Неизбежность встречи

Предшественники

Пластическое, специфически южносредиземноморское живописное видение Кирико коренится в родственности двух породивших его культур — древнегреческой и южноиталийской: полнодневная сила знойного солнца Греции и Сицилии с неизбежностью утверждала приоритет материи, пластики, четких форм, бескомпромиссного контраста света и тени. Отец Кирико был родом из Сицилии, где состоялась первая встреча итальянской и древнегреческой культур. Ренессанс продолжил эту традицию. Пристрастие Кирико к ренессансному и античному искусству лежит в той же плоскости неизбежных встреч, схожих по формотворчеству цивилизаций.

Помимо базового строя видения мира, каждая из культур внесла свою лепту в формирование разных сторон личности художника. В Греции до сих пор античная традиция как бы растворена в повседневности — дети играют в героев мифологии, произведения древнегреческих трагедий бытуют в устной традиции, античные святилища и культурные комплексы продолжают функционировать в народной низовой культуре в качестве сакральных центров, окружены почетом и благоговением. Так что мифологические персонажи типа Гектора, Ахилла, Кастора и Поллукса («Ахилл перевязывает Патрокла») (1), в которые играли братья де Кирико, вполне естественным образом вошли в бэкграунд, а затем и в полотна художника.

(1)

Кирико счастливо унаследовал от своей духовной родины уникальное отношение к прошлому как к настоящему. Именно поэтому так легко в его произведениях стыкуются миф и современность, античные статуи и поезда, архетипические башни наподобие вавилонской и промышленные сооружения, ренессансные города и индустриальные пейзажи (серия «Площадь Италии, Большая игра») (2), а Одиссей может путешествовать по волнам морей, помещающихся в интерьере обычной комнаты («Возвращение Улисса»). Нам эти сочетания кажутся фантастическими, однако источник фантастики лежит в законах бытия культуры, чьи смыслы и формы могут актуализироваться в любой точке исторического пути человечества.

(2)

Ряд исследователей считают, что значимым для Кирико было и то, что он родился в Фессалии, которая считалась средоточием колдовства. Возможно, общая обстановка скользящих в тени повседневности тайн и суеверий сыграла свою роль в позднейшем пристрастии Кирико к метафизическим загадкам бытия, которые открывались ему в виде откровений и вели сложными лабиринтами художественных свершений. Любовь к таинству бытия странным образом сочеталась у Кирико с необычайно трезвым, а в ряде случаев ироническим, предельно рационалистически деятельным умом. Возможно, сказалось влияние отца, инженера по образованию, связавшего свою жизнь с точными науками и индустриальным миром. Возможно, это традиционно рационалистический тип культуры, породившей Ренессанс. На бессознательном уровне специфический привкус рационального техницизма присутствует в самой манере и методах работы Кирико. Именно эта особенность склада ума определила позднее его интерес к философии — греческой и немецкой.

Еще одна сторона творческого склада художника, а именно его безупречный эстетический вкус, сформировалась под влиянием взрастивших его культур и семейных аристократических традиций.

Далее свою роль сыграло мощное гуманитарное образование, которое Кирико получил в лицее, в Политехническом институте в Афинах и в мюнхенской Академии художеств. Из классиков немецкой философии Кирико увлекался А.Шопенгауэром (природа творческого гения), Ф.Ницше (философские понятия как многозначные символы), О.Вейнингером («символические универсалии» культуры). Метафизические основы немецкой философии XIX в. стали базой для возникновения концепции «метафизической живописи» Кирико. Художник разделял также идеи итальянского философа-идеалиста гегельянца Б.Кроче об интуиции, которая находит свое воплощение в бесконечном многообразии произведений искусства.

Немецкая идеалистическая традиция, по мнению многих исследователей, определила специфический взгляд Кирико на наследие итальянской классической культуры с точки зрения категории enigma («загадка»). Немаловажную роль в сложении художественной концепции художника сыграло знакомство с теорией психоанализа З.Фрейда, показавшего всю глубину человеческого подсознания с его сложными и многозначными образами и импульсами.

Собственно, только на пристрастиях к философским традициям можно проследить путь Кирико к структуре «открытого произведения» ХХ века.

(3)

Философские поиски собственной концепции во многом определили интерес Кирико к немецким символистам — А. Бёклину «Одиссей и Калипсо» (3) и М. Клингеру «Пенелопа» (4), с их пристрастием к «вневременной» мифологии. Через символистов Кирико соединился с традицией европейского романтизма, взрастившего, по выражению Ж. Грака, бунт «великих отреченных XX века», к которым, несомненно, относился Кирико, отказавшийся от системы ценностей культуры, говорившей на языке Порядка, Нормы и Закона, полностью переосмысливший традиционные коды искусства.

(4)

(5)

(6)


(7)	(8)

«Неоклассический» и «необарочный» периоды в творчестве Кирико обнаружили его фундаментальные знания всего живописного европейского наследия. В своих работах Кирико использовал сюжетные и композиционные цитаты, воспроизводил живописную технику, вступал в доверительный творческий диалог с Тицианом, Тинторетто «Христос, моющий ноги ученикам» (5), Рафаэлем, Энгром, А. дель Сарто «Крещение Христа» (6), Д. Досси «Аполлон» (7), Микеланджело, Рубенсом, Ватто, Фрагонаром «Иеровоам поклоняется идолам» (8) и многими другими художниками.

Последователи

В связи с тем что Кирико стал основателем целого направления — «метафизической школы», его влияние на ближайших соратников, художников К. Кара «Сосна на море» (9), Дж. Моранди «Натюрморт» (10), Ф. Де Пизиса стало определяющим на достаточно длительный период. Общность наблюдается в области пристрастия к жанру натюрморта, в области пластических приемов и выборе знаковости предметного мира.

(9)

После появления работ Кирико на первой выставке сюрреалистов в 1925 г. его признают провозвестником и патриархом сюрреализма. Адептов сюрреализма привлекал сновиденческий характер работ Кирико, необычность головокружительной перспективы, пугающая самостоятельность теней. Однако они напрямую истолковывали его произведения в духе фрейдизма, игнорируя рациональную составляющую творчества художника.

(10)

Возврат Кирико в лоно классической живописи привел к разрыву с представителями сюрреализма, для которых ценностью обладала только его метафизическая живопись. Сильное впечатление Кирико произвел на М. Шагала. По мнению М. Германа, «стылый, мертвенный и холодно-материальный мир молодого итальянца, его ассоциативные ряды, построенные на странном поэтически-рациональном соединении почти натуралистических форм, очевидно, не прошли мимо внимания Шагала. Во всяком случае, «Окно на даче. Заолшье близ Витебска» (11) свидетельствует о запоздалой реакции парижских впечатлений от живописи де Кирико».

(11)

Под влиянием Кирико в творчестве Г. Гросса («Республика автоматов») (12) 1920-х гг. появляются мотивы механистических манекенов в окружении пустынных заводских пейзажей. По мнению Т. Горячевой, философские и мировоззренческие связи тянутся от Кирико к работам позднего К. Малевича, к его безликим яйцеголовым крестьянам и крестьянкам («Два крестьянина в белом и красном», «Сложное предчувствие»).

(12)

Творчество Кирико пользовалось популярностью в США, где он в 1930-е прожил целых два года. Отдаленным эхом его влияние чувствуется в тревожной пустотности работ Хоппера. Игру с образами Кирико позволял себе Э. Уорхол, подчеркивавший в бесчисленных повторах идентичность и разность образности Кирико — «Две сестры (Авторство Кирико)» (13).

(13)

Вольные интерпретации Кирико классических произведений живописи, цитаты из них, порой иронические, порой патетические диалоги с ними предвосхитили постмодернистские игры художников второй половины ХХ века.