Мать Лемминкайнена. 1897. Музей Атенеум, Хельсинки
1900 год. Десятая Всемирная выставка в Париже, посвященная итогам столетия, — место национальных тщеславий и арена взаимопроникновения национальных культур. Приметы нового времени были заметны здесь абсолютно во всех областях человеческой деятельности. Лидерами экспозиции (зрелищно и по полученным наградам) стали российские выставочные павильоны, оформленные художниками петербургского объединения «Мир искусства». Они показали новые возможности живописно-пластических решений,
в основе которых лежали эстетика европейского «модерна», декоративность и историческая стилизация.
Среди российских был и финляндский павильон, возведенный финскими архитекторами на набережной д’Орсе. Строгий в плане, с крутой остекленной крышей и скупым рельефным орнаментом, он был декорирован финским художником и общественным деятелем Акселем Галлен-Каллелой (1865–1931). Эти интерьеры и росписи на темы карело-финского эпоса «Калевала» можно назвать плодом размышлений над проблемой национального стиля, который иногда называют «северным модерном».
Протоискусство, примитивность, своеобразный «археологический авангард» как основа создания нового художественного языка — вот что занимало умы и сердца деятелей искусства на рубеже эпох. Руны «Калевалы»,
с их космогонией, героикой, впечатляющими сценами труда, человеческими страстями, соответствовали новому мировосприятию людей эпохи технической революции
и национальной самоидентификации.
Саги «Калевалы», — писал художник, присоединивший к своей шведской фамилии Галлен финское «Каллела», — пробуждают во мне такое глубокое чувство, как будто я все это пережил. Но если я использую эти темы, то не для того, чтобы «иллюстрировать» «Калевалу», а для того, чтобы эти картины вставали передо мной со всей своей внутренней жизнью и пробуждали во мне желание зафиксировать их. Я не исхожу из тем как таковых (отсюда свободное толкование и, если хотите, неточности), а из моего собственного настроения и яркой красочности картин, которые предстают передо мною…»
Сорок лет А. Галлен-Каллела создавал свою «Калевалу» в станковой, монументальной живописи и книжной графике. А современно эти работы зазвучали под влиянием эмоционального творчества художника-символиста Эдварда Мунка, предтечи экспрессионизма.
Картину «Мать Лемминкайнена» (1897 г., темпера) определяет сложный образный и формально-художественный строй.
Героиня с чертами евангельской скорбящей матери, вытащила из Туонелы — реки загробного мира — своего сына, который погиб, безрассудно пытаясь отловить туонельского лебедя, владеющего секретом жизни и смерти.
Река загробного мира описана во многих произведениях мировой литературы и искусства. По сравнению, например, с «Ладьей Данте» Э. Делакруа, с развевающимися на ветру одеждами, трагическими выражениями лиц, дьявольскими зверями, впивающимися в борта лодки, А. Галлен-Каллела выявляет место всеобщей скорби очень просто и в то же время своеобразно. Туонела обозначается бесчувственно, спокойно и безгранично — как представление о смерти. Черную воду с одиноко плавающим, похожим на призрак лебедем отделяет от металлически поблескивающего однообразного и бесконечного берега ряд круглых камней, покрытых красным мхом, словно запекшейся кровью.
Около безжизненного, бескровного тела Лемминкайнена сидит мать, лицо которой обращено, по калевальской легенде, к спасительнице-пчелке с ее медовой мазью, а на картине — к силам небесным. Жестом руки она словно пытается передать свои живые силы сыну. Четко осязаемая, словно вылепленная фигура матери контрастирует с телом Лемминкайнена, уже принадлежащим потустороннему миру Туонелы.
Окружающая героев этой картины среда носит ярко символический характер: из мрака золотыми лучами струится некий божественный свет, спасительное чудо, на берегу разбросаны черепа, говорящие о бренности всего земного, а из маленьких горящих свечек вырастают зловещие цветы смерти (впервые образ «цветка смерти» появился у А. Галлен-Каллелы после смерти его маленькой дочери Марьятты).
Такое сочетание в одном произведении декоративных и символических мотивов с реалистическим прочтением образов устанавливает принадлежность его к модерну, надо подчеркнуть – модерну «северному», потому что картина «Мать Лемминкайнена» очень финская по духу, целиком соответствующая сказочно-героическому складу эпоса «Калевала». Художник наделил реальный образ женщины (в которой угадываются черты матери А. Галлен-Каллелы) высоким пафосом психологической драмы, придал его звучанию общечеловеческий смысл.
А вот удалось ли матери оживить Лемминкайнена — этот вопрос мы оставим за границами повествования. Во всяком случае, экспрессивность ее образа, не похожая на обреченность матери «Пьеты» прошлых эпох, позволяет зрителю надеяться на лучшее.
