Смерть комиссара
1928. Государственный Русский музей,Санкт-Петербург
Картина была написана по заказу Реввоенсовета к 10-летию Красной Армии. Первоначально решение картины складывалось в формах умозрительно-литературных. Петров-Водкин разрабатывает подробную биографию своего героя: «Кто он? Он типографский рабочий… из Питера. Он с Волги, а раз так, то в нем должно быть что-то татарское или мордовское».
Пластическое решение складывается постепенно. В эскизе 1927 г. всплывают воспоминания о первой картине на тему войны и смерти — «На передовой», но композиционно она как бы разворачивается в обратную сторону: атакующие идут не на зрителя, как в первом случае, а уходят вдаль. Их движение по диагонали картины намечает мотив бесконечной, уходящей за горизонт дороги, дороги жизни, что сразу же отсылает наше сознание к архетипической песенной ситуации: «Степь да степь кругом, путь далек лежит, там в степи глухой умирал…» — такова судьба русского человека: умирать в дороге, на просторах знаменитой Владимирки («Владимирка» И. Левитана), просто среди распутицы («Проводы покойника» В. Перова), на пути к светлому будущему.
В окончательном варианте картины мотив сквозного движения усилен контрапостным по отношению к общему движению взглядом красноармейца, поддерживающего комиссара, — он кого-то ищет на пройденном участке пути или в реальном пространстве перед картиной, как будто видит в зрителе того, кому можно передать на руки умирающего, чтобы самому броситься догонять отряд.
Взгляд комиссара, первоначально в эскизе обращенный к зрителю, в картине, наоборот, направлен несколько вверх и вдоль плоскости картины — он уже вне времени и сиюминутной ситуации. Остывающий чеканный профиль комиссара принадлежит уже вечности.
Впервые этот трагически отчужденный взгляд и профиль появляются во фреске Джотто «Оплакивание Христа». Иконография группы на переднем плане, с мотивом бережного поддерживания опадающего на землю тела, восходит к многочисленным композициям «Снятия с креста» («Пьета» Микеланджело). Сам же мотив полулежащей фигуры, замершей в последнем порыве борьбы со смертью, причастен к эпической героике греческого искусства и повторяет абрис трагической фигуры «Умирающего галла» 230 г. до н.э.
Последним штрихом в этом образе становится жест умирающего комиссара. Прижатая прежде к телу рука, как бы пытающаяся задержать ускользающую жизнь, в последнем варианте картины в медлительности ритуального прощания приникает к драгоценной поверхности каменистой земли. Момент истины состоялся — суть деяния сына матери-земли в возврате, в возврате долга жизни жертвенностью нового Христа.