НАУЧНЫЕ ЧТЕНИЯ

Алла ГРАЧЕВА

ВРЕМЯ СОБИРАТЬ...

Пассажирам поездов парижского вокзала Сент-Лазар не миновать необычный монумент — колонну из нескольких десятков циферблатов, нагроможденных друг на друга. «Количество собранных вместе объектов меняет их качество и облик», — утверждал французский скульптор Арман, воздвигший в 1985 году перед входом в Сент-Лазар свою «аккумуляцию» под названием «Время для всех». По существу, груда бытовых механизмов, собранных в скульптурную форму, неожиданно обретает новый смысл, вырастает до значения символа — вечности и мимолетности бытия. Застывшие стрелки на часах не контролируют расписание поездов, а отмечают природные циклы и вехи истории. Время разбрасывать камни и время их собирать. Скульптура возвышается как тотем, на котором каждый может оставить зарубки своей памяти.

На площади перед вокзалом есть и другой монумент Армана «Вечная камера хранения» — гора сложенных чемоданов, символ кочующего мира, беспрерывного движения, страсти к путешествиям и авантюрам тех, у кого единственное достояние — чемодан, единственный дом — вокзал.

Затеяв диалог между качеством и количеством повседневных утилитарных вещей, Арман создал новую эстетику, жанр искусства, который нельзя назвать ни скульптурой, ни живописью и который он сам называл «трансизображением». «Я всегда любил предметы, меня притягивал весь цикл их жизни — от массового производства до потребления и разрушения». Сам Арман считал себя археологом машинной цивилизации с ее автоматизацией труда, конвейерами, штамповкой бесчисленных изделий, превращающихся в конце концов в новые геологические пласты.

Умберто Эко назвал его работы «поэзией каталогов».

Арман (Арманд Пьер Фернандес) появился на свет в семье испанского художника-любителя в Ницце 17 ноября 1928 года. Ему на роду было написано стать профессиональным «собирателем объектов». Его прадед коллекционировал старые авто. «Когда ему нужна была новая машина, он сразу покупал шесть штук, хотя пользовался одной». Отец держал антикварную лавку, и мальчик рос в ее полумузейном пространстве, где соседствовали старинные вещи, подержанная мебель и чердачная рухлядь. Но тягой к собирательству он заразился прежде всего от бабушки, которая никогда ничего не выкидывала. «Однажды, — вспоминал Арман, — я залез в ее чемодан, который притягивал меня своим таинственным нутром, и был заворожен тем, что мне открылось. Склад самых невероятных предметов: от коллекции бутылочных пробок до десятка разнообразных щипцов».

Время для всех

Неудивительно, что наследственная страсть к собирательству определила его образ жизни и искусство. Арман коллекционировал китайский фарфор, пистолеты, радиоприемники, часы, настольные лампы Тиффани, документы и работы сюрреалистов и дадаистов, а его собрания африканского искусства и старинного японского военного снаряжения путешествовали по музеям мира.

Точно так же он с молодости множил собственные увлечения и занятия. От шахмат, к которым пристрастился в детстве (впоследствии делил эту привязанность с Марселем Дюшаном), и китайской игры «го» — до дипломов по философии и математике. От античной эпохи, которую он три года изучал в Национальной школе декоративного искусства в Ницце, до археологии и искусства Востока — в парижской школе Лувра.

Атеросклероз

Ненасытного Армана хватало на все. Он увлекался астрологией, дзен-буддизмом, восточными единоборствами, занимался дзюдо (а впоследствии кунг-фу) вместе с другом юности художником Ивом Кляйном и даже отправился в Мадрид совершенствоваться в этой борьбе и некоторое время работал там тренером в школе Бушидо-Квай.

Противогазы

Он рисовал с детства, но перед тем как всерьез заняться живописью, успел еще послужить в начале 50-х гг. в качестве санитара во французском Морском госпитале во время войны в Индо-Китае. Арман имел два гражданства, французское и американское, и даже в личной бурной жизни этот «коллекционер» не ограничился моногамией — у него было две семьи и шестеро детей..

Арман (после того как в каталоге 1958 г. по ошибке опустили последнюю букву его имени, он стал подписываться этим псевдонимом) в начале своего пути отдал дань сюрреализму и абстракции в духе Н. де Сталя и С. Полякова. Ив Кляйн как-то по-дружески предостерег его: «Ты хороший художник, но таких, как ты, тысячи. Если не найдешь индивидуальный стиль, останешься хорошим художником, не более того». С конца 1950-х гг. Арман отходит от живописи и скульптуры в традиционном понимании и обращается к объектам, особенно ready-made в стиле Марселя Дюшана. Под влиянием Курта Швиттерса Арман решил, что кисть ему могут заменить предметы обихода. Он создает графические работы с оттисками марок, почтовых штемпелей, а также с отпечатками речной гальки, ключей, которые обмакивал в краску и набрасывал на холст.

Алюминиевые груши

В 1959 г. Арман неожиданно порывает со всеми прежними увлечениями. Однажды, найдя в своем ателье ящик, наполненный электро- и радиолампами, он решает представить его вместе с содержимым в виде художественной композиции. Избрав обыденный предмет в качестве единственного объекта своего творчества, Арман использовал разные методы. Поначалу он набивал плексиглазовые прозрачные контейнеры всяческим мусором и утилем: металлическими стружками, старыми почтовыми конвертами, пружинами от матрасов, — по существу, показывая зрителю «отходы цивилизации», свалку бытия. Свою первую серию он недаром назвал «Мусорный бак».

Пишущие машинки

«Аккумуляции» — собрания одинаковых бытовых предметов, которым Арман придавал разные, часто абстрактные формы, по его мнению, позволяли трансфомировать природу самих вещей: «Множество объектов, собранных вместе, меняет свою идентичность и эмоциональный заряд».

Долговременная парковка	Памятник рассеянному пассажиру

Ив Кляйн говорил другу: «Меня привлекает то, что создала природа, а тебя — то, что произведено человеком». В ответ на инсталляцию Кляйна под названием «Пустота» — демонстрацию в парижской галерее в 1958 году пустой комнаты, – Арман выставил там же спустя два года свою гигантскую аккумуляцию «Наполненность», забив битком разнообразным хламом то же самое пространство от пола до потолка.

Cписок предметов, из которых Арман составлял свои «аккумуляции», ставшие его визитной карточкой, бесконечен: винты, гайки, топоры, напильники, щипцы, телефоны, фотоаппараты, часы, револьверы, манометры, шарикоподшипники, разнообразные маханизмы, кофеварки. Его частокол из напильников под названием «Манхэттен» создает точное впечатление леса небоскребов, сгрудившихся на клочке земли, а аккумуляция «Позвоночник» — сложенные в дугу белые пластмассовые кресла, — воспроизводит хребет доисторического животного. Трудно образнее представить ощетинившегося бронтазавра, чем это сделал Арман из груды гаечных ключей.

Скрипка. Феникс II	Трансформация предмета на бумаге

Скульптор с одинаковым энтузиазмом собирал как предметы, найденные у старьевщиков, — металлические брошки, пуговицы, распятия, так и изделия, только что сошедшие с конвейера, — крылья и капоты автомобиля, воздушные фильтры, автомобильные свечи, разводные ключи, кроссовки, не забывая об инструментах самого художника — тюбиках и баночках с краской, цветных карандашах. Технику для своих работ он использовал самую разную: набивал бытовыми предметами деревянные коробки и стеклянные витрины, закатывал их в пленку, а впоследствии сваривал и заливал цементом. В серии «Королевы денег» он наполнял прозрачные женские бюсты из полистирола банкнотами разных национальных валют, тюбиками с краской, пробками. Впечатляющий пример аккумуляции — пирамида, сложенная из 120 бронзовых вилок, под названием «Гурман», которая красуется перед известным французским рестораном «Труагро» в Роанне.

Венера из кисточек для бритья

Подобно Энди Уорхолу, заявлявшему: «Американцам привычнее покупать, чем думать», — Арман иронизировал над безудержным потребительством, захлестнувшим послевоенное поколение, которое стремилось забыть тяготы войны и последовавшие за ней времена «тощих коров». Аккумуляции Армана, как и вызывающие, с точки зрения принятых канонов, писсуары Марселя Дюшана, заставляют радикально пересмотреть роль искусства. В 1960 г. он подписал декларацию группы «Новых реалистов», куда вошли Кляйн, Райсс, Тэнгли, Сезар, Сент-Фаль, Кристо, провозгласившей «новое восприятие реальности».

Лошади

В 1962 г. 34-летний Арман пересек Атлантику и с тех пор стал ежегодно проводить несколько месяцев в Нью-Йорке. Человек такой неуемной энергии не мог усидеть в одной стране, тем более что Америка в ту эпоху была символом модернизма. «Я сразу полюбил этот стремительный, буйный, неистовый мир, этот постоянно бурлящий город, по сравнению с которым Париж той поры выглядел как Спящая Красавица».

Концерт	Мачо

Друзьями Армана становятся Джаспер Джонс, Роберт Раушенберг, с которыми он познакомился еще в Париже, и Энди Уорхол. Арман – завсегдатай его ателье «Фабрика», служившего одновременно мастерской художника, студией фото- и киносъемок, салоном авангарда, где толпились поклонники рока, амфетаминового рая и приверженцы сексуальной революции. В идоле поп-арта он нашел единомышленника, — тот, как и Арман, представлял мир в виде скопления объектов и нумеровал свои портреты звезд, как сошедшие с конвейера консервные банки. Даже людей он считал взаимозаменяемыми и иногда посылал вместо себя читать лекции своих двойников. Уорхол, как выяснилось при распродаже его коллекции на аукционе Сотби в 1988 г., собирал работы Армана из серии «Мусорный бак» и «Аккумуляции».

Инклюзия тюбиков

В заброшенных складах нью-йоркского Сохо, где открывались одна за другой художественные галереи и самовольно селились художники и артисты, Арман одно время делил мастерскую со скульпторами Жаном Тэнгли и Ники де Сент-Фаль. Судьба улыбается ему: почти сразу по приезде он выставляет свои «аккумуляции» в Музее современного искусства Нью-Йорка (МОМА). Он без устали бродит по городским развалам, разглядывая витрины и прилавки. Обнаружив здесь массу новых предметов, Арман создает все более абстрактные работы, вроде «Аккумуляции Рено» 1967 г., собранной из отдельных автомобильных деталей, специально изготовленных для него заводом Рено.

Мелкий городской мусор

Впоследствии он потратил семь лет жизни на другой монумент — «Долговременная парковка» — 20-метровую башню из 60 автомашин, залитых в бетон, которую поставил в 1982 г. для Фонда современного искусства Картье в Жуи-ан-Жоза. К 200-летию Французской революции скульптор создал бронзовую композицию из флагов Республики, которая теперь находится в Елисейском дворце.

Начиная с 1961 года Арман увлекается противоположным «аккумуляции» действом – разрушением. Разнообразие используемых при этом методов ничуть не уступает тем, которые он применял раньше. Арман ломал, распиливал, жег, взрывал — зачастую эти исступленные сеансы превращались в подлинный перформанс. В серии «Гнев объектов» скульптор в разрушительном порыве разбивал вдребезги фортепиано, контрабасы, саксофоны, расчленял скрипки («Я, разумеется, крошил не «страдивариусы», а приобретенные по случаю старые инструменты»).

Названия работ здесь встречаются анекдотические: «Ярость мандолины» или «Рояль Нерона». Арман пилил на полосы мебель, бронзовые статуэтки, резал на части автогеном автомобили и даже взрывал их. В «Сожженных объектах» (начаты в 1963 г. в Нью-Йорке) публично сжег имитацию кресла в стиле Людовика ХV («Синдром Помпеи», 1984).

Свобода

Во время этих сеансов он не отдавался страсти к разрушению, эти жесты для него были актом творчества, единоборства с предметами материального мира почти как в поединке дзюдо. «Я думаю, что в «аккумуляциях» проявляется тяга к самосохранению, а в разрушении, расчленении — желание остановить время, предупредить катастрофу». В 1990-х гг. он создает гигантские настенные композиции «Каскады» — застывшие водопады объектов, низвергающихся со стен на пол.

Вдоволь поразрушав, он пошел по новому кругу, занявшись «ассамбляжами»-«реконструкциями», собирая из частей расчлененных им предметов новые монументы. Разрезанные на полосы детали музыкальных инструментов (это были его любимые объекты) или расчлененные бронзовые античные копии он собирал вновь — в трехмерные изваяния в стиле неокубизма, и они обретали новую выразительность. Между разъятых частей статуи Венеры Милосской Арман поместил стальные фрезы, превращая ее в интерактивную скульптуру. Из распиленной виолончели он создал «Башню Ростроповича» (1985), к столетию статуи Свободы, разрезал ее копию и собрал в новый монумент. Один из поздних ассамбляжей — «Дух Ямахи» (1997) состоит из трех частей распиленного рояля, между которыми вставлены два мотоцикла.

Признанный мэтр «объектов», Арман был востребован повсюду. Он получил заказ от ливанского правительства и в 1995 г. воздвиг в Бейруте на площади Мучеников 30-метровый монумент «Надежда на мир»: пирамиду из танков и бронетраспортеров, залитых в бетон. К сожалению, памятник Армана не стал символом прошлого конфликта, а оказался предвестником новых баталий, страна и поныне далека от мира.

Струнная Венера

Слава пришла к нему при жизни. Его ретроспективные выставки обошли весь мир, его работы стали украшением музеев современного искусства в 90 странах. Став американским гражданином, скульптор не расстался с Францией и делил время между Нью-Йорком и Парижем. Здесь, на Елисейских Полях, он выставил в 1998 г. свою акккумуляцию «Вариации на тему Ленина», собранную из бюстов вождя, оказавшихся бесхозными в России. В конце жизни Арман вернулся к живописи, писал разложенные им на части скрипки, контрабасы, кофемолки. Спустя полвека круг замкнулся.

Он умер в Нью-Йорке в 2005 году в возрасте 77 лет. По странному совпадению, ему было столько же лет, сколько и его другу, скульптору Сезару, скончавшемуся в 1998 г., и Родену, ушедшему из жизни на 77 году в 1917-м. Из всех этих «семерок» Арман вполне мог бы собрать свой последний «ассамбляж».