Елена МЕДКОВА

Литература

Гильгамеш, укрощающий льва. VIII в. до н.э. Лувр, Париж

На основе разветвленной мифологической системы в Месопотамии складывается одна из древнейших литературных традиций. До нас дошло около полутора миллионов памятников письменности: от хозяйственных договоров до сводов законов, от школьных экзерсисов до развернутых эпических произведений. «Записано из уст бога Эа», «записано со слов Лу-Нанны» («человека Нанны»), со слов «Саггиль-кина-уббаиб» («Молитва очистила верного»). Грамотность была настолько распространена и все так широко ею пользовались, что сохранился даже диалог коня и вола, записанный «из уст коня». Эта разноголосица особенно впечатляет на фоне древнеегипетской литературы, в которой главной книгой на все времена стала «Книга Мертвых».

Шумеро-аккадская литература предоставила нам уникальную возможность проследить эволюцию одного и того же сюжета и его трансформацию при переходе от устной традиции к специфически письменной, собственно литературной форме. Эпические сказания урукского цикла о Гильгамеше сохранились в двух версиях: в виде шумерской песни-сказа и в виде аккадского списка поэмы «О всё видевшем», приписываемой урукскому заклинателю Син-леке-уннинни.

Пять шумерских песен о приключениях пятого правителя I династии г. Урука (кон. XXVII — нач. XXVI в. до н.э.) Биль-га-меса (шум. «предок-герой») обнаруживают наиболее древние мифологические пласты, связанные с обрядами инициации. Отправляясь вместе с героем и его отрядом из пятидесяти молодых неженатых воинов к «горе бессмертных», мы вступаем в мир волшебной сказки, где нас ждет долгое путешествие, страшные испытания, неожиданные помощники и счастливое возвращение со славным именем победителя чудовищ, враждебных человеку.

В песне «Гильгамеш и Ага» герой одерживает победу над правителем города Киша, одним своим видом внося смятение в стан противника. В походе за кедрами (древесина в Месопотамии ценилась на вес золота, а в завещаниях на первое место ставили не дом, а двери от него) Гильгамеш освобождает мир от чудовища Хувавы, у которого во взгляде — смерть, на челе — гибель, а «крик его — буря» (ср. с образом Соловья-разбойника: «Сидит Соловей-разбойник во сыром дубу... а от его ли посвисту соловьиного, и от его ли покрику звериного… тёмны лесушки все преклоняются, а что есть людей, то все мертвы»).

Семь волшебных помощников, посланные богом Уту, помогают Гильгамешу преодолеть семь гор и справиться «с семью лучами ужаса», которые были на вооружении у Хувавы (ср. с волшебными помощниками семью Симеонами, котроые умеют воровать, ковать, все видеть, лечить, строить летучие корабли и т.д.)

Гильгамеш освобождает свой родной город от небесного быка, убивает по просьбе богини Инанны исполинского орла с головой льва Анзуда и волшебную змею, которые против воли богини поселились на волшебном дереве в ее саду. Из корней и ветвей дерева он делает барабан и барабанные палочки, которые неожиданно проваливаются в преисподнюю. Достать их вызывается слуга Гильгамеша Энкиду, который, не выполнив наказов Гильгамеша, остается там навсегда. После встречи с духом Энкиду Гильгамеш отправляется в подземный мир с дарами к его владычице. На этом текст обрывается.

Из других источников известно, что позднее Гильгамеш считался судьей в подземном мире. Видимо, его славянские аналоги типа Иванушки-дурачка и Садко были удачливей и, развеселив подземных владык с помощью музыкальных инструментов, сумели вернуться на землю.

Герой шумерских сказов активен, он все время в действии, ему неведомы сомнения, он — герой. Тексты изобилуют минимум троекратными повторами, которые, с одной стороны, имеют явно магическое значение заклинания, а с другой — подобны распеву и своим ритмом создают особую эмоциональную атмосферу, близкую к экстазу. Эти тексты предназначены для устного воспроизведения и звукового воздействия и восприятия.

Те же события совершенно иначе трактуются в вавилонской поэме «О всё видавшем». Первоначально Гильгамеш предстает в виде неуемного правителя, который «днем и ночью буйствует плотью» и не дает покоя ни мужам, ни их сыновьям, ни девам, ни их матерям. Вняв жалобам граждан, боги создают Гильгамешу соперника, равного ему по силе, Энкиду («созданный Энки») — дикого человека, живущего в степи со зверями: «Пусть соревнуются, Урук да отдыхает» (ср. с мотивом буйной молодости Добрыни Никитича: «Кого держит за праву ручушку, оторвет у того праву ручушку. Кого держит за леву ноженьку, оторвет у того леву ноженьку»). Прослышав о столь могучем человеке, Гильгамеш перед встречей стремится по возможности как-то уменьшить силу Энкиду и подсылает к нему блудницу, которая приобщает дикого человека к «благам цивилизации»: кормит его хлебом и поит вином и тем самым лишает Энкиду части его силы, заключенной в его близости к природе, в его, говоря языком рационалистов XVIII в., естественности. Согласно законом эпоса между Гильгамешем и Энкиду происходит поединок, в котором выясняется их равенство в силе. И, смирив свой нрав, они становятся побратимами. Действие в поэме в отличие от древних сказов развивается через конфликты, и, решив одну проблему, друзья оказываются перед лицом другой. «Без дела сижу, пропадает сила», — жалуется Энкиду. Цель, избранная Гильгамешем, под стать их объединенным силам: «И всё, что есть злого, изгоним из мира» и «вечное имя себе создадим».

В качестве первого зла, от которого следует избавить землю, избран все тот же властитель кедров Хумбаба, но в этот раз Гильгамеш одолевает великана благодаря поддержке и верности, силе и опыту своего побратима, а роль Уту/Шамаша сводится ко снам-предсказаниям и к посылке в решающий момент сражения с беспощадными «лучами сиянья» восьми ветров, которые их гасят. Однако своими подвигами герои вместе со своим покровителем, богом Солнца, по-видимому, нарушают некое равновесие в природе, за что боги Ану и Энлиль гневаются. Вряд ли стоит всё списывать на недоброжелательность и ревность небожителей, вспомним, что в русском эпосе самому могучему из богатырей Илье Муромцу (он же — бог-громовик) запрещено вступать в бой не только с Микулой Селяниновичем, которого любит мать сыра земля, или с Краснояром, ковалем-кузнецом, который «судьбы кует человеческие», но и со Святогором, которого та же мать сыра земля «носит через силу».

За вторжение в непостижимые тайны мироздания Гильгамеш и Энкиду должны быть наказаны: Энкиду — преждевременной смертью, а Гильгамеш — тоской по другу и мукой извечного вопроса о жизни и смерти и о цене бессмертия.

Смерть друга так глубоко потрясла Гильгамеша, что он покидает Урук и в рубище «бежит в пустыню». Его страшит видение смерти и подземного мира, данное ему во сне, он жаждет вечной жизни, дарованной некогда богами спасителю человечества Ут-напишти. Трудным путем самого Шамаша через ворота горы Машу достигает Гильгамеш волшебного сада, где «лазурит растет листвою и плодоносит тоже», где живет незримая Сидури, «хозяйка богов», угощающая их брагой. Она предлагает Гильгамешу обратить внимание на радости жизни и не гнаться за призраком бессмертия: «Насыщай желудок днем и ночью, да будешь ты весел, праздник справляй ежедневно!» Согласись Гильгамеш с этим советом, возможно, Сидури и подарила бы ему бессмертие в своем саду, но он стремится дальше, сквозь «воды смерти», к острову Тильмун, где его ждет рассказ Ут-напишту о том, какого масштаба деяние необходимо совершить, чтобы собрались все боги и даровали человеку вечную жизнь (спасти человечество).

Рассказ шумерского Ноя — это еще одно испытание-загадка для Гильгамеша: «Шесть дней и семь ночей не поспи-ка!» Еще один ключ к бессмертию? Но «сон дохнул на него, как мгла пустыни», и безнадёжно черствеют хлеба, испеченные женой Ут-напишту. Не дается Гильгамешу бессмертие, даже когда о нем ему говорят напрямую — слова Ут-напишту о чудесных свойствах вод моря, они же воды смерти, обновлять одежду («облаченье не сносится, всё будет новым») он понимает буквально и обновляет только одежду (ср. мотив омоложения с помощью купания в трех котлах).

В результате странствий и испытаний Гильгамеш обретает истинную мудрость и осознает ложность первоначальной цели, которая предполагала личное индивидуальное бессмертие. Узнав, что волшебный цветок бессмертия, в отличие от всех других средств, можно унести на землю, он не раздумывая бросается на дно Океана: «Принесу его я в Урук огражденный, накормлю народ мой, цветок испытаю». С этого начинается возвращение Гильгамеша эпического к жизни. Подобно былинному герою Садко, он услышал зов земли и истинного жребия человека — «жить живому». И хотя он горько плачет над тем, что замыслы его разрушила змея, утащившая цветок молодости, все же в этом плаче уже нет смертной тоски, что владела им вначале. Он находит в себе силы смириться с родовой судьбой человечества и найти утешенье в делах рук своих и своих сограждан:

Поднимись, пройди по стенам Урука,
Обозри основанье, кирпичи ощупай —
Его кирпичи не обожжены ли
И заложены стены его не семью мудрецами?

Поэма завершается теми же словами, что и начинается, но теперь это не просто обращенье к читателю, а выстраданный итог героических деяний и дальних странствий самого героя, итог его напряженных нравственных исканий.

Совершенная композиционная форма, подобно окружности, одновременно обладающая законченной замкнутостью и бесконечностью внутреннего движения, блистательно соответствует глубине философского и гуманистического постижения человеческой жизни.

Литература

Оттиск печати