Главная страница «Первого сентября»Главная страница журнала «Искусство»Содержание №21/2007

ТЕТ-А-ТЕТ

НАЧИНАЯ С XX ВЕКА

 

Марк САРТАН

Предательство образов

На небольшой картине, исполненной в самой обычной технике (холст, масло), изображена простая курительная трубка, а под ней написано по-французски: «Это не трубка». И всё. Можно даже не приводить репродукцию, чтобы представить себе эту работу: все ясно из описания.

Вот только почему «не трубка»? Что же тогда? Кентавр? Локсодромия? Встреча зонтика и швейной машинки на операционном столе? Фигура цапф большого пассажного инструмента? «Не-е-ет, — думает зритель, — меня не проведешь, трубка она и есть трубка».

«Да ну? — лукаво прищуривается автор. — Вы можете набить ее табаком? То-то! Это всего лишь изображение... Если бы я написал под картиной «Это трубка», я бы солгал».

Так просто, даже бесхитростно, бельгийский художник Рене Магритт отразил на своем холсте одну из основных коллизий искусства XX века: взаимоотношения между изображением и реальностью.

Веками художники пытались воспроизвести натуру в своих работах, и точность ее отображения долгое время даже служила критерием мастерства. Но в начале прошлого века задумались, а так ли нужно повторять действительную жизнь в художественном изображении? Как ни старайся, все равно точно не скопируешь.

Рене Магритт. Предательство образов. 1928–1929. Музей искусства округа Лос-Анджелес
Рене Магритт. Предательство образов
1928–1929. Музей искусства округа Лос-Анджелес

Более того, если до конца следовать логике «чем точнее сходство, тем лучше», то и вовсе стараться не надо: заменим изображение самим предметом — и все будет лучше некуда. Вместо натюрморта — набор собственно предметов, вместо портрета — сама модель, вместо пейзажа — сам пейзаж... или его точная фотография.

Да, появление фотографии обострило проблему. Художники хоть и стремились подражать природе, но, не смущаясь противоречием, обвинили фотографию именно в фиксации натуры, а значит, в отсутствии художественности. Вы, мол, фотографы, просто момент ловите, а мы, живописцы, проникаем в глубь натуры, в самую ее суть.

В ответ фотографии пришлось чуть ли не сто лет доказывать, что она — тоже искусство. А живопись, проиграв в конкурентной борьбе за точность воспроизведения, вынуждена была искать свое предназначение где-то еще.

Помогли художественные провокации Марселя Дюшана. Его «реди-мэйды» — обычные предметы, выставленные в музее, — продемонстрировали, что происходит, если изображение сливается с самим предметом. В момент достижения полной идентичности как раз и исчезает то неуловимое, что делает изображение произведением искусства.

То есть выяснилось, что искусство как раз не там, где сходство. Оно прячется в зазоре между реальным объектом и его художественным отражением на холсте, в их несовпадении, в разнице между ними. А значит, не надо подражать, надо творить!

Эта мысль и стала основанием того переворота, который ХХ век совершил в искусстве. И Магритт своей работой как бы подвел некоторые итоги, зафиксировал достигнутое: изображение трубки обманчиво (предательство образов!), оно никогда самой трубкой не станет, а значит, не стоит и стараться ее изображать. Изображать нужно что-то другое.

Любопытно, что особыми живописными, техническими достоинствами работы Магритта не блещут. Например, так нарисовать трубку может любой выпускник художественной школы. Просто как только исчезла потребность в достоверном воспроизведении натуры, так сразу резко снизились требования к технике живописи. В искусстве ХХ века стала царить идея, а не картина, и стала цениться оригинальность замысла, а не виртуозное мастерство воплощения. Оттого и недоуменное «я тоже так могу» рефреном звучит в толпе разочарованных зрителей. Теперь-то, конечно, хочется ответить, когда замысел уже раскрыт... А вот попробуй свой создать!

Рене Магритт. Это не яблоко. 1964. Частная коллекция, Брюссель
Рене Магритт. Это не яблоко
1964. Частная коллекция, Брюссель

Самому мастеру его идея оказалась так дорога, что на склоне лет он вернулся к ней, написав картину «Это не яблоко». Всё то же самое, только вместо трубки — реалистически нарисованное яблоко, вечный символ познания добра и зла.

Впрочем, яблоко в этом контексте напоминает нам не только о библейском тексте, но и о знаменитой шпильке в адрес Чернышевского в тексте романа Достоевского «Бесы». Его героиня, сторонница модных идей, вопрошает: «Попробуйте нарисовать яблоко и положите тут же настоящее яблоко — которое вы возьмете? Небось не ошибетесь».

Николай Гаврилович, чьи взгляды спародированы в этой фразе, искренне полагал, что «создания искусства ниже прекрасного в действительности». Магритт, надо думать, считал иначе. Но в главном они сходились. «Нарисованное яблоко — даже если оно написано как живое и его так и хочется съесть, — остается лишь краской на загрунтованном холсте». Угадайте, кто из них это сказал?

Да, проживи Чернышевский подольше, вполне мог бы подписаться под художественным высказыванием бельгийского художника. Такая вот перекличка веков и идей...