Наталия МАРКОВА, заведующая отделом графики ГМИИ им. А,С, Пушкина
Сквозь призму иносказаний
Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей. Спиноза
В предметах нет ничего, лишенного смысла Румер Висхер
Натюрморт — это искусственно созданная человеком реальность: и потому, что он составлен из рукотворных предметов, и потому, что даже природные объекты в нем вырваны из естественных связей и поставлены в новые соотношения. Как бы естественно ни выглядела композиция, она — плод творчества художника.
Некоторые вопросы наталкивали на мысль, что не все так просто с картинами голландцев. Давно было замечено, что в букетах соседствуют цветы, которые распускаются в разное время года. Если в одних случаях накрытый стол выглядит как совершенно естественно сервированный завтрак, то в других — сочетание селедки с орехами и виноградом не кажется нам столь аппетитным. Увидев нагромождение из военных доспехов, книг, скульптур и музыкальных инструментов, мы гадаем, по какой же логике объединены эти предметы и где они могли оказаться сразу все вместе: в мастерской художника? в лавке антиквара? в богатом бюргерском доме? И совсем озадачивает зрелище группы предметов, увенчанных черепом.
Ян Давидс де Хем. Фрукты и ветчина на столе. 1646. Музей искусств, Толедо
Усилиями искусствоведов многих стран в 1950–1970-е гг удалось убедительно раскрыть те идеи и аллюзии, тот утраченный для современного зрителя смысл, что содержат голландские натюрморты.
Теологический принцип Средневековья, на котором основывался «скрытый символизм» нидерландских картин XV в., гласит: «всякое творение мира подобно книге и картине» ( Omnis mundi creatura \ Quasi liber et pictura ), и в нем содержится божественное откровение. В светской культуре Возрождения и XVII в. этот принцип не исчез, но распространился на другой круг предметов и понятий и усложнился. Реальность — при мастерском и полнокровном ее воплощении в живописи — воспринималась сквозь призму иносказаний и всевозможных символических ассоциаций. Однако принципиальное отличие от Средневековья и XV столетия заключалось в неизмеримо возросшей свободе художника и зрителя индивидуально выбирать и комбинировать толкования. Одним из ярких и характерных проявлений такой игры ума были сборники эмблем, получившие в XVI – XVII вв. необычайно широкое распространение в европейских странах, что дало основание одному из историков искусства назвать их ранней формой массовой культуры.
Герард Доу. Натюрморт в нише. 1660. Картинная галерея, Дрезден
Эмблема представляет собой своеобразный синтез искусства и литературы и имеет трехчастное строение. Во-первых, это гравированное изображение, и в качестве такового может быть выбран любой объект из окружающего мира: он призван воплотить некое высшее, сверхчувственное понятие. Во-вторых, эмблема включает краткую надпись, наподобие девиза, связанную с изображением и подающую предмет с неожиданной стороны. И в-третьих, под изображением помещается более или менее пространное пояснение, прозаическое или стихотворное; оно часто включает цитаты из античных авторов (Цицерона, Вергилия, Овидия, Горация) и из Библии.
Сборники эмблем — эмблематы — были распространенным чтением образованных горожан в Голландии. Эмблематическим мышлением были пронизаны литература, поэтическое творчество — в частности, любимого поэта голландцев Якоба Катса, чьи книги также находились в каждом доме. Определение эмблемы и ее назначения, данные Катсом в предисловии к его сочинениям, помогают понять, как воспринимали эмблемы сами голландцы в XVII в.: «эмблема… это немая картина, но тем не менее способная говорить; пустяковые вещи обретают в ней немалую важность, смешные предметы оказываются при ближайшем рассмотрении не лишенными глубокой мудрости… Также скажу, что в них удается больше прочитать, чем разглядеть. И более того — больше домыслить, чем прочитать дословно. Это полезное средство для воспитания наших чувств».
Ян Ливенс. Книга, скрипка, череп и песочные часы. 1627
Следствием распространенности эмблематического мышления явилось то обстоятельство, что не только литература, но и живопись, в частности натюрмортная, стала эмблематичной. Картина могла быть прочитана, как текст. В одном из натюрмортов Питера Класа («Натюрморт с черепом», 1630–1640-е) на столе изображены погасший светильник, опрокинутый пустой стакан, открытые карманные часы, книги и лежащий на них череп. На обращенном к зрителю краю каменной столешницы вырезана стихотворная строка: Het glas is legh . De tyd is om . De keers is uyt . Den Mensch is stom , в переводе с нидерландского означающая: «Стакан опустел. Время прошло. Свеча сгорела. Человек онемел». Натюрморт предстает великолепной живописной эмблемой, говорящей о бренности жизни таким образом, что предметы буквально повторяют надпись!
Питер Клас. Натюрморт с черепом. 1630-1640- е Королевская художественная галерея, Гаага
Включение надписей в изображение — распространенный прием в голландском натюрморте, имеющий давнюю традицию: мы встречались с ним в ранненидерландских картинах, где рукописные Библии были раскрыты на страницах с повествованием об изображаемых событиях или с аллюзиями на них. Теперь тексты становятся разнообразнее, в круг цитируемых попадают современные авторы. Надписи сочиняют и сами художники и находят изобретательные приемы включения их в картину.
Яна Давидс де Хем. Натюрморт с букетом цветов и распятием. 1630-е. Старая Пинакотека, Мюнхен
В натюрморте Яна Давидса де Хема («Натюрморт с букетом цветов и распятием», 1630-е) мы долго любуемся пышным букетом в вазе, затем видим помещенное рядом бронзовое настольное распятие и замечаем прижатый им листок бумаги, на котором гусиным пером, оставленным на бумаге, кажется, только что выведена надпись: «Но на самый прекрасный цветок никто не смотрит» ( Maer naer d ’ alderschoonste Bloem — daer en siet men niet naer om ). В ней — укор и предостережение от забвения жизни во Христе за мирскими соблазнами. Под «самым прекрасным цветком» подразумевается Христос; букет является символом бренности, скоротечности человеческой жизни (воплощением библейских цитат, уподобляющих жизнь человека хрупкому, быстро увядающему цветку: «Как цветок, он выходит, и опадает; убегает, как тень...» (Кн. Иова, 14: 2); «Всякая плоть — трава» (Кн. Исайи, 40:6). Незаконченная строчка на будто случайно забытом листке бумаги подтверждает содержание изображения как аллегории суетности.
Наиболее явно аллегорическое значение выступает в натюрмортах « vanitas ». В композиции Юриана ван Стрека в центре стола высится шлем, увенчанный эффектным плюмажем, из-под него выглядывает рукоять сабли, вместе они символизируют воинскую доблесть и славу. В глубине свет выхватывает страницу раскрытой книги — это перевод трагедии Софокла «Электра», сделанный самым известным голландским поэтом XVII века Йостом ван ден Вонделом. Книга — символ поэтического искусства, мудрости, интеллектуальных достижений. Слева со стола соскальзывает лист бумаги с рисунком (средствами живописи великолепно сымитирован рисунок сангиной): голова юноши в профиль — возможно, просто подготовительная штудия, возможно, подразумевается автопортрет художника в юности. Этот листок придерживает лежащий на нем череп, обвитый хлебным колосом. Он — ключ к расшифровке смысла натюрморта.
Череп — символ смерти, бренности земной жизни. Его присутствие обесценивает все достижения земной славы, приводя на память слова Екклесиаста, познавшего, что в мире без Бога — «суета сует, все — суета!». Суета — по-латыни « vanitas »; слова библейского проповедника и дали название натюрморту этого вида. Однако окруженный колосом череп, или кости, через которые прорастают колосья, есть эмблема «Надежды на другую жизнь», то есть на воскресение из мертвых. Таким образом, натюрморт не только говорит зрителю о тщете земной славы, но и указывает путь спасения — грядущую вечную жизнь души во Христе.
Тема бренности и скоротечности жизни была одной из самых распространенных в голландском натюрморте и воплощалась в разнообразных, часто неожиданных обличьях. Так, в сдержанном и лаконичном «Натюрморте с бокалом и курительными трубками» Питера Класа (1638) символами бренности плоти выступают курительные принадлежности.
Питер Клас. Натюрморте с бокалом и курительными трубками. 1638. Частная коллекция
Аналогичный образ встречается и в голландской поэзии. В «Эпитафии» В.Г. Фоккенброха мы читаем:
Да, как дымок, его душа взлетела.
Но на земле лежать осталось тело,
Как отгоревший пепел табака.
В противоположность им бокал с виноградным вином (виноградная лоза — символ Христа) — намек на таинство причастия, приобщающее христианина к вечной жизни. Помимо антитезы «земное — небесное», «суетное — вечное», один и тот же натюрморт мог прочитываться в морально-назидательном контексте. В таком ракурсе натюрморт Класа предстает эмблемой двух социальных пороков — курения и пьянства, сурово осуждавшихся протестантской моралью. Кроме того. предметы в натюрморте могут расшифровываться как знаки четырех стихий или первоэлементов, из которых состоит мир, то есть в контексте научных знаний того времени. Угли означают огонь, табачный дым — воздушную стихию, вино — принадлежность к стихии воды, а камень столешницы и глина, из которой сделаны переносная жаровня и изящные модные табачные трубки, производившиеся в Гоуде, символизируют землю.
Помимо символики первоэлементов предметы в натюрморте, (например, в больших композициях «банкетов» или « vanitas ») могли расшифровываться как аллегория пяти чувств, где музыкальные инструменты воплощали слух, цветы — обоняние, сочные фрукты — вкус (иногда их ест обезьяна или попугай), драгоценные сосуды — зрение, скульптурные фигуры или бюсты — осязание. Сочетание в картине изображений жаровни с огнем, цветов, плодов и колосьев могло означать четыре времени года — зиму, весну, лето и осень. При этом один и тот же предмет в разных смысловых контекстах часто имел различное и даже прямо противоположное значение.
Одна из характерных примет голландского натюрморта — изображение наполовину очищенного лимона с кожурой, завитками свисающей со стола. Он очищен не случайно, а чтобы мы видели, что он «приятный со всех сторон», как толкует его одна из эмблематических книг, уподобляя истинному христианину. Однако в другой книжке лимон означает «ложный друг» (радующий глаз снаружи и горько-кислый на вкус); в этом значении фрукт присутствует в композициях на тему «суета сует».
Эта система иносказаний, сложных смысловых отношений между предметами может показаться современному зрителю искусственной, но в XVII столетии разгадывание ребусов и шарад, зашифрованных в произведениях искусства, было обычным заполнением досуга в образованных кругах и рекомендовалось в воспитательных трактатах. При этом очень ценилось собственное творчество в том же направлении — подбор сравнений и цитат, добавление новых значений, расцвечивающих первообраз новыми оттенками смысла.
