаки, а чтобы мир хранить,
непрерывную цепь времен и памяти народной.
Оттого она и золотая. А потом, почему коту ученому
пристало быть черным? Неужели сказалась плохая
наследственная мифологическая репутация?
Слишком строги художники-мужчины. И Кот встал у
изголовья Татьяны Алексеевны. Она была не менее
талантлива и отзывчива на сказку, чем Пушкин.
Пушкин явил миру древний космос мудрой души Кота,
Маврина — его истинный сказочный образ. Теперь
он может появиться на опушке леса или на
деревенской улице в своем традиционно-сказочном
обличии черного кота и продырявить солнечный
день воронкой ночи. А весной его усы могут
заголубеть подснежниками, «мать-и-мачехой и
листом черемухи зазолотеть его глаза». Летней
ночью может светиться «солнечный кот-подсолнух»
(Ю.И. Коваль, сборник рассказов «Жеребенок»,
иллюстрации Мавриной). Осенью на его морде
проступает холодное дыхание зимы, и хотя шерсть
его еще горит алыми всполохами на черном, баки
седеют в голубизне снега. А когда он «песнь
заводит» или «сказки говорит», у него зацветает
хвост. И он вновь может встретиться с Александром
Сергеевичем и поделиться творческими замыслами
и бездонной памятью.
Кот — существо благодарное и великодушное. Тем,
кто отзывчив, он дарит бесценные подарки. Т.А.
Маврину он научил видеть реальный мир сказочными
глазами, а в сказке жить как в реальности. Оттого
так прекрасен мавринский мир русских
провинциальных городков, деревень, лесов и полей.
В них все как в первый раз, как в детстве или как в
пору сумасшедшей влюбленности — первый ливень,
аромат луговых цветов по пояс, сияние цветущих
лип, ослепительное солнце, омытое дождем.
Природа щедра на безмерные дали, на дремучие
леса, на бездонное небо, на плоды, отягощающие
деревья. Люди и животные мудры и добры. В своем
выступлении о национальных «космопсихологосах»
Г. Гачев предложил в качестве образной
идеограммы русского космоса вектор со знаком
бесконечности (> ?) — дорога в бесконечность, в
тридесятое царство, в бездонные глаза Баюна,
которые манят бесценными духовными дарами
поколение за поколением.
Маврина Т.А. (1900-96) – единственный
русский художник-иллюстратор детской книги,
удостоенный Международным советом по детской
литературе Золотой медали Г.Х. Андерсена (1976).
Художница родилась в Нижнем Новгороде. Училась
во ВХУТЕМАСе под руководством Р. Фалька, входила
в объединение графиков Группа «13». В творческой
манере Мавриной – уникальное сочетание
высочайшей европейской живописной культуры,
основанной на достижениях импрессионизма и
парижской школы, и стихии русского народного
творчества (иконопись, лубок, глиняная игрушка).
Мировую известность ей принесли иллюстрации к
русским народным сказкам и сказкам А.С. Пушкина.
