РУССКИЕ КВАРТЕТЫ

Нити, связывающие Бетховена с Россией, разнообразны и подчас необыкновенны.

Написанная четыре года спустя после смерти композитора новелла князя Владимира Одоевского «Последний квартет Бетховена», которую высоко оценил Пушкин, показывает, как внимательно вслушивалась русская публика в трудные произведения мастера и как отчаянные смельчаки пытались уже тогда проникнуть в тайну его музыкального мышления.

Еще при жизни Бетховена, 6 апреля 1824 г., в России впервые была исполнена вся Торжественная месса. Это произошло ровно за год до того, как в Вене услышали отрывки из этого произведения. После 1830 г. шесть из девяти бетховенских симфоний прочно утвердились в русском концертном репертуаре. Уже в 1833 г. в Петербурге исполнялась Пасторальная симфония, в следующему году — Героическая, через два года — Девятая, в 1840-м — Седьмая, в 1846-м — Восьмая. Лишь исполнение Пятой симфонии (симфонии Судьбы), которая в 1830-е гг. стала культовой и на которую опиралась слава Бетховена-новатора, в России задержалось. Ее впервые исполнили лишь в 1859 году.

Менее известно, что одним из первых меценатов молодого и еще никому неведомого композитора, поддержавшим его при переезде в Вену, был Иван Юрьевич Броун-Камус — сын екатерининского вельможи, бригадир русской военной миссии в Вене. Чете Броун (жена Ивана Юрьевича была неплохой пианисткой-любительницей) посвящены три трио Бетховена ор. 9 и три фортепианные сонаты ор. 10.

Но самым знаменитым русским меценатом Бетховена стал Андрей Кириллович Разумовский (1752–1836) (1), дипломат, русский посол в Вене, скрипач-любитель. Предаваясь своей страсти к музыке, Разумовский содержал в 1808–1815 гг. смычковый квартет.

Этот замечательный ансамбль возглавлял дирижер и композитор Игнац Шуппанциг (1776–1830), который исполнял партию первой скрипки на премьерах многих струнных квартетов Бетховена. Бетховен писал для него музыку, когда квартет — в том числе альтист Франц Вайс и виолончелист Йозеф Линке — еще состоял на службе у князя Карла Лихновского (2), у которого Бетховен когда-то жил во дворце и с которым в 1806 г. насмерть рассорился.

В 1808 г. друзья Бетховена перешли на службу к русскому посланнику Андрею Разумовскому, и к ним прибавился еще один скрипач — Людвиг Зина.

Бетховен, обычно трудно сходившийся с людьми, любил этих музыкантов и ценил их замечания. «Замечания этих господ всегда доставляли Бетховену удовольствие», — писал его друг и биограф Франц Вегелер. А сам Бетховен острил по поводу Шупанцига: «Если бы мои шпильки помогли ему похудеть, он был бы мне признателен!»

Атмосфера симпатии многое объясняет в том, как были созданы «русские квартеты» Бетховена, отмеченные таким блеском и теплотой.

Квартеты Бетховена, созданные в последние годы его жизни, несомненно, значительнее и по форме, и по содержанию. Зато «русские квартеты» предстают перед нами в сиянии чистейшей музыкальной радости, которая омывает, очищает и превращает в блаженство все человеческие чувства.

Это тоже Бетховен, не менее подлинный Бетховен, чем автор Героической симфонии.

Три струнных квартета ор. 59, за которыми закрепилось название «русские», «квартеты Разумовского», просто «Разумовский», озарены радостью прикосновения к музыкальной стихии и детской уверенностью в чудесах, которые рассыпаны на этом пути, как подарки из мешка Санта-Клауса. И на этом музыкальном пути вера в чудеса вознаграждается. Перед слушателем проскальзывают тени музыки, которой еще не существовало во времена Бетховена: неясные образы, предвосхищающие Брамса и Шумана, грусть и трепет русской музыки XIX века, которой предстоит быть написанной несколько десятилетий спустя.

Мнения исследователей о «квартетах Разумовского» расходятся: некоторые обнаруживают в них черты подлинной русской музыки. Они указывают на русские мелодии («ах, талан ты мой, талан», «как ходил-гулял Ванюша…» в первом фа-мажорном квартете), на особенности гармонии, на то, что собственный бетховенский музыкальный язык вдруг оказался переплавленным «на русский лад». Впрочем, другие критики уверены, что «русские квартеты» не имеют никакой национальной окраски. Или по крайней мере не выходят за рамки венского классического стиля. А в конце концов Вена, напоминавшая поэтам кошечку, которая лакомится музыкальными сливками, была веселым космополитичным городом.

На улицах и в аристократических салонах звучали речь и напевы разных народов, а для австрийской музыки славянские песенные мотивы казались совершенно естественными — достаточно вспомнить творчество Гайдна и Шуберта. Да и во многих инструментальных произведениях Бетховена слышатся разнообразные народные мотивы: напевы Рейнской области, нижней Австрии, русские, хорватские, шотландские, ирландские песни. Но когда в третьей части фа-мажорного квартета начинает звучать скорбная мелодия скрипки, у современных слушателей замирает сердце. Что это? Это Чайковский!

Музыка, которая вызывает мысль о чуде соприкосновения времен и миров, прозвучала на концерте во дворце русского посланника за несколько десятилетий до рождения Петра Ильича Чайковского…

Быть может, правду говорили когда-то детям: музыку сочиняют ангелы, а музыканты только записывают ее?