АРТ–ГАЛЕРЕЯ

Елена МЕДКОВА,
научный сотрудник ИХО РАО

ОХОТА
6–1 тыс. до н.э. Наскальный рисунок из Джаббарена, Алжир

ПОЕДИНОК СО ЗВЕРЕМ

Как мы видим, где-то в конце палеолита человек осмелился обозначить в сценах смертельного поединка свое противостояние миру зверя. Понадобились тысячелетия, чтобы в картине мира «мифологии зверя» наметился поворот в сторону человека. Знаком этого поворота стал сюжет охоты-поединка.
Археологическая реконструкция многочисленных комплексов «медвежьих пещер» указывает на то, что борьба с медведем явилась «древнейшей всемирно-исторической битвой, исход которой обеспечил неоспоримое господство человека над землей» (А.Д. Столяр). Кровавый поединок хищного зверя и человека в недрах пещеры, жилища пещерного медведя, на которое претендовал человек, во многом определил символику «основного мифа», мифа о борьбе светлого положительного начала с темным, связанным с подземным миром, антагонистом.

Владыки двух миров

Натуральные макеты медведя в сакральных местах пещеры являются наилучшим свидетельством обозначения главного противника человека. Однако изображений подобных поединков нет, что можно объяснить табуированностью этой тематики и самого образа медведя (вспомним сказку о липовой ноге) как владыки подземного мира смерти.

Примечательно, что, даже изгнав медведя из его жилища, человек сохранил за ним наиболее глубинные сакральные части пещеры, символически возвращая их исконному владельцу при помощи захоронений лап и черепов зверя или сооружения макетов-скульптур.

Свое место человек определяет на периферии — у входа в пещеру и ближе к миру земному. И именно владыкам мира земного, крупным животным, обитающим не в глубинах земли, а на ее поверхности, человек прежде всего бросает свой символический вызов. В связи с этим можно отметить еще один код палеолитического пантеона: крупные парнокопытные – мамонты, бизоны (пещера Нио (1), Тюк де Одубер (2), Пещера Ла Мадлен (3)), кони — владыки земной поверхности (палеолитического верха, который еще не включает в себя небо) в целом символизируют жизнь (прежде всего ресурс еды); хищники — владыки мира подземного (абсолютного низа недр земли) однозначно являются символом смерти.

Позднее это соотношение закрепится в геральдике сцен терзания хищниками парнокопытных «звериного стиля» и искусства Передней Азии, в зооморфных кодах обозначения разных уровней вселенной, хищной сущности многосоставных монстров подземного мира и др.

Победа над силами хаоса

Поединок со зверем, как правильно отметил А.Д. Столяр, не был дистанционным, а предполагал лобовую схватку «телом к телу» в замкнутом пространстве пещеры. Антропоморфным аналогом этого поединка является битва Одиссея со звероподобным владыкой подземного мира Полифемом (4) в его пещере. Телесную суть этой схватки можно сенсорно ощутить в изображении этой сцены на амфоре мастера VII в. до н.э.

Из палеолита тянется традиция инициационного испытания именно в пещере, ритуальной царской охоты на хищников в искусстве Ассирии, Персии, Древнего Египта и др., княжеской забавы единолично ходить с рогатиной на медведя в Древней Руси, героики эпического и рыцарского поединка один на один (вплоть до поединков терминаторов, рэмбо, крепких орешков в современной фильмографии), игр со смертью испанской корриды и др.

Неолитический изобразительный материал (сцены охоты на пантер (5), бегемотов (6)) самых разных форм охоты дает уже куда более сбалансированную между миром зверей и миром человека картину: пропорциональные соотношения размеров человека и животного приближаются к реальным, массе зверя противостоит совокупная масса людского коллектива. Появление сцен охоты на хищников свидетельствует о преодолении экзистенциального страха перед ними, сама охота благодаря появлению лука приобретает более безопасный характер.

Тема смерти на охоте отступает перед неистовой динамикой движущихся фигурок и бессмертием множественного неистребимого человеческого коллектива. Мало того, мужчина-охотник напрямую заручается магической помощью женщины — хранительницы жизни и тем самым получает гарантии не только своей безопасности, но и успешной охоты. Наглядным свидетельством этого является изображение «Семьи на охоте» (Туит, Северная Африка) (7), в которой охотник символически связан «нитью жизни» с богиней, застывшей в позе моления с поднятыми руками. Показательно, что животные на этом изображении, даже такие как бык, имеют меньшие размеры, чем люди.

Подводя итог всему сказанному, можно сделать вывод, что символика битвы стала той точкой опоры, овладев которой в древности, человек смог самоопределиться в своей самости и выйти из под доминанты звериного космоса. Под знаком прекрасной и яростной борьбы человечество просуществовало вплоть до эпохи романтизма.

После неолита

В дальнейшем культурном развитии миф зверя, демонстрируя удивительную живучесть, приобретает все более подчиненный характер. Искусство Древнего мира развивается под знаком «основного мифа», в котором космический порядок восстанавливается в результате битвы, итогом которой становится жертвенное расчленение хтонического зверя (Мардук — Тиамат, Зевс — Тифон), а также под знаком подвигов культурных героев, очищающих землю от чудовищ (Гильгамеш, Геракл, Персей и др.).

Жесткая культура ассирийцев упивается гибелью животных, особенно хищников («Большая львиная охота», дворец Ашурбанипала в Ниневии) (8). На Крите животный мир изящен и соразмерен человеку, а взаимоотношения с ним человека переходят в разряд ритуальной игры («Игра с быком», Кносс) (9). Для античности актуален миф укрощенного зверя. На золотом кубке из Вафио одним из центральных образов греческой мифологии является Геракл, который неизменно побеждает зверей и чудовищ и тем самым преобразует чужое и враждебное в свое, принадлежащее миру человека.

Для античности актуальной становится проблема вытеснения звериного из природы человека, что заявлено в сценах кентавромахии и битв с амазонками. Эпос переносит тему борьбы/битвы полностью на территорию человеческого общества, однако эллинизм, значительно раздвинувший рамки античной ойкумены, воскрешает мотивы гигантомахии (Пергамский алтарь).

В дальнейшем каждое скачкообразное расширение представлений о вселенной сопровождалось возобновлением парадигмы мифа борьбы. Так было и в эпоху барокко («Битва греков с амазонками», «Охота на львов» П. Рубенса), и в эпоху романтизма («Восстание на Пуэрто-дель-Соль 2 мая 1808 года», серия «Бордоские быки» Ф. Гойи; «Бег свободных лошадей» Т. Жерико, «Охота на львов» Э.Делакруа и др.).