НАУЧНЫЕ ЧТЕНИЯ

Лев ДЬЯКОВ

«Дневник» Эжена Делакруа

В письме известному издателю Э. Териаду в 1947 году Анри Матисс сообщает: «Мне неинтересно читать «Дневник» Делакруа. Его рецепты составления цвета и даже его размышления об искусстве годны только для него самого; это одежда, скроенная по мерке его мысли. Дневник художника может вызвать интерес лишь у дилетантов с поверхностным отношением к вещам: фраза, написанная художником, вызывает у них неясные, расплывчатые мечты».

В том же письме художник разъясняет свой столь оригинальный взгляд: «Разве вы не знаете, что живописец, если он действительно занимается своим ремеслом, не может быть писателем? И что самые оригинальные мысли, которые он мог бы записать, могут быть восприняты окружающими только в том случае, если он подтвердил их линиями или красками?»

Здесь перед нами предстает большая проблема — отношение мастера XX века к «живописному процессу», в котором не должно быть места литературным, поэтическим, философским идеям.

Не так было в XIX веке, особенно в эпоху романтизма, когда многие мастера совмещали в своем творчестве разнообразные виды искусства. Так, Эрнст Теодор Амадей Гофман, гениальный писатель, был также незаурядным художником и талантливым композитором. Виктор Гюго, помимо своих великих романов, создал оригинальнейшие, талантливые рисунки, поражающие особой, мрачной атмосферой.

Выдающийся живописец Эжен Делакруа (1798–1863) оставил «Дневник» — великолепное литературное произведение, совмещающее в себе тонкое эссе, лирическое описание, высказывания художника-профессионала, глубоко анализирующего современное искусство, литературу и музыку.

Дневник» вводит нас в творческую лабораторию мастера, рассказывает о возникновении художественного замысла, дает представление о мироощущении живописца. В каждой записи зафиксированы события одного дня, встречи с людьми, отношение художника к ним, излагается краткое содержание бесед. Он начат 3 сентября 1822 года. Вот его первая страница: «Больше всего мне хотелось бы не забывать, что я пишу только для самого себя; значит, я буду, надеюсь, правдив и стану от этого лучше».

«Дневник» мыслился вначале как своеобразная исповедь, что очень характерно для духовного климата тех лет. Историки французской литературы отмечают, что никогда не появлялось столько исповедей молодых людей, как в 1820–1830-х гг. Одна из лучших — роман «Исповедь сына века» французского поэта и прозаика Альфреда де Мюссе.

Страницы из дневника

Но «Дневник» Делакруа — это не только исповедь, но и документ эпохи, оставленный одним из замечательнейших людей своего времени. Нас не удивляет следующая запись на первой же странице: «Сделать Тассо в темнице в натуральную величину». Образ поэта XVI века Торквато Тассо, заключенного по прихоти герцога д’Эсте в одиночную камеру в Ферраре, где поэт находился в течение нескольких лет, глубоко волновал романтиков, был для них символом поэзии и свободы. В одном из писем Делакруа восклицал: «Читая жизнь Тассо, невозможно удержаться на месте. Сжимаешь зубы от ярости».

В цикле картин, посвященных Тассо, Делакруа проводил мысль о гениально одаренном человеке, который, несмотря на осуждение окружающих, продолжал идти своим путем, сопротивляясь всему косному и отжившему: «Страдания заставили его призвать на помощь всю свою силу, все несметные сокровища энергии, заложенные в его душе. Именно этот инстинкт сопротивления всякой несправедливости впервые разбудил его дремлющий гений и был источником его величия и отваги».

Не случайно появление записи в «Дневнике» в октябре 1822 года: «Я стану рупором тех, кто создает великие произведения». И это не юношеские мечтания. Мы знаем, что многие замечательные мастера, а среди них Бодлер, Сезанн, Ван Гог, учились у Делакруа.

Молодая женщина	Девушка в костюме

«Начать зарисовывать как можно больше моих современников. Людей нынешнего времени — в духе Микеланджело и Гойи», — записывает Делакруа в 1824 г. В этой «программе» уже заложена одна из идей романтизма — стремление выразить эпическую сторону современной жизни, увидеть ее поэзию. Многочисленные полотна Делакруа, и прежде всего его автопортреты то в костюме Гамлета, то в виде Сбогара, портреты его друзей, среди которых были А. Дюма, Ф. Шопен, Ж. Санд, — все они отражают эпоху романтизма с ее неукротимой творческой энергией, бунтарским духом.

Хочется писать на сюжеты революции» — такая запись появилась в «Дневнике» 19 апреля 1824 года. А в октябре 1830-го художник пишет брату Шарлю в Турень: «Приступил к картине на современный сюжет «Баррикада». Если я не сражался за свободу отечества, то по крайней мере буду делать живопись в его честь». Так появилась одна из лучших картин Делакруа «Свобода на баррикадах», где прекрасная и яростная Свобода увлекает вперед повстанцев.

Создавая произведения, посвященные «июльским дням», Делакруа в то же время обращался к событиям революции 1789 года. Интересны страницы «Дневника», где передан разговор Делакруа с художником Шенаваром о том, как следует понимать внутреннюю правду в исторической картине. Делакруа протестует против желания непременно расположить фигуры так, как это было в действительности, считая, что в картине нужен подъем, воодушевляющий все собрание как одного человека. «Нет сомнения, что в момент, когда произошло событие, Мирабо не стоял на том месте, которое соответствует центру картины: появление де Брезе, вероятно, не предшествовало оповещению, которое заставило бы собрание сплотиться в одну группу и как бы приготовиться к отпору. Но живописец не может иначе выразить идею сопротивления, изоляция де Брезе совершенно необходима. Нужно, чтобы трон был так же изолирован, так же покинут, как он был покинут морально и общественным мнением», — говорил Делакруа. Эти мысли он воплотил в великолепной картине «Мирабо и де Дрё-Брезе».

Арабский интерьер

Обращение к истории для Делакруа не было уходом от современности. «Говорить можно только языком, — записывает он 24 декабря 1853 года, — но надо говорить также духом своего времени. Надо, чтобы понимали те, кто вас слушает, а главное, надо понять самого себя».

И это постоянное стремление выявить сильные и слабые стороны собственного таланта, постичь законы, по которым создавали свои произведения старые мастера, — вот темы многих страниц «Дневника».

«Великий художник концентрирует впечатление, отбрасывая ненужные, отталкивающие или глупые детали, его мощная рука размещает и устанавливает, добавляет одно, отбрасывает другое и таким образом использует нужные ему предметы, — записывает Делакруа в апреле 1854 года. — Он движется в своем собственном видении и дает вам пир на свой собственный лад. У посредственного же художника в работе чувствуется, что он ни над чем не хозяин; он не оказывает никакого воздействия на все это нагромождение заимствованных материалов».

Художника постоянно волнует проблема новаторства. Так, в октябре 1854 года Делакруа отмечает: «Настоящий художник, пользуясь языком своих современников, должен поучать их тому, что не нашло еще себе выражения на этом языке, и ежели его репутация заслуживает быть сохраненной, то это значит, что он был живым примером хорошего вкуса в эпоху, когда хороший вкус не признавался».

Арабские женщины. Этюды к картине «Алжирские женщины»

В своем «Дневнике» Делакруа последовательно разрабатывал своеобразную программу создания настоящих произведений искусства. «Прекрасные произведения никогда не стареют, если их источником является неподдельное чувство. Я жалею людей, работающих холодно и спокойно. Мне кажется, что все создаваемое ими может быть только холодным и спокойным и будет приводить зрителя в еще более холодное и спокойное состояние. Среди них есть такие, которые ставят себе в заслугу это хладнокровие и это отсутствие взволнованности, они воображают, что господствуют над своим воображением».

Воображение — главнейшее качество настоящего художника, считал Делакруа. «Живопись, — писал он, — не что иное, как мост, переброшенный от души художника к душе зрителя. Холодная точность не есть искусство. Блистательный вымысел, обладающий выразительностью и обаянием, — вот в чем искусство. Пресловутая добросовестность большинства художников есть не что иное, как в совершенстве постигнутое искусство заставить нас скучать». К этим выводам мастер приходил, опираясь на собственный опыт.

Настоящее произведение искусства, отмечает Делакруа, тогда будет действенно, когда зритель подготовлен к его восприятию: «Взволновать можно только такого человека, который одарен воображением и способностью чувствовать. Два этих свойства так же необходимы для зрителя, как и для художника, хотя и в различной степени».

Делакруа изменил принцип композиционного построения по сравнению с классицизмом. Он считал, что сначала нужно решать целое и лишь потом разрабатывать частности, подчиняя их общему. «Основное свойство гения, — записывает он, — это способность приводить в порядок, создавать композицию, сочетать отношения, видеть их более точно и более широко. Во всяком предмете первое, что надо схватить, дабы передать в рисунке, — это контраст основных линий. Надо хорошо запечатлеть это в воображении, прежде чем прикасаться карандашом к бумаге».

Но главным средством воздействия на зрителя в живописи Делакруа становится цвет. Он выражает драму, он символичен. Так, в картине «Сарданапал» малиновый цвет ложа ассирийского царя вызывает ассоциации с пламенем, которое готово все поглотить. «При одном только виде своей палитры, как воин при виде своего оружия, художник обретает уверенность и мужество», — писал Делакруа. Поездка в Марокко помогла ему найти новые выразительные возможности цвета, он глубже начинает понимать роль рефлекса в картине.

«В природе всё — рефлекс», — пишет Делакруа. Так, в картине «Алжирские женщины» колорит построен на умелом контрасте основных цветов. Художник избегает смешивания красок на палитре и стремится к гармонии цветовых пятен, уравновешивающих друг друга. Основные тона сотканы подобно тому, как в музыкальном произведении одна тема вплетается в другую.

Цвет, однако, не носит у него самодовлеющего характера: «Краска — ничто, если она не соответствует сюжету и если она не повышает эффекта картины воображением». Делакруа, превосходно владея средствами живописи, по собственному выражению, «презирал презренную ловкость кисти», если за ней не стоит ничего более.

Зеленая дверь

Делакруа глубоко изучил творчество старых мастеров, всю жизнь не уставал копировать их, ибо, как он отмечал в «Дневнике», «технике можно научиться лишь с палитрой в руке... Наиболее совершенные образцы этой подлинной техники даны у голландцев».

Вот один из примеров. «Видел Веласкеса и получил разрешение его копировать. Он совсем овладел мной. Вот то, чего я так долго искал, этот мазок, и твердый, и текучий в одно и то же время. Мне кажется, что, соединяя эту манеру письма со смелыми контурами, можно было бы с легкостью писать небольшие картины» (апрель 1824).

Произведения Делакруа проникнуты духом гуманизма. Отсюда его постоянное обращение к шедеврам мировой литературы. «Что же следовало бы сделать, — записывает он в «Дневнике», — чтобы найти сюжет? Открыть книгу, способную вдохновить, и ввериться своему настроению! Есть книги, всегда оказывающие свое действие. Их-то, как и гравюры, и надо иметь под рукой».

Перелистывая страницы «Дневника», понимаешь, каким пристальным и пытливым наблюдателем природы был французский мастер. Эта запись сделана 25 августа 1854 года: «Во время прогулки сегодня утром долго изучал море. Солнце находилось позади меня, и сторона волн, обращенная ко мне, была желтой, а та, которая была обращена назад, отражала небо. Тени облаков бежали поверх всего этого и давали необычайные эффекты. В глубине, там, где море было сине-зеленым, тени казались лиловыми, фиолетовый и золотистый тон распространялся также и на более близкие ко мне части, когда тени набегали на них. Волны казались агатовыми. В этих затененных местах наблюдалось то же соотношение желтых волн, обращенных в сторону солнца, и голубых и металлических там, где отражалось небо».

Жизнь художника внешне была небогата событиями. В молодости — поездка в Англию и Марокко, в зрелости — путешествие по Бельгии. Все остальное время он находился в Париже. Здесь, в мастерской на улице Фюрстенберг, шла постоянная, титаническая, изнуряющая работа. Вот что пишет он своему ученику П. Адрие (28 марта 1858): «В том, что я так много работаю, заслуга моя не столь уж велика, как это можно думать, потому что для меня самого это наибольшая радость, какую я могу себе доставить. За моим мольбертом я забываю огорчения и заботы, являющиеся общим жребием. Думается, что тот, кто в поисках доступных развлечений находит их в занятии, подобном живописи, должен обретать в ней также радости, какие не могут дать обычные удовольствия... Следовательно, надо работать так много, как только можно: в этом вся философия и единственный способ устроить свою жизнь».