НЕТРАДИЦИОННЫЙ УРОК

 

Александр ДЕМАХИН,
учитель МХК Сергиевопосадской гимназии

 

Моцарт-­проект

Урок мировой художественной культуры. Что на нем должно происходить? На нем должно происходить самое невероятное. На нем искусство должно вторгаться в жизнь, чтобы потом жизнь без искусства человеку, вышедшему за пределы школьного класса, показалась неполной, чтобы ему с искусством было интересно, чтобы искусство вошло в его жизнь. А для этого недостаточно только слайдов и текстов, искусство нужно оживить, сделать реально существующим в среде, предоставить ему пространство урока — пространство жизни человека в эти маленькие 40 минут. Вариантов того, как это делать, много. Один из них — театрализация. Дело тонкое, потому что к театру я лично отношусь с любовным трепетом и какую-нибудь просто «сценку» театром считать отказываюсь: никакой театрализации там нет и в помине. Когда же начинается театр?

Последней темой, к которой мы успели прикоснуться с восьмиклассниками в этом учебном году, было творчество Моцарта. Чего только не сделано за год: автопортреты в манерах Дюрера и Рембрандта, «арчимбольдизмы», выставка натюрмортов-инсталляций, театральные этюды «Современная девушка в стиле Вермера», фотофильмы «Прогулка по городу в стиле Ватто»… Что предложить по Моцарту? Не написание текста и не фотопрезентацию. Хочется живого. Хочется сделать так, чтобы на уроке был Моцарт. Хочется зацепить и сегодняшний день — конкретный сегодняшний день, чтобы это не было отдельно от этого утра, от этого здания, от этих людей. Кроме того, хочется, чтобы в конце года на уроке существовали не каждый отдельно и не по группам, а именно все вместе.

Из всех этих хотений и выкристаллизовывается задание: «Моцарт. 14 мая 2009 года» (день, в который будет проходить урок). Это вся его формулировка. Дополнительные данные: можно использовать всё здание школы (а здание замечательное — два холла, окруженные кабинетами, и никаких тебе коридоров); можно смешивать театр, музыку, живопись, кино, литературу — все искусства. Задание всему классу в целом, всем вместе; происходить всё будет прямо на уроке, и я буду единственным зрителем, которого нужно удивить (удивлять друг друга и самого себя — вот что, по-моему, должно происходить на каждом уроке, урок без удивлений — урок, прошедший зря). Срок выполнения — 2 недели.

Дж.А. Сассо по рисунку Ф.Ж. Бозио. Моцарт за сочинением музыки.
Ок. 1815

 

Все просто. Пространство урока становится пространством жизни. Театр-то начинается не в тот момент, когда человек произносит с возвышения сцены выученные слова поставленным голосом под фонограмму, а тогда (если понимать театр как жизненное явление, театральность), когда человек в движении и в слове абсолютно правдиво и свободно выражает свое чувство — в эту самую секунду.

Профессиональный актер ровно это и умеет держать в себе при любых «обстоятельствах». Мы не занимаемся профессиональным театром. Мы хотим добиться театральности как состояния. И поэтому-то нужны свобода формы, размыкание пространства, это объединение людей — ведь самое замечательное, что твое чувство секунды зависит отнюдь не только от тебя. Нужно оставить воспоминание.

Что же у них получилось? 14 мая. 9 утра. Первый урок. Первый этаж. Подхожу к кабинету, где, по заранее полученному мной предупреждению, мне надо оказаться. Буквально перед самой дверью ко мне подбегает девочка и говорит, что мальчик, который должен был играть Моцарта, отказался и ноутбук с музыкой не хочет работать, так что, извините, что получится, то получится.

Как потом выяснилось, уже это «явление» было началом спектакля: никакой мальчик не отказывался, никакой ноутбук не ломался. Я же «купился», не различив пространства театра и пространства жизни (чего сам и хотел). Это первый их ход, и ход тонкий и точный: они приняли предложение, чтобы театр не был отдельно от нашей жизни, от урока, от здания, сразу сняв границу, и будут варьировать этот ход в течение представления, наиболее красивую комбинацию разыграв в финале.

Захожу в кабинет (это конференц-зал, там нет парт, стоят кресла, есть возвышение сцены, рядом с которой — фортепиано). Полная темнота (это поработали с заклейкой окон, и было действительно абсолютно темно, что важно для школьного театра, где часто позволяют себе допуски — ну нет у нас полной темноты, но мы погасим свет и пускай зритель примет это, как будто у нас темно, и мы декорации переставим, или герой выйдет. А какое же тогда может возникнуть у зрителя чувство театра? Никакое). В полной темноте два голоса — мужской и женский — читают стихи. Луч света из окна — в нем Моцарт, опершись на фортепиано, пишет на нотной бумаге, сочиняет музыку. Видит меня. Подходит и, обращаясь на «ты», предлагает пройти вместе с ним по его воспоминаниям и снам. Ни разу за 15 минут этого действа Моцарт не «расколется», хотя все время будет рядом со мной — таким современным и немоцартианским. А это значит, что он в себе держит чувство, при том что ему надо понимать, в какую секунду меня направить дальше, когда следующий эпизод уже готов, ему, в отличие от всех остальных, надо общаться со мной напрямую, не отгораживаясь невидимыми стенами, ему надо соединить театр и жизнь.

Выходим. Рядом, в раздевалке (а там — замечательная решетка в стиле модерн) суетятся люди, не обращая на нас никакого внимания, как будто нас с Моцартом вовсе нет (задача на 180 градусов по отношению к моцартовой и не менее сложная). Объяснение моего спутника: это воспоминание о его детстве, вот он, маленький, вот его мать и отец, вот служанка, они собираются в церковь, где он впервые услышал поразившую его музыку.

Семья уходит, мы движемся за ней и поднимаемся по лестнице на второй этаж. Посередине лестничного пролета, на площадке, сидят нищие, просящие у нас милостыню. Опять прямой контакт театрального и жизненного пространства. Чтобы поддержать нищих, подаю им десятку. На втором этаже в просторном холле рядами стоят деревянные стульчики, на которых, склонив головы, сидят прихожане (в числе их — семья Моцарта). Моцарт приглашает меня присесть. Пастор ведет службу, органистка в черном платке играет на инструменте. И тут правда витает атмосфера католического собора. И я — зритель, участник — нахожусь внутри ее. Идем дальше. Вновь спускаясь по лестнице вниз, все еще слышу музыку из собора.

Мы с Моцартом попадаем в современность. Прямо у лестницы две готические девушки слушают на мобильнике «Реквием» в современной обработке. Моцарт заговаривает было с ними, но, поняв тщетность этого, двигается дальше.

В конференц-зале (за эти пять минут он совершенно преобразился) репетируют современную версию «Женитьбы Фигаро», и мы должны это увидеть. По дороге мы с Моцартом останавливаемся у окна и печально беседуем о современности. Последующее — отдельная глава этого спектакля, замечательно сделанный комедийный отрывок. Бездарный, но амбициозный режиссер, ведущий репетицию с не менее бездарными Сюзанной и графом («Розанна!» — «Я Сюзанна». — «Да мне все равно!»). И эта сцена тоже не оканчивается, она была до нашего входа и продолжится после, мы с Моцартом, невидимые, подсмотрели кусок жизни и отправились дальше.

В столовой (а столовая наша больше похожа на арт-кафе: евроремонт, круглые столики, разноцветные стулья, профессиональная фотовыставка на стенах) — все участники спектакля. Центральный столик пуст. На нем — друг напротив друга — два полных бокала. Моцарт приглашает меня присесть.

И тут становится понятно, что я не просто зритель. Я — Сальери. Я — современный Сальери, которого Моцарт вновь посчитал своим другом и которому поверил свои сны и мысли, сейчас отравлю его. Мы поднимаем бокалы и пьем. Моцарт встает. «Вновь меня ты отравил». Уходит. Я остаюсь сидеть один за столом в окружении молчащих и смотрящих на меня людей. И из зрителя становлюсь персонажем — прямо здесь, сам удивляясь тому, как это произошло...

Что помогло им проект этот осуществить? Надеюсь, опыт, полученный во время изучения курса мировой художественной культуры. Организация пространства сообразно материалу искусства (пространство спектакля комедии дель арте и пространство шекспировского театра, пространство для выставки инсталляций, работа с оживлением «Менин» Веласкеса и современными версиями вермеровских девушек): настойчивые просьбы учителя работать с пространством, обращать внимание на его детали, использовать его возможности.

Понимание театра как открытого искусства (та же комедия дель арте): работа с собственными сценариями, импровизационные моменты в театральном представлении. Взаимодействие искусств в творческой работе ученика (музыка и зрительный ряд, картина и прозаический текст, фотография и живопись, театр и живопись): приведение к неиллюстративному взаимодействию (так, например, к картине Рембрандта предлагалось подобрать прозаический отрывок, который, в случае с пейзажем, не будет описанием природы, с портретом — описанием человека и пр.), возможности конструктивного и осмысленного использования современных технических средств.

Уроки-репетиции и отношение к уроку-показу как к совместной репетиции, а не «экзамену» (сами репетиции — самостоятельные, детям дается свобода в их проведении, опыт собственной работы, на уроке-показе же происходит совместная работа учителя и учеников, после чего на втором показе уже представляется собственно спектакль с обязательным последующим обсуждением или же письменной рефлексией — как зрителя, так и участника). Отсутствие ожидания от учителя ответа и способа решения той или иной задачи: можно и нужно давать задания, которые не можешь выполнить сам, нужно не вести к ответу, а искать его.

Отношение к всякому уроку как к игровому пространству. Принятие их реальных вкусов и интересов в круг рассмотрения и внимания: урок МХК не башня из слоновой кости, и если учитель хочет что-то открыть ученику, то должен видеть и слышать живого человека, вести диалог с его пристрастиями.

Осмысленное выстраивание знакомства с театром в качестве зрителей (поездки в театр и гимназические спектакли: через весь год — знакомство с комедией дель арте на московских сценах, в гимназических спектаклях — символика в оформлении сценического пространства, свет и музыкальный ряд и их роль в спектакле, монтажные возможности современного театра). Требование письменного фиксирования своих сценарных опытов. Да и просто умение глядеть друг на друга с разными интонациями.

Мне кажется, Моцарт-проект был театром. И не театром. Был уроком. И не уроком. Был жизнью, в первую очередь жизнью в искусстве. Требовала она увиденного, услышанного, прочитанного, но и придуманного, сочиненного, сотворенного, но и прожитого.