Федор Моллер. Портрет Н.В. Гоголя. Начало 1840-х
Государственная Третьяковская галерея, Москва
В Третьяковской галерее заканчивается выставка «Европа — Россия — Европа», представившая на суд публики грандиозную экспозицию из 92 произведений, принадлежащих 48 музеям 28 стран.
Поводом послужило совпадение 50-летнего юбилея Евросоюза и 150-летнего юбилея Третьяковской галереи. Брюссель предложил Москве: «А не сделать ли нам в связи с этим что-то грандиозное?» «А почему бы и нет?» — с готовностью ответила Москва, и машина пришла в движение. От каждой страны Евросоюза попросили по три картины.
Первая должна была быть «важной в национальном контексте и влиятельной в контексте европейской истории искусств». Вторая — выражать «идею культурной или политической модернизации, самоопределения в меняющемся мире». И, наконец, третья — «нести в себе идею открытого общения, отражать новую реальность индустриального, медийного мира».
Сформулировано, конечно, несколько тяжеловесно, но, согласитесь, концептуально. Три картины как выражение трех этапов социокультурного развития: становление и самоопределение; изменение и модернизация; современность и будущее. На этом этапе устроителям казалось, что и выставку можно будет разбить на три соответствующих раздела.
Но действительность в очередной раз превзошла представления о ней. Произведения-ответы оказались столь разнообразны, что механическое их объединение в три группы выглядело бы слишком искусственным. И развеску было решено сделать по традиционному хронологическому принципу.
Получилось тоже вполне концептуально и в соответствии с основным лозунгом Евросоюза: «Единство в многообразии». Каждая страна представила что-то свое, родное, а вместе получилась развернутая во времени широкая картина европейского изобразительного искусства за семьсот (!) лет. На первый взгляд, разноцветье картин сливается в сероватую массу, как краски в баночке для мытья кистей по окончании урока рисования. Но внимательный зритель обнаружит в экспозиции внутренние линии развития, переплетения и переклички.
Пабло Пикассо. Памятник испанцам, павшим за Францию 1945–1947
Национальный центр искусств королевы Софии, Мадрид
Многим европейским странам трудновато выдержать сопоставление с соседями. Например, мальтийские художники были учениками итальянских, что со всей очевидностью выдают представленные произведения. Совершенно русский по стилю пейзаж оказывается написанным Вилхелмсом Пурвитисом, основоположником латвийской пейзажной живописи. А работы из греческих музеев отражают те трудности, которые Греция, колыбель искусств, испытывала при обретении собственной живописной культуры.
Но если рассматривать национальные школы как часть общеевропейского художественного процесса, то картина меняется. Нет соревнования и конкуренции, а есть сопоставление и взаимовлияние. Нет развитых и отсталых, а есть крупные художественные центры и другие, вовлеченные в их орбиту. Нет учителей и учеников, а есть предшественники и последователи.
Нельзя сказать, что выставка пестрит шедеврами. Картины подбирались скорее показательные, чем выдающиеся. Да и какой музей сегодня отпустит на несколько месяцев «гвоздь» своей экспозиции, привлекающий туристов и приносящий живые деньги в кассу? Но все же несколько произведений самого высокого уровня оказались представлены зрителям.
Великолепный портрет курфюрста Саксонии Иоганна Постоянного, написанный Лукасом Кранахом Старшим, демонстрирует расцвет немецкой портретной живописи. Она отобрана по «критерию № 1»: Иоганн был горячим сторонником идей Реформации, отсюда важность портрета «в национальном контексте». А уж влияние живописи Лукаса Кранаха в контексте европейском не подлежит никакому сомнению.
Себастьян Бурдон. Портрет философа Рене Декарта (?)
Лувр, Париж
Шокирующе экспрессивный «Гений Родины» был сделан Франсуа Рюдом с его горельефа для Триумфальной арки в Париже. Это воплощение непреклонной воли молодой Французской республики как нельзя лучше выражает идею политической модернизации, самоопределения в меняющемся мире («критерий № 2»). Ехидный историк может заметить, что гильотина выразила бы ту же идею с неменьшей экспрессией, но европейская политкорректность и художественная направленность выставки делают появление такого экспоната невозможным.
Австриец Эрнст Фукс воплотил вечное женственное начало в чувственных сказочных образах, балансирующих, впрочем, на той неуловимой грани, что отделяет искусство от китча. «Памятник испанцам, павшим за Францию» великого испанского француза Пикассо, по-видимому, должен был, согласно «критерию № 3», нести в себе идею открытого общения, но он скорее напоминает о той страшной цене, которую Европа заплатила за возможность такого общения. Что ж, «новая реальность» действительно складывалась непросто.
Российская часть экспозиции смотрится выигрышно. Организаторы на правах хозяев позволили себе выставить 11 произведений. Правда, они использовали своеобразную фигуру умолчания. На выставке не представлены те длительные периоды развития российского искусства (например, XVIII и XIX вв.), когда оно выступало не более чем прилежным учеником искусства европейского. При этом для внутреннего употребления именно эта живопись считается истинно национальным достижением, взять хотя бы передвижников. Что ж, такова двойственная природа российского евразийства. Наш президент тоже не стесняется демонстрировать Европе демократию, а собственной стране — вертикаль власти в форме дубинки ОМОНа.
Выставка начинается православными иконами, в том числе и знаменитой рублевской «Троицей». Интересно, что произведения средневекового религиозного искусства в качестве «важных в национальном контексте» выставили только представители Восточной Европы. Прочие начали прямо со светской живописи, оттого наша страна выглядит древнее и основательнее.
Дальше — лакуна аж до самого Сурикова, чье «Утро стрелецкой казни» в контексте выставки выглядит ключом к пониманию российской истории. Вот оно, противостояние Европы и России в образах царя и стрельцов. Два центра художественной композиции невозможны, это вам скажет любой учебник, однако ж они реальны так же, как и невозможное нахождение одновременно в Европе и в Азии.
Оплакивание Христа. Плащаница. 1473. Национальный художественный музей Румынии, Бухарест
Конечно, если смотреть формально, то портрет Гоголя был создан раньше суриковского холста, так что говорить про лакуну, казалось бы, неправомерно. Однако ж он был написан в Италии художником немецкого происхождения и демонстрирует скорее не саму отечественную живописную школу, а европейское влияние на нее. Но Гоголь на выставке не случаен: оказавшись напротив Декарта, он смотрится как символ России, глядящий в лицо символу Европы.
Заканчивается российская экспозиция «Черным квадратом» и Шагалом — оказывается, мы можем не только догонять, но и обгонять. Впрочем, увы, ненадолго.
Министр иностранных дел Германии, председательствующей сейчас в Евросоюзе, заметил, что «выставка является убедительным примером того, чего способна достигнуть Европа общими усилиями». На самом деле, Европа способна и на большее: например, построить безвизовое пространство или общую систему обороны. А вот совместно с Россией — только выставку. Будем надеяться — пока.
Лукас Кранах Старший
Портрет курфюрста Саксонии Иоганна Постоянного 1526. Картинная галерея «Старые мастера»,
Государственные художественные собрания Дрездена
Спас Нерукотворный. Конец XIII – начало XIV в.
Франсуа Рюд. Гений Родины. 1836.
Музей Орсе, Париж
Вилхелмс Пурвитис. Вешние воды (Maestoso). Ок. 1910. Латвийский национальный художественный музей
Маттиа Прети. Сомнения Святого Фомы. 1675. Национальный музей изящных искусств, Валетта
Эрнст Фукс. Охота за Золотым Сердцем.
1972–1993. Музей Эрнста Фукса, Вена
