Диалог культур

Палетка Ур-Нанше.Ок. 2500 г. до н.э.

Каждая из древних цивилизаций несет в себе загадку, тайну своей истории, тайну неисповедимых путей как своего собственного существования, так и того послания в будущее, которое благодаря мощному культурному импульсу доходит и до наших дней. Загадка Египта в молчании. С 500 г. н.э., когда древнейшие египетские иероглифы полностью вышли из употребления, и до 27 сентября 1822 г., когда благодаря Ж.Ф. Шампольону они вновь заговорили, лежит пропасть тысячатрехсотлетнего молчания.

Загадка же культуры Древней Месопотамии (Междуречья, Двуречья) в том, что, исчезнув с лица земли под песками и наносами Тигра и Евфрата, она активно, вплоть до середины XIX в., продолжала общаться с потомками. Длительные дожди мы называем потопом, толпу в метро или в магазине — вавилонским столпотворением, заносчивые представители мужского племени продолжают считать, что одолжили свое ребро женщинам. Мир продолжает рыдать над горестной историей двух влюбленных, разделенных враждой своих семейств, часто не подозревая о том, что эту историю подарили нам представители таинственного племени шумеров, или «черноголовых» («саггиг», как они сами себя называли), заселивших юг Месопотамии еще в 3 тыс. до н.э., и их ближайшие северные соседи — аккадцы.

Голова статуи Гудеа. Ок. 2136 - 2104 гг. до н.э. Лувр, Париж

Правда, голос этих древних цивилизаций дошел до нас не напрямую, а через посредников. Кто бы мог подумать, что в вавилонском столпотворении цивилизаций и народов Месопотамии уцелеют не строители зиккуратов Ура и Урука, Висячих садов Семирамиды и многокилометровых стен Вавилона и не создатели мощной, наводившей ужас военной машины Ассирии, а нищие малочисленные племена скотоводов, гонимые владыками мира, которые тихой поступью бродили среди этого праздника жизни и ждали своего часа. Час этот растянулся на тысячелетия благодаря созданной ими Книге, которую все знают как Ветхий Завет.

Конечно, Ветхий Завет — это прежде всего памятник литературы и истории древних иудеев, но даже имя их бога Яхве, Элохим, Эль (Илу) напрямую связано с шумерским пантеоном богов и означает «Всевышний бог» (ср. Энлиль, Нинлиль и др.). Та же частица «илу» присутствует в аккадском названии г. Вавилона «Баба-Илу», что означает «врата бога» и является дословным переводом древнешумерского названия этого города Ка-Дингир.

Женская фигурка из Ниппура. Ок 2500 г. до н.э. Иракский музей, Багдад

Знакомые нам по Библии слова Эдем и Адам тоже родом из Шумера. Эдемом (Эденом) некогда называли «пустую землю», степь, подземный мир, то есть мир потусторонний. Адам первоначально означал «поселение на равнине», обиталище человека, то есть центр цивилизации и культуры. Позднее Эдем превратился в райский сад, а Адам в имя первого человека, но это отнюдь не сократило между ними изначальную дистанцию оппозиции «природа — культура». Библейский миф о том, что первая женщина, Ева, была сотворена из ребра Адама, согласно убедительной интерпретации американского шумеролога С.Н. Крамера является результатом языкового и литературного недоразумения. Согласно клинописному тексту мать-земля Нинхурсаг, разгневавшись на бога воды Энки за то, что он съел восемь волшебных растений, обрекла его на смерть, но потом, увидев, что без него гибнет все живое, порожденное ею, сотворила богинь-целительниц тела Энки. Среди этих богинь была и богиня, исцеляющая ребро, — Нин-ти (то есть Владычица ребра). Но слово ти по-шумерски означает не только ребро, но и жизнь, так что Нин-ти одновременно означает и госпожа, дающая жизнь. При переводе на древнееврейский язык эта многомерность мифологических смыслов пропадает, но остается фрагмент мифа об исцеленном ребре, залоге возрождения жизни. Этот фрагмент вошел как составная часть в библейское предание о первой женщине Еве, госпоже, дающей жизнь, праматери человечества.

Шлем из Ура. Ок. 2500 г. до н.э. Британский музей, Лондон

Образ древних зиккуратов Месопотамии, Вавилонской башни, построенной в безумном порыве людей достичь неба и сравняться с богами, сохранился как символ гордыни человечества. Многоязычие торгового города Вавилона обернулось в мифе многоязычием человечества, которым бог покарал людей за дерзость.

Другим посредником, донесшим до нас голос месопотамской цивилизации, стали греки и римляне. Конечно, не обошлось без вездесущего «отца истории» Геродота, старательно описавшего красоты Вавилона и включившего его висячие сады (Сады Семирамиды) в список семи чудес света. Но до нас дошел голос не только Геродота, но и весьма благоразумных и дальновидных вавилонских жрецов, которые уже в IV–III вв. до н.э., чувствуя поступь времени, передали эстафету шумерского и аккадского языков греческому. Древняя поэма «Энума-Элиш», в которой излагается одна из версий сотворения мира, дошла до нас в греческих переложениях вавилонского жреца Бероса, а также греческого писателя VI в. н.э. Дамаския.

Изображение супружеской пары, найденное в храме богини Инанны в Ниппуре. Вторая пол. 3-го тыс. до н.э.

А римский поэт Овидий был наслышан о трагической любви знаменитой вавилонской пары Пирама и Фисбы и описал их историю в своих «Метаморфозах». Суть истории в том, что родители Пирама и Фисбы враждовали между собой и тем самым обрекли влюбленных на тайные свидания. Пришедшую первой на свидание Фисбу напугала львица. Потерянное ею покрывало Пирам истолковал как знак гибели девушки и в отчаянии заколол себя. Вернувшаяся Фисба нашла умирающего юношу и бросилась на меч возлюбленного. Кровь Пирама окрасила белые ягоды тутового дерева и с тех пор они стали красными, а сам Пирам был превращен в речку.

«Метаморфозы» были любимым произведением Шекспира. Он воспользовался этим сюжетом дважды. Первый раз напрямую в комедии «Сон в летнюю ночь», где якобы афинские ремесленники с уморительной серьезностью ставят спектакль по древнему сюжету, изображая влюбленную пару, льва, луну, стену и дырку в стене, сквозь которую общаются молодые влюбленные. Позже этот же сюжет был использован Шекспиром неявным образом в трагедии «Ромео и Джульетта». Здесь он звучит уже как высокая трагедия. Сколь бы ни были различны трактовки древнего мифологического сюжета, одно в них остается общим и неизменным — структура мифологемы: вражда двух семей, их влюбленные друг в друга дети, недоразумение, возникшее из-за временной несостыковки при свидании, ложная гибель одного, повлекшая истинную гибель обоих, даже такая деталь, как меч, оборвавший жизнь Фисбы/Джульетты, сохраняется в веках. А далее эстафету подхватывает мюзикл Л. Берстайна «Вестсайдская история», кинофильм «Влюбленный Шекспир» по сценарию английского драматурга Тома Стоппарда, современная киноверсия трагедии Шекспира «Ромео плюс Джульетта» — каждая эпоха дает свое истолкование вечному сюжету.

Адорант чиновника Эбих-Иля из Мари. 2700-2615 гг. до н.э.

Цепочка, идущая через культуру персов и скифов, с которыми тесно контактировали протославянские племена, является еще одним мостиком, соединяющим нашу культуру с Шумером. Скорее всего по этой линии в русский язык пришли такие слова, как руда (от шум. уруду — медь, металл), темя (от шум. темен — середина), секира (от шум. шукур — топор) и т.д.

Особой сферой культурной языковой памяти человечества являются имена. В них в предельно краткой форме зашифрованы мифологические представления древних цивилизаций. Так, например, современное женское имя Нина некогда было божественным титулом Нин и обозначало владыка, владычица, господин, госпожа, о чем говорит его неоднократное использование в именах шумерских богов и богинь: Нингаль (Великая госпожа), Ниназу (господин-врач), Нинлиль (госпожа-ветер), Нинмах (госпожа-мать), Нинурта (господин земли), Нинхурсаг (владычица лесной горы), а также в названии города-владыки — Ниневии, столицы Ассирии.

О первоначальном значении забыли так давно и так основательно, что уже Шекспир построил на этом очень смешную игру слов все в том же «Сне в летнюю ночь». На репетиции спектакля о Пираме и Фисбе афинские ремесленники Дудка и Пигва всячески перевирают название гробницы владыки, именуя ее то Ниновской, то Ниньевой, то Нинкиной гробницей, и успокаиваются только на самом спектакле: «Вот Нина старого гробница», где Нин понимается явно как имя собственное, а не как титул.

Распространенное у нас еще в XVIII–XIX вв., а ныне прочно забытое имя Вавила, — это все те же врата бога, что и в названии Вавилона. В ветхозаветном имени Эсфирь скрыто имя шумеро-аккадской богини любви и утренней звезды Венеры Иштар. В Вавилоне ее имя трансформировалось в Астарту, от которой тянется длинная цепочка к латинскому astra (звезда), звездному имени Стелла и хорошо всем знакомым осенним цветам астрам.

Через древнегреческое имя Кирилл до нас дошло шумерское имя Куруш (мужчина, воин, молодец), которое давали царям дабы укрепить их доблесть и силу.