Донателло.
Давид.
1420-е. Национальный музей Барджелло, Флоренция
Поездка в Рим в 1430-е гг. привела к тому, что в творчестве Донателло появились отголоски античных традиций. Ярче всего, пожалуй, они заметны в «Давиде», небольшой бронзовой статуе, стоявшей в свое время на столбе во дворе палаццо Медичи.
Образ Давида вообще относится к числу самых значимых для искусства Возрождения, пропитанного идеями гуманизма, превозносящего достоинства человека, способного благодаря силе духа достичь невероятных вершин. Пастушок, ради спасения своей родины вступивший в поединок с великаном Голиафом, победивший его и ставший иудейским царем, как нельзя лучше вписывался в галерею излюбленных героев гуманистов.
Однако Донателло представляет своего Давида совсем не пафосным, напротив, он, кажется, напрочь лишен любых проявлений героизма. Это гибкий хрупкий юноша, стоящий в несколько расслабленной позе, глядя вниз, на голове его войлочная пастушеская шляпа, увенчанная лавровым венком. Честно говоря, в нем нет ничего мужественного (особенно при сравнении с прочими образами Донателло, с тем же святым Георгием). Да и выглядит он скорее удивленным, чем гордым своей неожиданной победой
Вся тяжесть тела перенесена на правую ногу, левой он попирает отрубленную голову Голиафа. Правая рука полусогнута, в ней юный герой держит меч, а в левой — камень от пращи, которой он поразил великана. И хотя в фигуре некоторые исследователи замечают отголоски готического изгиба (левое плечо чуть приподнято, голова чуть опущена), нельзя не отметить, что она чрезвычайно свободно развернута в пространстве, ее обязательно надо рассматривать с разных ракурсов — тогда перед нами откроется изобилие неожиданных поворотов и видов. К тому же Донателло прекрасно использует особенности бронзы — ее поверхность сияет и переливается бликами, что еще сильнее подчеркивает пространственную глубину. Отметим новаторство Донателло — в прежние времена вся средневековая скульптура была ориентирована на рассмотрение только с одной точки зрения и устанавливалась все время на фоне стены, тогда как «Давид», задуманный как навершие фонтана во дворе палаццо Медичи, был обозрим со всех сторон.
Но самым важным в этой статуе является то, что герой представлен полностью обнаженным. Такой смелости, пожалуй, не позволял себе ни один мастер со времен античности. В искусстве Средних веков изображение нагого тела, мягко говоря, не приветствовалось и допускалось с большой неохотой только в сценах с Адамом и Евой. В случае с «Давидом» это тем более важно, что изображать его обнаженным в общем-то не было никакой необходимости. Но только не для Донателло! Нагота Давида подобна героической наготе греческих и римских воинов; представляя его таким образом, скульптор бросает вызов старым традициям, делает попытку приблизиться к античным образцам. И ему удалось верно угадать веяния эпохи — после «Давида» в ренессансном искусстве обнаженные фигуры стали появляться все чаще.
Никакая другая работа Донателло не вызывала среди исследователей столько споров о трактовке сюжета — вплоть до привлечения фрейдистских концепций. Но чаще всего его склонны были рассматривать как аллегорию христианского смирения. Много толков вызывал рельеф на шлеме Голиафа: подвыпившие путти волокут на себе колесницу. В настоящее время склоняются к тому, чтобы объяснять его как аллегорию порока гордыни и победы над ней христианского смирения. Хотя, конечно, вряд ли можно сводить скульптуру только к иллюстрированию постулата о христианском смирении.
В 1495 г. скульптуру перенесли во двор Палаццо Веккьо, в 1777-м передали в Галерею Уффици, а оттуда — в Национальный музей.
