Если мы с вами, уважаемые коллеги,
последовательно придерживаемся деятельностного
подхода, если нам близки принципы педагогики
сотрудничества, если мы полагаем, что главная
задача педагога — научить детей самостоятельно
и с удовольствием добывать знания, то зачетные и
контрольные уроки мы станем рассматривать как
один из этапов обучения. Задачи обучения и
развития будут для нас в таком случае главными.
Одна из задач контрольного урока заключается в
том, чтобы дети учились оценивать пройденный ими
образовательный путь. Важно, чтобы они сами
научились понимать, где их достижения, а где
потери, и на основе этого могли бы выстраивать
собственные перспективы обучения.
Когда во время предыдущих уроков наши ученики
выступали в роли архонтов и ареопага, когда они
учились аргументированно, исходя из
поставленных задач оценивать работы товарищей,
когда они обсуждали в конце урока свои ощущения и
открытия, они уже учились адекватно оценивать
плоды собственных трудов. А это значит, что они
приблизились к пониманию того, что оценка, с
одной стороны, условное понятие, а с другой —
рабочий инструмент. Оценка — не приговор, она не
является окончательной истиной.
Здоровый путь обучения и развития
предполагает, что ошибки неизбежны и необходимы.
А суть успешности заключается в том, чтобы как
можно реже повторять старые ошибки и как можно
смелее делать новые. Поэтому зачетный урок
должен дать детям возможность убедиться в том,
что они уже почти не делают старых ошибок, он
должен помочь им закрепить и углубить полученные
знания и понять, что они поднялись на новую
ступень и готовы делать новые ошибки. Поэтому
зачетный урок предлагается сконструировать из
нескольких блоков. Каждый учитель, разумеется,
волен отказаться от каких-то из предложенных
нами элементов этого конструктора или укрупнить
некоторые из них.
Зачетный урок № 1
Можно предложить каждому ученику во время
урока вести собственный зачетный лист, где он
будет отмечать, сколько раз он дал «абсолютно
верный» ответ, сколько раз «абсолютно неверный»,
сколько раз «близкий к верному» и сколько раз
«отдаленно напоминающий верный». Потом ученик с
учителем могут обсудить итоговую оценку,
согласуясь с данными этого листа.
Итак, первая часть контрольного занятия —
разминка, или повторение в чистом виде. Один из
приемов, которым очень удобно пользоваться в
этой части занятия, игра в «объяснялки» (и это
будет первое задание). Суть игры заключается в
том, что каждый ученик (или каждая пара, тройка,
четверка) задумывает какое-то существительное,
имеющее отношение к истории древнегреческого
театра. Это может быть предмет, понятие или имя
собственное. Например: задумано слово «скена».
Загадавший должен объяснить его смысл, не
называя слова: это строение, которое находится за
орхестрой, сначала оно представляло собой
матерчатую палатку, за которую уходили
переодеваться актеры, потом это строение стало
деревянным, а затем и каменным. На крыше этого
строения выступали в трагедии боги. Пока
загадавший рассказывает, ученики дают понять,
что они догадались, о чем идет речь, вставая,
поднимая руку или подавая какой-то другой
условный знак. Задача говорящего — развивать
свой рассказ как можно дольше, уточняя и
расцвечивая его до тех пор, пока абсолютное
большинство учащихся не догадается, о чем идет
речь. Тогда по хлопку говорящего все хором
называют загаданное слово.
Поскольку время урока не позволяет всем
тридцати ученикам загадать свои загадки, можно
условиться, что их задает каждый пятый, считая по
змейке от конца четвертого ряда, или тот, кто
вытащил из урны белую пуговичку (а кто вытащил
цветную пуговичку, тот имеет приоритет при
загадывании следующей загадки).
Сформулированные загадки отмечаются в зачетных
листах вне зависимости от того, прозвучали они
вслух или нет. Отгадки также отмечаются.
Второе задание может быть визуальным. Каждый
рисует на листочке конструкцию древнегреческого
театра, подписывая названия. Затем каждый третий
в пятерке или тот, кто вытащил зеленую пуговичку,
выходит к доске и рисует по одной детали
конструкции греческого театра, подписывая ее.
Результаты отмечаются в листах.
Теперь, выполняя третье задание, завершающее
разминку, ученик может вспомнить содержание
одного из греческих мифов, связанных с
Дионисийским циклом или получившим свою
интерпретацию в греческой трагедии. Теперь
лидером пятерки станет четвертый в пятерке или
тот, кто вытащил синюю пуговичку. Он строит из
остальных скульптуру или барельеф на тему
загаданного им сюжета. Каждая группа показывает
свою работу, а остальные по хлопку загадывающего
хором называют миф. Результаты отмечаются в
зачетных листах.
Четвертое задание позволяет уточнить и
углубить полученные знания. Теперь каждый должен
сформулировать вопрос по поводу истории
древнегреческого театра, проверяющий понимание
проблемы. Это должны быть вопросы, начинающиеся
словами «зачем», «почему», «для чего», «из-за
чего». Вопросы категорически не могут начинаться
словами «кто», «что», «где», «когда». Например,
могут быть заданы такие вопросы: «Зачем актеру
древнегреческого театра нужны были маска и
котурны?», «Почему Агамемнон в одноименной пьесе
Эсхила боялся ступить на пурпурный ковер?», «Для
чего древнегреческим драматургам нужен был
хор?», «Из-за чего вышло так, что Еврипид часто
проигрывал своим соперникам, но получил огромное
признание у потомков?». Каждый второй (обладатель
красной пуговицы) задает свой вопрос, а каждый
первый (черная пуговица) отвечает. Затем уже все
желающие могут дополнить, оспорить предложенный
вариант ответа, предложить свою версию. Учитель
тоже может поучаствовать в этом обсуждении, но
свой вариант ответа он предлагает последним.
Вопросы, ответы и дополнения фиксируются в
зачетном листе.
По окончании урока подписанные листы со своим
вариантом оценки ученики сдают учителю. Если
учитель, изучив лист, принципиально не согласен с
предложенной оценкой, он может обсудить ее с
учеником.
Первые три задания выполняются быстро.
«Объяснялки» — 5–6 минут, «реконструкция
театрального здания» — 3–4 минуты, «сюжеты
мифов» — 10 минут. И соответственно на выполнение
четвертого задания уходит почти вся вторая
половина урока. 2–3 минуты остается для
самостоятельного подведения итогов и
выставления оценок.
Зачетный урок № 2
Если мы хотим развернуть контрольный урок в
сторону текста, эстетики и философии
древнегреческой трагедии, то можем пойти
принципиально иным путем. Впрочем, первый и
второй вариант зачетного урока не исключают друг
друга. Материал второго урока может быть дан и в
качестве домашнего задания. Если задание
выполняется в классе, то детей можно поделить на
малые творческие группы, если дается на дом, то
выполняется индивидуально.
Каждая группа или каждый ученик получают два
текста. У половины — это фрагменты из «Антигоны»
Софокла и «Антигоны» Жана Ануя, у другой половины
— фрагменты из «Медеи» Еврипида и «Медеи» Жана
Ануя.
Авторы отрывков на раздаточном материале не
указываются. Дети должны угадать, какой отрывок
принадлежит древнему, а какой современному
автору, и доказать свою точку зрения. Причем
максимальный балл получает та команда (или тот
ученик), которой удалось привести максимальное
количество доказательств. Можно договориться,
что более 20 доказательств — 5 баллов, более 15 — 4
балла, 10 — 3 балла, а менее 10 не засчитывается.
Второе задание — решить, какую из предложенных
пьес интереснее было бы ставить сегодня, и
объяснить, почему. Если второе задание выполнено
развернуто и убедительно, оно может быть оценено
отдельно или компенсировать неудачи выполнения
первого задания.
Две «Антигоны»
Антигона. Фрагмент росписей
апулийской амфоры. IV в. до н.э. Собрание Джатто,
Италия
Фрагмент 1
Страж Я видел сам, как тело хоронила,
Запрет нарушив,— ясно говорю!
Креонт Как вы ее застигли? Как схватили?
Страж Так было дело. Страшные угрозы
Твои услышав, мы туда вернулись,
С покойника смахнули пепел,— тело,
Наполовину сгнившее, открыли,
А сами сели на пригорке так,
Чтоб с ветром к нам не доносилось смрада.
Друг друга подбодряли, если ж кто
Был нерадив, того бранили крепко.
Так время шло, пока на небесах
Не встало солнце кругом лучезарным
И зной не запылал. Но тут внезапно
Поднялся вихрь — небесная напасть,
Застлал от взоров поле, оборвал
Листву лесов равнинных; воздух пылью
Наполнился. Зажмурясь, переносим
Мы гнев богов... Когда же наконец
Все стихло, видим: девушка подходит
И стонет громко злополучной птицей,
Нашедшею пустым свое гнездо.
Лишь увидала тело обнаженным,
Завыла вдруг и громко стала клясть
Виновников. И вот, песку сухого
В пригоршнях принеся, подняв высоко
Свой медный, крепко скованный сосуд,
Чтит мертвого трикратным возлияньем.
Мы бросились и девушку схватили.
Она не оробела. Уличаем
Ее в былых и новых преступленьях—
Стоит, не отрицает ничего.
И было мне и сладостно и горько:
Отрадно самому беды избегнуть,
Но горестно друзей ввергать в беду.
А все ж не так ее несчастье к сердцу
Я принимаю, как свое спасенье.
Креонт Ты, головой поникшая, ответь:
Так было дело или отрицаешь?
Антигона Не отрицаю, дело было так.
Креонт От обвиненья ты свободен. Можешь
На все четыре стороны идти.
А ты мне отвечай, но не пространно,
Без лишних слов,— ты знала мой приказ?
Антигона Да... Как не знать? Он оглашен был всюду,
Креонт И все ж его ты преступить дерзнула?
Антигона Не Зевс его мне объявил, не Правда,
Живущая с подземными богами
И людям предписавшая законы.
Не знала я, что твой приказ всесилен
И что посмеет человек нарушить
Закон богов, не писанный, но прочный,
Ведь не вчера был создан тот закон —
Когда явился он, никто не знает.
И, устрашившись гнева человека,
Потом ответ держать перед богами
Я не хотела. Знала, что умру
И без приказа твоего, не так ли?
До срока умереть сочту я благом.
Тому, чья жизнь проходит в вечном горе,
Не прибыльна ли смерть? Нет, эта участь
Печали мне, поверь, не принесет,
Но если сына матери моей
Оставила бы я непогребенным,
То это было бы прискорбней смерти;
О смерти же моей я не печалюсь.
Коль я глупа, по-твоему,—пожалуй,
Я в глупости глупцом обвинена.
Хор Суровый нрав сурового отца
Я вижу в дочери: ей зло не страшно.
Креонт Но помни: слишком непреклонный нрав
Скорей всего сдается. Самый крепкий,
Каленый на огне булат скорее
Бывает переломлен иль разбит.
Я знаю: самых бешеных коней
Уздой смиряют малой. О себе
Не должен много мнить живущий в рабстве.
Она уж тем строптивость показала,
Что дерзостно нарушила закон.
Вторая ж дерзость — первую свершив,
Смеяться мне в лицо и ею хвастать.
Она была б мужчиной, а не я,
Когда б сошло ей даром своеволье.
Будь дочерью она сестры моей,
Будь всех роднее мне, кто Зевса чтит
В моем дому,— не избежит она
Злой участи, как и ее сестра.
Виновны обе в дерзком погребенье.
Зовите ту! Она — я видел — в доме
Беснуется, совсем ума лишилась.
Когда еще во тьме таится дело,
Своей душой преступник уличен.
Я ненавижу тех, кто, уличенный,
Прикрашивает сделанное зло.
Антигона Казни меня — иль большего ты хочешь?
Креонт Нет, не хочу, вполне доволен буду.
Антигона Чего ж ты медлишь? Мне твои слова
Не по душе и по душе не будут.
Тебе ж противны действия мои.
Но есть ли для меня превыше слава,
Чем погребенье брата своего?
И все они одобрили б меня,
Когда б им страх не сковывал уста…
Одно из преимуществ у царя
И говорить и действовать как хочет.
Креонт Из граждан всех одна ты мыслишь так.
Антигона Со мной и старцы, да сказать не смеют.
Креонт Тебе не стыдно думать с ними розно?
Антигона Чтить кровных братьев — в этом нет стыда.
Креонт А тот, убитый им, тебе не брат?
Антигона Брат — общие у нас отец и мать.
Креонт За что ж его ты чтишь непочитаньем?
Антигона Не подтвердит умерший этих слов.
Креонт Ты больше почитаешь нечестивца?
Антигона Но он — мой брат, не раб какой-нибудь.
Креонт Опустошитель Фив... А тот — защитник!
Антигона Один закон Аида для обоих.
Креонт Честь разная для добрых и для злых.
Антигона Благочестиво ль это в царстве мертвых?
Креонт He станет другом враг и после смерти.
Антигона Я рождена любить, не ненавидеть.
Креонт Люби, коль хочешь, к мертвым уходя,
Не дам я женщине собою править.
Хор Вот из двери выходит Исемена,
Горько плачет она о сестре.
Ее розовый лик искажен
Над бровями нависшею тучей. (Входит Исмена.)
Креонт Ты, вползшая ехидною в мой дом,
Сосала кровь мою... Не видел я,
Что две чумы питал себе на гибель!
Участвовала ты в том погребенье
Иль поклянешься, что и знать не знала?
Исмена Я виновата, коль сестра признает,
И за вину ответ нести готова.
Антигона Нет, это было бы несправедливо:
Ты не хотела — я тебя отвергла.
Исмена Но ты, сестра, страдаешь. Я готова
С тобой страданий море переплыть.
Антигона Всю правду знают боги в преисподней,
Но мне не мил, кто любит на словах.
Исмена Ты мне, родная, в чести не откажешь,
С тобой погибнув, мертвого почтить.
Антигона Ты не умрешь со мной, ты ни при чем,
Одна умру — и этого довольно.
Исмена Но как мне жить, когда тебя лишусь?
Антигона Спроси царя: ему ты угождаешь.
Исмена Зачем меня терзаешь ты насмешкой?
Антигона Коль это смех, то в муках я смеюсь.
Исмена Чем я теперь могла б тебе помочь?
Антигона Спасай себя — завидовать не стану.
Исмена Увы! Ужель чужда твоей я доле?
Антигона Но ты предпочитаешь жизнь, я — смерть.
Исмена Я не молчала, высказала все.
Антигона Мы почитали разное разумным.
Исмена Но у обеих равная вина.
Антигона О, будь смелее! Ты живешь, а я
Давно мертва и послужу умершим.
Креонт Одна из них сейчас сошла с ума,
Другая же безумна — от рожденья.
Исмена О государь, и умный человек
В несчастии теряет свой рассудок.
Креонт Ты, например, коль зло творишь со злыми.
Исмена Как одинокой жить мне без нее?
Креонт Что значит «без нее»? Ее уж нет!
Исмена Ужели ты казнишь невесту сына?
Креонт Для сева земли всякие пригодны.
Исмена Но не найдешь нигде любви подобной,
Креонт Я не хочу для сына злой жены.
Антигона О милый Гемон, как унижен ты!
Креонт Постыла мне и ты и этот брак.
Хор Ужель ее отнимешь ты у сына?
Креонт Конец положит браку их Аид.
Хорег Так, значит смерть ее предрешена?
Креонт
Ты понял мысль мою. А вы не медля
Ведите, слуги, их обеих в дом —
Пусть там сидят по-женски, под запором,
И храбрецы пытаются бежать,
Когда Аид к их жизни подступает.
(Стража уводит Антигону и Исмену.)
Софокл. Антигона
Фрагмент 2
Входит Креон. Стражники вытягиваются.
Стражник.
Честь имею доложить.
Креон (останавливаясь, удивленно).
Что это значит? Отпустите девушку.
Стражник.
Мы из караула, начальник. Я пришел с товарищами.
Креон.
А кто же охраняет труп?
Стражник.
Мы вызвали смену, начальник.
Креон.
Я же велел тебе не сменяться и никому ничего не
говорить.
Стражник.
Мы ничего и не говорили, начальник. Но когда ее
задержали, то решили, что нужно явиться. На этот
раз жребия не бросали, пришли все вместе.
Креон.
Дурачье! (Антигоне.) Где они тебя задержали?
Стражник.
У трупа, начальник.
Креон.
Что ты намеревалась делать у тела твоего брата?
Ты же знаешь, что я запретил к нему приближаться!
Стражник.
Что она делала, начальник? Вот за это мы ее к вам
и привели. Она рыла землю, чтобы снова засыпать
труп.
Креон.
Да ты понимаешь, что говоришь?
Алла Трибунская в роли Антигоны.
Спектакль Московского театра драмы и комедии на
Таганке
Стражник.
Так точно, начальник! Можете спросить
остальных. К моему приходу труп очистили от
земли; но так как солнце припекало и он уже начал
попахивать, мы отошли в подветренную сторону и
стали недалеко за пригорком. Мы решили, что ничем
не рискуем среди бела дня, но на всякий случай —
мало ли что может произойти — все же сговорились
поочередно посматривать, все ли в порядке. В
полдень ветер стих, солнце жарило вовсю, а труп
стал вонять еще больше. Как я ни таращил глаза,
все кругом дрожало, точно студень, я ни черта не
видел, башка трещала, будто кто-то огрел меня
дубинкой. Пошел к товарищу за табачком, думал —
пройдет. Только заложил табак за щеку, только
сказал спасибо — смотрю, а она роет землю прямо
ногтями. Это среди бела дня! Неужели она
воображала, что ее не заметят? А когда увидела,
что я бегу к ней, — думаете, она перестала
скрестись и попыталась удрать? Как бы не так!
Продолжала рыть изо всех сил, прямо как бешеная, а
на меня даже не взглянула. Когда я ее схватил, она,
чертовка, отбивалась, все рвалась к трупу,
требовала, чтобы я ее отпустил, потому что тело,
мол, еще не покрыто землей, а она должна
похоронить брата.
Креон (Антигоне).
Это правда?
Антигона.
Да, это правда.
Стражник.
Мы снова скинули с трупа землю, как было
приказано, потом сдали дежурство, никому и слова
не сказали и привели ее к вам, начальник. Вот и
все.
Креон.
А ночью, в первый раз, тоже была ты?
Антигона.
Да. Я копала железной лопаткой, той, которой во
время каникул мы строили из песка замки на
морском берегу. Это была как раз лопатка
Полиника, он вырезал ножом свое имя на ручке.
Поэтому я оставила ее возле тела. Но они ее взяли,
и во второй раз мне пришлось рыть землю ногтями.
Стражник.
Можно было подумать, что скребется какой-то
зверек! Когда Дюран посмотрел туда — а солнце
палило вовсю и воздух дрожал, — он мне прямо
заявил: «Это какой-то зверь». Но я ему ответил: «Ты
думай, что говоришь, разве зверь может такое
делать? Это девчонка».
Креон.
Ладно, ладно, вы все это изложите в письменном
донесении, если понадобится. А сейчас оставьте
меня с нею наедине. Мальчик, отведи этих людей.
Пусть они ни с кем не видятся, пока я их не позову.
Стражник.
Надеть ей опять наручники, начальник?
Креон.
Не надо.
Стражники выходят вслед за прислужником.
Креон и Антигона остаются вдвоем.
Креон.
Говорила ли ты кому-нибудь о том, что задумала?
Антигона.
Нет.
Креон.
Встретился ли тебе кто-нибудь, когда ты шла
туда?
Антигона.
Нет, никто.
Креон.
Ты в этом уверена?
Антигона.
Да.
Креон.
Ну так слушай: ты вернешься к себе, скажешь, что
заболела, что никуда не выходила со вчерашнего
дня. Кормилица это подтвердит. А этих троих я
уберу.
Антигона.
Для чего? Ведь вы знаете, что я опять сделаю то
же самое.
Пауза. Они смотрят друг на друга.
Креон.
Зачем ты пыталась похоронить своего брата?
Антигона.
Это мой долг.
Креон.
Но ведь я запретил!
Антигона (мягко).
Все равно я должна была это сделать. Тени
непогребенных вечно блуждают, не находя себе
покоя. Если бы мой брат был в живых и вернулся
усталый после долгой охоты, я бы разула его, дала
бы ему поесть, приготовила постель. Последняя
охота Полиника окончена. Он возвращается домой,
его ждут отец, мать и Этеокл. Он имеет право на
отдых.
Креон.
Ты же знала, что он бунтовщик и предатель!
Антигона.
Он был моим братом.
Креон.
Ты слышала, как на перекрестках читали мой указ,
ты видела, что он вывешен на всех городских
стенах?
Антигона.
Да.
Креон.
Ты знала, какая участь ждет каждого, кем бы он ни
был, кто осмелится воздать телу Полиника
погребальные почести?
Антигона.
Да, знала.
Креон.
Ты думала, может быть, что раз ты дочь Эдипа,
дочь гордого царя Эдипа, то для тебя закон не
писан?
Антигона.
Нет, я этого не думала.
Креон.
Повиноваться этому закону в первую очередь
должна была ты, Антигона. Дочери царя, как никто
другой, обязаны чтить законы!
Антигона.
Если бы я была служанкой и мыла посуду в то
время, когда читали указ, то, услышав его, я
вытерла бы свои грязные руки и, не снимая фартука,
пошла бы хоронить брата.
Креон.
Неправда. Если бы ты была служанкой, ты не
сомневалась бы, что тебя казнят, и осталась бы
дома оплакивать своего брата. А ты рассудила так:
я царской крови, я племянница Креона и невеста
его сына, и что бы ни случилось, он не посмеет меня
казнить.
Антигона.
Ошибаетесь. Я была уверена в том, что вы меня
казните.
Креон (бормочет, не спуская с нее
взгляда).
Гордость Эдипа! В тебе говорит гордость Эдипа!
Теперь, когда я разглядел ее в глубине твоих глаз,
я тебе верю. Да, ты наверняка знала, что я тебя
казню. И это казалось тебе естественной
развязкой, гордячка! Так и отцу твоему было мало
человеческих бед, а уж о счастье и говорить
нечего. Простые человеческие чувства в вашей
семье не приняты, они вас стесняют. Вам
обязательно нужно вступать в единоборство с
судьбой и смертью, убивать отца, спать с матерью,
а потом узнавать обо всем этом, с жадностью
впитывая каждую фразу. Неужели слова приговора
можно глотать, как исцеляющий напиток! А между
тем как жадно вслушиваются в них те, в чьих жилах
течет кровь Эдипа! Потом же — чего проще —
выкалывают себе глаза и бродят с детьми по
дорогам, собирая милостыню! Ну нет! Эти времена
прошли. Ныне Фивы обрели наконец такого царя, чье
имя не прославлено в истории. Меня, слава богу,
зовут просто Креон. Я стою на земле обеими ногами,
засунув руки в карманы, и раз уж я царь, то решил —
хоть у меня и меньше честолюбия, чем у твоего
отца, — посвятить себя одному: чтобы порядок на
земле стал хоть чуточку более разумным, если
только это возможно. Это не авантюра — это
повседневная работа, не всегда приятная, как,
впрочем, и всякая другая. Но раз уж таково мое
назначение, то я эту работу выполню. И если завтра
запыленный вестник спустится с гор, чтобы
сообщить мне о сомнительности моего
происхождения, я пошлю его ко всем чертям и даже
не подумаю являться на очную ставку с твоей
покойной тетушкой, чтобы проверить кое-какие
даты. Царям не до личных трагедий, малютка! (Подходит
к Антигоне, берет ее за руку.) Ну, а теперь
послушай меня. Пускай ты Антигона и дочь Эдипа, но
тебе всего двадцать лет, и случись это немного
раньше, мы бы уладили все очень просто: посадили
бы тебя на хлеб и воду, дали бы пару оплеух. (Смотрит
на нее, улыбаясь.) Казнить тебя? Да ты погляди
на себя, воробышек! Ты для этого слишком худа.
Лучше растолстей маленько, чтобы родить Гемону
здорового мальчугана. Будь уверена, Фивам он
нужнее, чем твоя смерть. Ты сейчас же вернешься
домой, будешь молчать и делать все, что я тебе
велел. О том, чтобы молчали остальные, я
позабочусь сам. Ну-ну, нечего испепелять меня
взглядами! Ты, конечно, считаешь меня грубой
скотиной, думаешь, что я неспособен к возвышенным
чувствам. Но я все-таки люблю тебя, несмотря на
твой скверный характер. Не забудь, что первую
куклу подарил тебе я, а не кто другой, и что было
это не так уж давно...
Антигона, не отвечая, направляется к выходу.
Креон (останавливает ее).
Антигона! Эта дверь не в твою комнату! Куда ты
идешь?
Антигона (остановившись, отвечает
мягко, без рисовки).
Вы знаете куда.
Пауза. Они продолжают стоя смотреть друг на
друга.
Креон (словно про себя).
В какую игру ты играешь?
Антигона.
Я не играю.
Креон.
Разве ты не понимаешь, что, если кто-нибудь,
кроме этих трех дуралеев, узнает, на что ты
осмелилась, я буду вынужден тебя казнить? Спасти
тебя я могу только в том случае, если ты будешь
молчать, если откажешься от своего безумного
намерения; но через пять минут я уже не смогу
этого сделать. Понимаешь?
Антигона.
Я должна пойти похоронить тело брата, эти люди
опять его откопали.
Креон.
Ты снова хочешь наделать глупостей? Но у тела
Полиника стоит караул, и даже если тебе удастся
засыпать брата землей, труп опять откопают, будь
спокойна. Что ж ты можешь сделать? Только
обломаешь себе ногти, и тебя тут же схватят.
Антигона.
Да, только обломаю ногти. Но это, по крайней
мере, в моих силах. А делать нужно то, что в твоих
силах.
Креон.
Так ты в самом деле веришь в погребальные
обряды? Веришь, что тень твоего брата будет
осуждена на вечное скитание, если не бросить на
труп горсть земли, пробормотав при этом
священные формулы? Ты, конечно, слышала, как
фиванские жрецы произносят свои заклинания?
Видела, как эти забитые, усталые служители,
глотая слова, торопятся кончить обряд, как они на
скорую руку отпевают мертвеца, чтобы до обеда
успеть похоронить еще одного?
Антигона.
Да, видела.
Креон.
И неужели тебе никогда не приходило в голову,
что, если бы в гробу лежал человек, которого ты
действительно любишь, ты взвыла бы от этого
притворства? Ты велела бы им замолчать, ты бы их
выгнала.
Антигона.
Да, я думала об этом.
Креон.
И все же ты сейчас рискуешь жизнью из-за того,
что я запретил совершать над телом твоего брата
эту смехотворную церемонию, запретил бормотать
над его останками бессмысленные слова,
разыгрывать шутовскую пантомиму, от которой тебе
первой стало бы и больно и стыдно... Ведь это же
глупо!
Антигона.
Да, глупо.
Креон.
Для чего же тогда этот благородный жест? Для
других, для тех, кто в это верит? Чтобы
восстановить их против меня?
Антигона.
Нет.
Креон.
Ни для них и ни для брата? Для кого же тогда?
Антигона.
Ни для кого. Для меня.
Креон (молча глядит на нее).
Значит, тебе захотелось умереть? Сейчас ты
похожа на пойманного дикого зверька.
Антигона.
Не нужно меня жалеть. Поступайте, как я. Делайте
то, что вы должны делать. Но если вы человечны, то
делайте это поскорее. Вот все, о чем я прошу. Не на
век же хватит моего мужества.
Креон (приближаясь к ней).
Я хочу спасти тебя, Антигона.
Антигона.
Вы царь, вам все подвластно, но это не в ваших
силах.
Креон.
Ты думаешь?
Антигона.
Вы не можете ни спасти меня, ни принудить.
Креон.
Сколько в тебе гордыни, маленький Эдип!
Антигона.
Вы можете только приказать казнить меня.
Креон.
А если я прикажу тебя пытать?
Антигона.
Зачем? Чтобы я плакала, молила о пощаде, обещала
сделать все, что от меня потребуют, а потом, когда
боль пройдет, начала все сначала?
Креон (стискивает ей руку).
Послушай-ка! Моя роль не из выигрышных, само
собой разумеется, и преимущество на твоей
стороне. Ты все понимаешь. Но не злоупотребляй
этим, дрянная девчонка! Если бы я был
обыкновенным жестоким тираном, у тебя уже давно
бы вырвали язык, тело твое истерзали
раскаленными клещами или бросили в каменный
мешок... Но ты видишь по моим глазам, что я
колеблюсь, видишь, что я позволяю тебе говорить, а
не зову солдат, и издеваешься надо мной,
нападаешь на меня как только можешь. Чего ты
добиваешься, маленькая фурия?
Антигона.
Пустите меня! Вы делаете мне больно!
Креон (сжимая ей руку еще крепче).
Ну что ж, я сильней тебя и тоже пользуюсь своим
преимуществом.
Антигона (вскрикивая от боли).
Ай!
Креон (в его глазах искорки смеха).
Может быть, с этого и следовало начать —
просто-напросто вывернуть тебе руку, оттаскать
за волосы, как нашалившую девчонку. (Продолжает
смотреть на нее, но уже серьезно, и говорит,
притянув к себе.) Я, как известно, твой дядя, но
в нашей семье не принято нежничать. Не кажется ли
тебе забавным, что этот царь, над которым ты
смеешься, слушает тебя; что этот всемогущий
старик, который много раз видел, как убивают
людей, внушавших, уверяю тебя, такое же
сострадание, как ты, изо всех сил старается
помешать тебе умереть?
Антигона (после паузы).
Вы так сильно сжали мне руку, что она онемела, и
я уже не чувствую боли.
Креон (отпускаетее с коротким
смешком и шепчет).
Одним богам известно, сколько дел у меня
сегодня, а я все-таки трачу время на то, чтобы
спасти тебя, маленькая дрянь!
(Заставляет ее сесть на скамейку посреди
сцены. Снимает верхнюю одежду остается в рубашке,
и, грузный, величавый, подходит к Антигоне.)
На другой день после подавления бунта дел
хватает, уверяю тебя! Но они подождут, как бы они
ни были срочны. Я не могу допустить, чтобы ты
стала жертвой политических неурядиц. Ты достойна
лучшей участи. Знай, что твой Полиник, эта тень,
которую ты оплакиваешь, этот разлагающийся под
охраной стражников труп и трагическая чепуха,
воодушевляющая тебя, — всего лишь политика. Я
отнюдь не мягкосердечен, но я люблю, чтобы все
было опрятно, чисто, хорошо вымыто. Ты думаешь,
мне не противна эта падаль, гниющая на солнце?
Думаешь, только тебя беспокоит ее запах? По
вечерам, когда ветер дует с моря, вонь уже
доносится во дворец. Меня тошнит, но я не велю
даже закрыть окно. Пусть это гадко, пусть это
глупо и жестоко — тебе-то я могу признаться! — но
это необходимо. Фивы должны надышаться этим
воздухом. Ты же понимаешь, что я давно бы приказал
похоронить твоего братца, если бы заботился
только о чистоте. Но для того чтобы скоты,
которыми я управляю, все уразумели, вонь трупа по
меньшей мере месяц будет отравлять городской
воздух.
Антигона.
Вы отвратительны!
Креон.
Ничего не поделаешь, девочка, таково уж мое
ремесло. Можно спорить, следует ли им заниматься,
но, коль взялся за него, — нужно действовать
именно так.
Антигона.
Зачем же вы за него взялись?
Креон.
Однажды утром я проснулся фиванским царем,
хотя, видит бог, меня меньше всего на свете
привлекала власть.
Антигона.
Надо было отказаться.
Креон.
Я мог бы это сделать; но я вдруг почувствовал
себя рабочим, увиливающим от работы. Я решил, что
это нечестно, и сказал «да!»
Антигона.
Тем хуже для вас. Я бы не ответила «да!» Какое
мне дело до вашей политики, до ваших нужд, до
всего, что вы мне рассказываете? Я еще могу
сказать «нет!» всему, что мне не по душе. Я сама
себе судья. А вы, со своей короной, своими
солдатами, во всем своем блеске, вы ничего не
можете сделать, потому что ответили «да!» Вы
можете только казнить меня.
Креон. Послушай!
Антигона.
Я могу вас не слушать, если захочу. Вы ответили:
«Да!» — мне нечему у вас учиться. Нет, только не у
вас! А вот вы жадно слушаете меня, и если не зовете
стражников, то лишь потому, что вам хочется
выслушать меня до конца.
Креон.
Ты меня забавляешь!
Антигона.
Нет, я внушаю вам страх. Вот почему вы пытаетесь
меня спасти. Ведь для вас гораздо удобнее, чтобы
маленькая безмолвная Антигона, которой вы
сохранили жизнь, осталась во дворце. Вы слишком
чувствительны, чтобы быть настоящим тираном, вот
и все! И тем не менее вам придется сейчас меня
казнить. Вы это знаете, поэтому боитесь... До чего
гадок мужчина, который боится!
Креон (глухо).
Да, я боюсь, что буду вынужден казнить тебя, если
ты не перестанешь упрямиться. А я не хотел бы
этого.
Антигона.
Меня никто не может заставить сделать то, чего я
не хочу. Ведь и вы, возможно, не хотели оставлять
без погребения тело моего брата. Ведь так?
Креон.
Я уже сказал тебе.
Антигона.
И все-таки вы это сделали. А теперь, сами того не
желая, вы прикажете казнить меня. И это
называется быть царем?
Креон.
Совершенно верно.
Антигона.
Бедный Креон! Хотя мои ногти сломаны, руки
запачканы землей и на них синяки от пальцев твоих
стражников, хотя живот у меня сводит от страха, —
царствую я, а не ты!
Креон.
Тогда сжалься надо мной! Труп твоего брата,
гниющий под моими окнами, — достаточная цена за
восстановление порядка в Фивах. Мой сын тебя
любит. Не вынуждай меня и тебя приносить в жертву!
Довольно жертв!
Антигона.
Вы ответили «да!» — теперь вам постоянно
придется приносить кого-нибудь в жертву.
Креон (вне себя трясет ее).
О господи! Попытайся меня понять, дурочка! Я же
старался изо всех сил понять тебя! Нужно, чтобы
кто-нибудь ответил «да!» Нужно, чтобы кто-нибудь
стоял у кормила! Судно дало течь в нескольких
местах; преступления, низость, нужда— вот его
груз. Корабль потерял управление, команда не
хочет ничего делать и думает лишь о том, как бы
разграбить трюм, а командиры, чтобы спасти свою
шкуру, уже строят небольшой, но удобный плот и
переносят на него все запасы пресной воды. Мачта
трещит, ветер завывает, паруса разодраны в
клочья, и все эти скоты погибнут, потому что
каждый из них думает только о собственном
спасении, о спасении своей драгоценной жизни, о
своих делишках. Скажи на милость, где тут помнить
о всяких тонкостях, где тут обдумывать, что
сказать: «да» или «нет», — размышлять, не
придется ли впоследствии платить за это слишком
дорогой ценой и сможешь ли ты потом остаться
человеком? Куда там! Хватаешь первую попавшуюся
доску, чтобы поскорее заделать пробоину, в
которую хлынула вода, и, прорычав приказ,
стреляешь в толпу, в первого, кто сунется вперед.
В толпу, в кого попало! Волны рушатся на палубу,
ветер хлещет в лицо, и у человека, сраженного
твоим выстрелом, нет имени. Может быть, это тот,
кто улыбнулся тебе накануне и дал прикурить?
Больше у него нет имени. Нет имени и у тебя,
судорожно вцепившегося в руль. Есть только
корабль и буря. Понимаешь ли ты это?
Антигона (качая головой).
А я и не хочу понимать. Это ваше дело. Я создана
для другого. Я создана для того, чтобы ответить
вам «нет!» — и умереть.
Креон.
Ответить «нет» легко.
Антигона.
Не всегда.
Креон.
Чтобы ответить «да», нужно засучить рукава и
работать, работать не покладая рук, до седьмого
пота. Куда легче ответить «нет», даже если грозит
смерть. Тогда только и остается ничего не делать
и ждать. Ждать, чтобы жить, ждать, пока тебя не
убьют. Это слишком малодушно. Все это выдумки
людей. Можешь ты представить себе лес, где
деревья отказались, пить соки из земли, или
животных, поступающих наперекор инстинкту любви
или охотничьему инстинкту? Животные, те по
крайней мере просты и бесхитростны, хоть и
жестоки. Они смело идут, толкаясь, друг за другом,
по одной и той же дороге. Если одни падут, то
другие проложат себе путь, и сколько бы их ни
погибло, всегда в каждой породе останется хоть
один, чтобы вырастить потомство, чтобы вновь
пойти так же храбро и по той же дороге, по пути,
который уже давно совершили его предки.
Антигона.
Так, оказывается, царь мечтает о животных! Как
просто было бы управлять ими.
Пауза.
Креон (глядит на нее).
Ты меня презираешь, не так ли?
Антигона не отвечает.
(Продолжает, как бы размышляя вслух.)
Забавно! Я часто представлял себе разговор с
бледным юношей, пытавшимся меня убить, с юношей,
который на все мои вопросы будет отвечать только
презрением. Но я никак не думал, что разговор этот
будет у меня с тобой и по такому глупейшему
поводу! (Закрывает лицо руками. Видно, что силы
его иссякают.) Выслушай меня в последний раз.
Моя роль не из легких, но суждено сыграть ее мне,
поэтому я прикажу тебя казнить. Но сначала я хочу,
чтобы и ты верила в то, за что умираешь. А ты
знаешь, ради чего идешь на смерть, Антигона?
Знаешь ли ты, в какую гнусную историю ты навсегда
кровью вписала свое имя?
Антигона.
В какую?
Креон.
В историю Этеокла и Полиника, твоих братьев. Ты
думаешь, что знаешь все, но на самом деле ты
ничего не знаешь. И никто в Фивах, кроме меня, не
знает. Но мне кажется, что теперь тебе пора
узнать. (Задумывается, облокотившись на колени,
закрыв лицо руками. Слышно, как он шепчет.) О,
красивого тут мало, увидишь сама! (Продолжает
глухо, не глядя на Антигону.) Скажи-ка, что ты
помнишь о братьях? Они, конечно, предпочитали
играть друг с другом, а не с тобой, ломали твои
куклы, беспрестанно шушукались о каких-то тайнах,
а ты выходила из себя...
Антигона.
Но ведь они были старшие.
Креон.
Потом ты восхищалась их первыми попытками
курить, их первыми длинными брюками... Затем они
начали пропадать по вечерам, стали настоящими
мужчинами и уже совершенно не обращали на тебя
внимания.
Антигона.
Я же была девочкой.
Креон.
Ты видела, как плачет мать, как сердится отец,
слышала, как братья хлопают дверями, когда
возвращаются поздно, как пересмеиваются в
коридоре... Они проходили мимо тебя, слабовольные
зубоскалы, от них разило вином...
Антигона.
Однажды я спряталась за дверью; это было утром,
мы уже встали, а они только что вернулись. Полиник
увидел меня; он был очень бледен, глаза его
блестели. Как он был красив в вечернем костюме! Он
бросил мне: «Ах, ты здесь?» — и подарил большой
бумажный цветок; он принес его оттуда, где провел
ночь.
Креон.
Ты, конечно, его сохранила! И вчера, прежде чем
отправиться зарывать труп брата, ты достала этот
цветок и долго-долго смотрела на него, чтобы
обрести мужество?
Антигона (вздрогнув).
Откуда вы знаете?
Креон.
Бедная Антигона! Она хранила бумажный цветок...
Да знаешь ли ты, кто был твой брат?
Антигона.
Во всяком случае, я знаю, что ничего, кроме
плохого, вы о нем не скажете.
Креон.
Ничтожный, глупый гуляка, — бездушный тунеядец,
жалкий мот, умеющий лишь обгонять экипажи на
улице да тратить деньги в кабаках. Я сам был
свидетелем того, как твой отец отказался
заплатить за Полиника крупный проигрыш, а тот
побледнел, замахнулся на него и выругался.
Антигона.
Неправда!
Креон.
И его кулак со всего размаха опустился на лицо
отца. Какой жалкий вид был у Эдипа! Он сел за стол,
закрыл лицо руками; из носа у него текла кровь. Он
плакал, а Полиник, отойдя в угол кабинета,
закуривал сигарету и насмешливо улыбался.
Антигона (почти умоляюще).
Это неправда!
Креон.
А ты вспомни! Тебе было тогда лет двенадцать.
Потом вы очень долго его не видели, верно?
Антигона.
Да, это так.
Креон.
А что было после этой ссоры? Твой отец не хотел,
чтобы сына судили, и Полиник поступил в
аргивянское войско. И лишь только он уехал в
Аргос, как начали травить твоего отца, — этот
старик не желал ни умереть, ни отказаться от
престола. Покушения следовали одно за другим, и
убийцы, схваченные нами, признавались, что их
нанял Полиник. Не один Полиник, впрочем! Раз ты
горишь желанием принять участие в этой драме, я
хочу, чтобы ты узнала обо всем происходившем за
кулисами, узнала, на какой кухне все это
стряпалось... Вчера я велел устроить пышные
похороны Этеоклу. Этеокл теперь герой Фив, он
святой. Народу собралось видимо-невидимо;
школьники опустошили свои копилки, собирая
деньги на венок; старики, прикидываясь
растроганными, с дрожью в голосе прославляли
твоего доброго брата, настоящего царя, верного
сына Эдипа. Я тоже произнес речь. В процессии
участвовали все фиванские жрецы в полном составе
и парадном облачении. Были возданы воинские
почести... Без всего этого нельзя было обойтись.
Понимаешь, я не мог позволить себе роскошь иметь
в каждой партии по отъявленному негодяю. Но я
скажу тебе нечто известное лишь мне одному, нечто
ужасное: Этеокл, этот столп добродетели, был
нисколько не лучше Полиника. Этот образцовый сын
тоже пытался умертвить отца, этот лояльный
правитель тоже собирался продать Фивы тому, кто
больше даст. Ну, не смешно ли? У меня есть
доказательства того, что Этеокл, чье тело
покоится ныне в мраморной гробнице, замышлял ту
же измену, за которую поплатился Полиник, гниющий
сейчас на солнцепеке. Лишь случайно Полиник
осуществил этот план первым. Они вели себя, как
ярмарочные жулики, обманывали друг друга и всех
нас. А в конце концов, сводя между собою счеты,
перерезали друг другу глотки, как и подобает
мелким воришкам. Но обстоятельства заставили
меня провозгласить одного из них героем. Я велел
отыскать их тела в груде убитых. Братья лежали,
обнявшись, очевидно, впервые в жизни. Они
пронзили друг друга мечами, а потом их растоптала
аргивянская конница. Они превратились в кровавое
месиво, и нельзя было понять, кто Полиник, кто
Этеокл! Я велел поднять одно тело, обезображенное
не так сильно, и торжественно совершить над ним
обряд погребения, а другое приказал оставить там,
где оно валялось. Я даже не знаю, кого мы
похоронили. И, клянусь, мне это совершенно
безразлично!
Долгое молчание. Оба сидят неподвижно и не
смотрят друг на друга.
Антигона (мягко).
Для чего вы рассказали мне это?
Креон (встает, надевает верхнее
платье).
Разве было бы лучше, если бы ты умерла в
неведении?
Антигона.
Может быть, лучше. Раньше я верила.
Опять воцарилось молчание.
Креон (приближается к ней).
Что же ты теперь будешь делать?
Антигона (встает как во сне).
Пойду в свою комнату.
Креон.
Не оставайся одна. Поговори с Гемоном сегодня
же и выходи поскорее за него замуж.
Антигона (со вздохом).
Хорошо.
Креон.
Вся жизнь у тебя впереди. К чему было спорить?
Ведь ты обладаешь бесценным сокровищем.
Антигона.
Да.
Креон.
А остальное не так уж важно. И ты собиралась
отказаться от этого сокровища! Впрочем, я понимаю
тебя: я и сам бы поступил точно так же, если б мне
было двадцать лет. Вот почему я так внимательно
слушал тебя. Мне казалось, что из дали времен со
мной говорит юноша Креон, худой и бледный, тоже
мечтавший о самопожертвовании... Выходи скорее
замуж, Антигона, и будь счастлива! Жизнь не
такова, как ты думаешь. Пока ты молода, она словно
вода проходит между пальцами, а ты этого не
замечаешь. Скорее сомкни пальцы, подставь ладони,
удержи ее! И ты увидишь, как она превращается во
что-то маленькое, несложное и твердое, что можно
потихоньку грызть, сидя на солнышке. Те, кому
нужны сила твоего духа, твоя страстность, будут
уверять тебя в противоположном. Не слушай их! Не
слушай и меня, когда я буду произносить очередную
речь над гробницей Этеокла. Все это ложь. Правда
только то, о чем не говорят. Ты это узнаешь позже.
Жизнь — это любимая книга, это ребенок, играющий
у твоих ног, это оружие, крепко зажатое в руке, это
скамейка возле дома, где отдыхают по вечерам. Ты
еще долго будешь меня презирать, но когда-нибудь
поймешь — и это будет для тебя печальным
утешением в старости, — что жить, в конце концов,
счастье!
Антигона (шепчет, растерянно
озираясь). Счастье?
Креон (ему как будто внезапно стало
стыдно).
Пустяк, не правда ли?
Антигона (мягко).
Каким же будет мое счастье? Неужели маленькая
Антигона станет счастливой женщиной? Какие
подлости придется ей совершать изо дня в день,
чтобы урвать свою крохотную долю счастья? Кому ей
нужно будет лгать, кому улыбаться, кому продавать
себя? Чью смерть примет она, равнодушно
отвернувшись?
Креон (пожимая плечами).
Ты сошла с ума? Замолчи!
Антигона.
Нет, не замолчу! Я хочу узнать, что я должна
делать, чтобы быть счастливой? Узнать немедленно,
раз нужно тут же сделать выбор. Вы говорите, что
жизнь прекрасна. Вот я и хочу узнать, что я должна
делать, чтобы жить.
Креон.
Ты любишь Гемона?
Антигона.
Да, я его люблю. Я люблю Гемона, молодого и
сурового Гемона, такого же требовательного и
верного, как я. Но если он должен будет стать
таким, как вы, и даже хуже, если он должен будет
жить вашей жизнью и довольствоваться вашим
счастем; если он перестанет бледнеть, когда
бледнею я; если не подумает, что я умерла, опоздай
я на пять минут; если не будет ненавидеть меня и
чувствовать себя совсем одиноким, когда не
поймет, почему я смеюсь; если рядом со мной он
превратится в господина Гемона; если и ему
придется научиться говорить «да», — тогда я не
люблю его больше.
Креон.
Ты сама не знаешь, что говоришь. Замолчи!
Антигона.
Нет, я знаю, что говорю, а вот вы меня не слышите.
Я слишком далеко от вас — в царстве, в которое вы
с вашими морщинами, вашей мудростью, вашим пузом
уже не попадете. (Смеется.) Я смеюсь, Креон,
потому что вдруг представила себе, каким ты был в
пятнадцать лет. Наверно, таким же бессильным, но
уверенным в своем могуществе. Жизнь ничего не
изменила, лишь добавила морщины на лице да слой
жира.
Креон (трясет ее).
Замолчишь ли ты наконец?
Антигона.
Почему ты хочешь заставить меня молчать? Потому
что знаешь, что я права. Думаешь, я не прочла это в
твоих глазах? Ты понимаешь, что я права, но
никогда не признаешься в этом и уже сейчас готов
защищать свое счастье, словно собака кость.
Креон.
И свое и твое, дура!
Антигона.
Как вы все противны с вашим счастьем, с вашей
жизнью, которую надо любить, какой бы она ни была!
Вы похожи на собак, они тоже облизывают все, что
попадется. Повседневное счастьице, которое можно
себе обеспечить, если не быть чересчур
требовательной! Нет, я хочу всего, и немедленно, и
пусть мое счастье будет полным, иначе мне не надо
его совсем! Я не хочу быть скромненькой,
довольствоваться подачкой, кинутой мне за
послушание. Я хочу либо быть уверенной, что мое
счастье будет таким, о каком я мечтала в детстве,
либо умереть!
Креон.
Продолжай, продолжай! Ты говоришь, как твой
отец!
Антигона.
Да, как отец! Мы из тех, кто не боится задавать
вопросы даже тогда, когда не остается и тени
надежды, надежды, которую еще не успели задушить.
Мы из тех, кто перешагивает через ваши надежды,
через грязные упованьица, милые вашему сердцу,
когда они становятся нам на пути!
Креон.
Замолчи! Если бы ты видела, как ты подурнела,
выкрикивая все это!
Антигона.
Да, я дурнушка! Мои выкрики, мои резкие, как у
торговки, движения и вправду некрасивы... Отец
стал прекрасным лишь после того, как
удостоверился, наконец, в том, что убил своего
отца, спал со своей матерью и когда понял, что уже
ничто на свете не может его спасти. Тогда он
успокоился, на его лице появилось что-то вроде
улыбки, и он стал прекрасным. Все было кончено.
Ему только и оставалось выколоть себе глаза,
чтобы не видеть вас больше. Эх вы, бедняги! И вам
еще хочется счастья! Вот вы действительно
уродливы, даже самые красивые из вас! Что-то
гадкое таится в ваших взглядах, в ваших улыбках.
Ты только что хорошо сказал насчет кухни, где это
стряпалось. Да, вы просто скверные кухари!
Креон(выворачивая ей руки).
Я приказываю тебе замолчать, слышишь?
Антигона.
Ты мне приказываешь, кухарь? По-твоему, ты
можешь мне приказать?
Креон.
В прихожей полно народу. Ты погубишь себя! Тебя
услышат!
Антигона.
Открой двери! Я как раз и хочу, чтобы все
услышали меня!
Креон (пытаясь зажать ей рот).
О боги, замолчишь ли ты наконец?
Антигона (отбиваясь).
Спеши, кухарь! Зови своих стражников!
Дверь открывается. Входит Исмена.
Исмена (кричит).
Антигона!
Антигона.
А тебе что надо?
Исмена.
Антигона, прости меня! Ты видишь, я пришла, я
обрела мужество. Я пойду с тобой.
Антигона.
Куда?
Исмена (Креону).
Если вы ее казните, то вам придется казнить и
меня!
Антигона.
Нет, не теперь! Сейчас я умру одна. Не воображай,
пожалуйста, что ты умрешь вместе со мной. Это
слишком легко.
Исмена.
Я не хочу жить, если ты умрешь, не хочу
оставаться без тебя.
Антигона.
Ты уже избрала жизнь, а я смерть. Не приставай ко
мне со своими причитаниями! Надо было идти туда
сегодня ночью, ползти во тьме на четвереньках,
надо было скрести землю ногтями под самым носом у
стражников, пока тебя не схватят, как воровку!
Исмена.
Ну, так я пойду завтра!
Антигона.
Слышишь, Креон? Она тоже! Кто знает, не последуют
ли моему примеру и другие, когда услышат мои
слова? Чего ж ты мешкаешь? Заставь меня замолчать,
позови своих стражников! Ну, Креон, будь
мужественнее, тебе, правда, будет неприятно, но
только минуту, одну минуту. Ну же, кухарь! Ведь это
необходимо!
Креон (кричит вне себя).
Стражники! Тотчас появляются стражники.
Креон.
Уведите ее!
Антигона (вздыхая с облегчением).
Наконец-то! Стража набрасывается на нее и уводит.
Жан Ануй. Антигона
Две «Медеи»
Фрагмент 1
Креон.
Ты Медея?
Медея.
Да.
Kpeoн.
Я Креон, здешний царь.
Медея.
Приветствую тебя.
Kpeoн.
Мне рассказали о тебе. Твои преступления стали
известны и здесь. По вечерам на всех островах
нашего края женщины пугают ими детей. Я долго
терпел твое пребывание на этой пустоши; но теперь
ты должна уйти.
Медея.
Что я сделала людям Коринфа? Разве я обокрала их
птичники? Разве у них начался падеж скота? Разве я
отравила источник, когда брала воду, чтобы
приготовить себе пищу?
Kpeoн.
Пока нет. Но ты можешь сделать все это. Уходи.
Медея.
Креон! Мой отец тоже царь.
Kpeoн.
Знаю. Иди в Колхиду и жалуйся там.
Медея.
Хорошо, я вернусь к себе на родину. Я не буду
больше пугать почтенных женщин твоего селения, а
мой конь перестанет воровать у тебя чахлую траву,
растущую на этой пустоши. Я вернусь в Колхиду, но
пусть меня отвезет туда тот, кто похитил.
Kpeoн.
Что ты хочешь этим сказать?
Медея.
Верни мне Язона.
Kpeoн.
Язон — мой гость, он сын царя, моего бывшего
друга, и волен поступать как хочет.
Медея.
Что за песни поют у вас? Почему пускают
фейерверк, раздают вино и пляшут? Если это моя
последняя ночь на твоей земле, почему же тогда
твои честные коринфяне мешают мне спать?
Kpeoн.
Я пришел сказать тебе почему. Сегодня вечером
празднуют свадьбу моей дочери. Завтра Язон
должен вступить с нею в брак.
Медея.
Долгой жизни им обоим, большого счастья!
Kpeoн.
Они обойдутся без твоих пожеланий.
Медея.
Зачем отвергать их, Креон? Пригласи и меня на
свадьбу, представь своей дочери. Знаешь, я ей могу
быть полезна. Ведь в течение десяти лет я была
женой Язона, и у меня было достаточно времени,
чтобы узнать его, а она знакома с ним всего десять
дней.
Kpeoн.
Именно для того, чтобы избежать этой встречи, я
и велю тебе покинуть Коринф сегодня же ночью.
Запрягай, укладывайся; через час ты должна быть
по ту сторону границы. Эти люди проводят тебя.
Медея.
А если я откажусь?
Kpeoн.
Сыновья убитого тобой старого Пелеаса
обратились ко всем царям нашего края, они требуют
твоей головы. Если ты останешься, я тебя выдам.
Медея.
Они твои соседи. Они сильны. Цари часто
оказывают друг другу подобные услуги. Почему бы
тебе не выдать меня сейчас?
Kpeoн.
Язон просил, чтобы я дал тебе возможность
покинуть страну.
Медея.
Добрый Язон! Я должна быть ему благодарна, не
правда ли? Ты хочешь увидеть, как фессалийцы
пытают меня именно в день его свадьбы? Ты хочешь
услышать, как на суде в нескольких милях от
Коринфа я расскажу всем, почему убила Пелеаса?
Ради зятя, честные судьи, ради зятя вашего
доброго соседа-царя, с которым вы поддерживаете
самые лучшие отношения. Креон, ты легкомысленно
относишься к обязанностям царя! Еще в отцовском
дворце я успела узнать, что править надо
по-другому. Вели тотчас же казнить меня!
Kpeoн (хмуро).
Мне следовало бы это сделать. Но я обещал
отпустить тебя. В твоем распоряжении один час.
Медея (гордо выпрямляется перед ним).
Креон, ты стар. Ты уже давно царствуешь и
перевидал немало людей и рабов. Ты достаточно
долго занимался гнусной стряпней. Посмотри мне в
глаза и узнай меня! Я Медея. Я дочь Эатеса, который
приказывал, когда это было нужно, умерщвлять
людей, поверь, куда менее виновных, чем я. Я из
твоей породы, я из тех, кто судит и выносит
приговоры, не отменяя их потом и не зная
угрызений совести. Но ты поступаешь не по-царски,
Креон. Если ты хочешь, чтобы Язон был мужем твоей
дочери, вели сейчас же убить и меня, и старуху, и
спокойно спящих детей, и коня. Пусть твои верные
люди сожгут все, что находится на этой пустоши, и
развеют прах по ветру. Пусть от Медеи останется
лишь большое черное пятно на выжженной траве да
легенда, которой будут пугать по вечерам
коринфских детей. Kpeoн.
Почему ты хочешь умереть?
Медея.
А почему ты хочешь, чтобы я продолжала жить? Ни
тебе, ни мне, ни Язону не нужно, чтобы я осталась в
живых хотя бы на час, ты и сам знаешь это.
Kpeoн (делает неопределенное
движение, потом говорит хмуро).
Мне опротивело проливать кровь.
Медея (кричит).
Тогда ты слишком стар, чтобы быть царем! Поставь
на свое место сына, пусть он как следует
выполняет эту работу, а сам ухаживай за своими
виноградниками и грейся на солнце! Больше ты ни
на что не годен.
Kpeoн.
Гордячка! Фурия! Ты думаешь, я пришел к тебе за
советами?
Медея.
Нет, ты пришел не за тем, и все-таки я даю тебе
советы! Это мое право. А твое — заставить меня
замолчать, если это в твоих силах. Вот и все.
Kpeoн.
Я обещал Язону, что отпущу тебя, не причинив зла.
Медея (насмешливо).
Не причинив зла! Нет, не выйдет по-твоему. Было
бы слишком хорошо, если бы меня отпустили без
расправы. Меня надо уничтожить, стереть с лица
земли. Пусть Медея, с которой за десять лет
исхожено столько дорог, превратится в тень, в
воспоминание, станет досадной ошибкой. Вот о чем
мечтает Язон! Он может одурачить меня, спрятаться
в твоем дворце, за спинами твоих стражников,
найти убежище в объятиях твоей дочери и стать
после твоей смерти царем Коринфа, но все равно он
знает, что наши имена связаны неразрывно и
навеки. Язон и Медея! Их нельзя разлучить. Изгони
меня, убей меня — все едино! Твоя дочь выходит
замуж за нас обоих, хочешь ты этого или нет; ты
берешь меня вместе с ним. (Кричит.) Креон,
будь царем! Сделай то, что следует: прогони Язона!
Он соучастник всех моих преступлений. Руки,
которые будут ласкать тело твоей дочери,
обагрены той же кровью, что и мои. Дай нам обоим
час, даже меньше. Мы привыкли после каждого
злодеяния бежать вместе. Уверяю тебя, мы
соберемся быстро!
Kpeoн. Нет, уезжай одна.
Медея (с неожиданной кротостью).
Креон, я не стану тебя умолять. Я не могу. Мои
колени не умеют гнуться, мой голос не может
звучать покорно. Но ты человечен, раз не смог
решиться осудить меня на смерть. Не допускай же,
чтобы я уехала одна! Верни изгнаннице ее корабль,
верни ей и спутника! Ведь сюда я прибыла не одна.
Зачем же теперь делать различие между нами? Ради
Язона я убила Пелеаса, предала отца, умертвила
родного брата, невиновного в моем бегстве. Я
принадлежу Язону, я — его жена, и каждое мое
преступление — его преступление.
Kpeoн.
Ты лжешь. Я все выяснил. Язона можно оправдать,
если рассматривать его поступки отдельно от
твоих. На суде его можно защитить. Ты сама
запятнала себя. Язон из наших мест, он сын одного
из здешних царей. Пусть в молодости, подобно
другим, он совершил немало безумств, но теперь
это человек, который думает так же, как мы. Ты же
из далеких краев, ты здесь чужая со своим
колдовством, своей ненавистью. Возвращайся в
Колхиду, найди в своем племени мужчину, такого же
варвара, как ты, и оставь нас под этим безоблачным
небом, на берегу этого спокойного моря — оно
равнодушно к твоим громким воплям и иступленным
страстям.
Медея (помолчав).
Хорошо, я покину вашу страну. Но мои дети? Чьи
они? Дети греха или дети Язона?
Kpeoн.
Язон полагает, что они лишь обременят тебя в
дороге. Оставь их нам. Они вырастут у меня во
дворце. Я обещаю тебе, что буду заботиться о них.
Медея (кротко).
Мне следует еще раз поблагодарить вас, не
правда ли? Вы человечны; более того, вам чужда
ненависть, вы справедливы.
Kpeoн.
Оставь благодарность при себе. Уезжай. Час уже
на исходе, и, когда луна поднимется высоко, никто
здесь не сможет тебя защитить. Приказ уже отдан.
Медея.
Каким бы диким, суровым и непонятным ни был мой
Кавказ, но и там, Креон, как повсюду, матери
прижимают к себе своих малюток. И лесные звери
тоже... Мои дети спят вон там. Крики, факелы во
мраке ночи, чужие руки, которые схватят их и
оторвут от матери, не слишком ли это дорогая
расплата за ее преступления? Дай мне сроку до
завтра! Утром я их разбужу, как обычно, и отошлю к
тебе. Поверь Медее, царь! Не успеют они скрыться
за поворотом, как я уеду.
Kpeoн
(некоторое время смотрит на нее, потом
внезапно).
Будь по-твоему!
(Добавляет хмуро, не сводя с нее взгляда.)
Видно, я в самом деле стар... Целая ночь —
слишком большой срок для тебя. Ты можешь
совершить за это время дюжину злодеяний. Мне не
следовало бы выполнять твою просьбу... Но я тоже
много убивал, Медея. В завоеванных селеньях, куда
я врывался во главе своих пьяных солдат, я убивал
и детей. За все это я подарю судьбе спокойный сон
твоих малюток. Пусть она, если хочет, использует
этот дар, чтобы меня погубить!
(Выходит в сопровождении своих людей.) Лишь только он скрылся из виду, лицо Медеи
преображается, и она, плюнув ему вслед, кричит изо
всей мочи.
Жан Ануй. Медея
Фрагмент 2
Креонт (к Медее)
Ты, мрачная, на мужа тяжкий гнев
Скопившая, Медея, говорю я
С тобой и вот о чем: земли моей
Пределы ты покинешь, взяв обоих
Детей с собой, не медля... а приказ
Исполнишь ты при мне, и двери дома
Своей я не увижу прежде, чем
Не выброшу тебя отсюда, слышишь?
Медея
Ай! Ай! Несчастная, я гибну. Недруг
Весь выпустил канат, и мне на берег
От злой волны уже спасенья нет...
Но тяжкая оставила мне силы
Спросить тебя: за что ты гонишь нас?
Креонт
О, тайны нет тут никакой: боюсь я,
Чтоб дочери неисцелимых зол
Не сделала ты, женщина, моей.
Во-первых, ты хитра, и чар не мало
Твой ум постиг, к тому же ты теперь
Без мужа остаешься и тоскуешь...
Я слышал даже, будто ты грозишь
И мне, и жениху с невестой чем-то.
Так вот, пока мы целы, и хочу
Я меры взять. Пусть лучше ненавистен
Медее я, чем каяться потом
В мягкосердечии.
Медея
Увы! Увы!
О, не впервые, царь, и сколько раз
Вредила мне уж эта слава: зол
Она — источник давний. Если смыслом
Кто одарен, софистов из детей
Готовить он не будет. Он не даст
Их укорять согражданам за праздность.
И что еще? И ненависть толпы
Они своим искусством не насытят.
Ведь если ты невежд чему-нибудь,
Хоть мудрому, но новому, обучишь,
Готовься между них не мудрецом
Прослыть, а тунеядцем. Пусть молвою
Ты умников, которых город чтит,
Поставлен хоть на палец выше будешь,
Ты человек опасный. Эту участь
Я тоже испытала. Чересчур
Умна Медея — этим ненавистна
Она одним, другие же, как ты,
Опасною ее считают дерзость.
Подумаешь: покинутой жене
Пугать царей?! Да и за что бы даже
Тебе я зла хотела? Выдал дочь
Ты, за кого желал: я ненавижу,
Но не тебя, а мужа. Рассуждал
Ты здраво, дочь сосватав, и твоей
Удаче не завидую. Женитесь
И наслаждайтесь жизнью, лишь меня
Оставьте жить по-прежнему в Коринфе:
Молчанием я свой позор покрою.
Креонт
Да, сладко ты поешь, но злая цель
И в песнях нам мерещится: чем дольше
Я слушаю, тем меньше убежден...
Ведь от людей порыва остеречься
Куда же легче нам, чем от таких,
Как ты, жена, лукаво-осторожных.
Ну, уходи! Все высказала ты,
Но твоего искусства не хватает,
Чтобы сберечь нам лишнего врага.
Медея
О, я молю у ног твоих — ты нас
Не высылай, хоть ради новобрачных!
Креонт
Ты тратишься без толку на слова.
Медея
О, пощади... К мольбам моим склонися!
Креонт
Своя семья, Медея, ближе нам.
Медея
О, край родной! Ты ярко ожил в сердце.
Креонт
Милее нет и нам — после семьи.
Медея
Какое зло вы сеете, Эроты!
Креонт
Ну, не всегда — зависит от судьбы.
Медея
Виновному не дай укрыться, боже.
Креонт
Не будет ли, однако? От себя
И болтовни освободи нас лучше...
Медея
Освободить?.. Кого и от чего?
Ты вызволи нас, царь, из этой муки...
Креонт
Ты, верно, ждешь расправы наших слуг?
Медея
О нет, о нет, тебя я умоляю...
Креонт
Угрозы мало, кажется, тебе?
Медея
Я не о том молю тебя, властитель.
Креонт
Пусти меня... Чего ж тебе еще?..
Медея
Дай день один мне сроку: не решила,
Куда идти еще я, а детей
Кто ж без меня устроит? Выше этих
Забот Ясон. О, сжалься, царь, и ты
Детей ласкал. Тебе знакомо чувство,
Которое в нас будит слабый. Мне
Изгнание не страшно... Если плачу,
То лишь над их несчастием, Креонт.
Креонт
Я не рожден тираном. Сколько раз
Меня уже губила эта жалость.
Вот и теперь я знаю, что не прав,
Все ж будь по-твоему. Предупреждаю только,
Что, если здесь тебя с детьми и завтра
В полях моих увидит солнце, смерть
Оно твою осветит. Непреложно
Да будет это слово... До утра...
(Уходит.)
Корифей
О злая судьба!
Увы, о жена, что бед-то, что бед!
Куда ж ты пойдешь? У кого ты
Приюта попросишь? Где дом
И где та земля, Медея?
В море бездонное зол
Бросил тебя бессмертный.
Медея
О да! Темно на небе... Но на этом
Не кончилось! Не думайте: еще
И молодым счастливцам будет искус,
И свату их довольно горя... Разве
Ты думала, что сладкий этот яд
Он даром пил, — все взвешено заране...
Он с этих губ ни слова, он руки
Единого движенья без расчета
Не получил бы, верьте... О, слепец!..
В руках держать решенье — и оставить
Нам целый день... Довольно за глаза,
Чтобы отца, и дочь, и мужа с нею
Мы в трупы обратили... ненавистных...
Немало есть и способов... Какой
Я выберу, сама еще не знаю:
Чертог поджечь невестин или медь
Им острую должна вогнать я в печень,
До ложа их добравшись? Тут одна
Смущает вероятность. По дороге
До спальни их или за делом я
Захвачена могу быть и злодеям
Достаться на глумленье. Нет, уж лучше
Не изменять пути прямому нам
И, благо он испытан, — яд на сцену...
Так, решено.
Ну, я убила их... А дальше что ж?
Где город тот и друг, который двери
Нам распахнет и, приютив, за нас
Поручится? Такого нет... Терпенье ж
Еще хоть не надолго. Если стен
Передо мной откроется защита,
На тайную стезю убийства молча
Ступлю тотчас. Но если нам одно
Несчастье беспомощное на долю
Останется, я меч беру открыто
И дерзостно иду их убивать,
Хотя бы смерть самой в глаза глядела.
Владычицей, которую я чту
Особенно, пособницей моею,
Родной очаг хранящею, клянусь
Гекатою, что скорбию Медеи
Себе никто души не усладит!..
Им горек пир покажется, а свату
Его вино и слезы мук моих...
За дело же! Медея, все искусство
Ты призови на помощь, — каждый шаг
Обдумать ты должна до мелочей!..
Иди на самое ужасное! Ты, сердце,
Теперь покажешь силу. До чего,
О, до чего дошла ты! Неужели ж
Сизифову потомству, заключив
С Ясоном брак, позволишь надругаться
Над Гелиевой кровью? Но кому
Я говорю все это? Мы природой
Так созданы — на доброе без рук,
Да злым зато искусством всех мудрее...
