ВЕНЕЦИАНСКАЯ БИЕННАЛЕ

 

Марк САРТАН

 

Победа над будущим

Кураторам российского павильона, одного из старейших в Венеции, всегда приходится преодолевать последствия своеобразной родовой травмы. Алексей Щусев, когда проектировал его еще до Первой мировой войны, запланировал два несмежных внутренних помещения, одно из которых доступно прямо с улицы, а во второе надо подняться по лестнице. Оттого, как ни бейся, экспозиция неизбежно разваливается на две части. Цельность, столь легко достижимая у соседей, в нашем павильоне невозможна.

Решение, которое нашла Ольга Свиблова, куратор этого года, похоже на решение старой задачи. Как разделить поровну четыре бублика на 11 человек? Нужно мелко раскрошить их, а крошки разложить на 11 одинаковых кучек. Вот и пространство российского павильона не пытались собрать в единое целое, а, наоборот, раздробили еще больше, представив произведения сразу семи художников. Все вместе получило громкое название «Победа над будущим», откровенно напоминающее о футуристической опере «Победа над солнцем» 1913 года (подробнее см. в спецвыпуске газеты «Искусство» «Черный квадрат», № 18/2007).

Внешне оптимистическое название вольно или невольно выдавало апокалиптические настроения в стране, которая никак не может разобраться со своим прошлым, однако претендует на победу над будущим. Многие предпочли бы, чтобы в этой битве выиграло как раз будущее, но его заранее поставили на место и назначили жертвой. Жутковатая перспективка...

Официальный пресс-релиз описывает творчество экспонентов так.

Блистательный представитель московской концептуальной школы Павел Пепперштейн, известный своими абсурдистскими рисунками ландшафтов будущего, на Венецианской биеннале представляет серию картин, в которых жесткие супрематические элементы прорастают сквозь расплывчатые контуры мегаполисов будущего. Утопическая энергия русского авангарда прививается на одряхлевший ствол современной цивилизации в надежде, что на новом витке исторической спирали эта прививка даст жизнеспособные побеги. В зале будет звучать авторский рэп художника, перемежающийся с «Весной священной», написанной Игорем Стравинским в 1913 году.

Анатолий Журавлев работает с проблемой исторической памяти. Сотни исторических персонажей ХХ века, так или иначе повлиявших на ход истории, от Ганди до Эйнштейна, от Черчилля до Пикассо, на миниатюрных фотографиях диаметром 1 см помещены в хаотические абстрактные черные кляксы, которые, как черные дыры, заполняют пространство зала от пола до потолка. Игра с масштабом, текстурой и фактурой проявляет фотографический материал особенно остро и пронзительно, поднимая проблему проявления будущего через прошлое. 

Иллюстрации

Ирина Корина. Фонтан

Сергей Шеховцов. Гонщик

Алексей Каллима. Теорема дождя

Андрей Молодкин представляет мультимедийную инсталляцию, включающую две стеклянные скульптуры с полыми силуэтами Ники Самофракийской — символом победы. Одна скульптура будет заполняться черной пульсирующей жидкостью — нефтью, другая красной — кровью. На скульптуры направлены видеокамеры. Проекция на экран совмещает оба изображения друг с другом. Черные и красные потоки пульсируют внутри ожившей Ники Самофракийской, символизируя амбивалентность любой Победы.

Алексей Каллима создает огромные фрески с трибунами, заполненными болельщиками футбольного матча. Они беснуются от радости победы и отчаяния поражения. Фрески написаны флюоресцентными красками, проявляющимися только в ультрафиолетовом освещении. В определенный момент приближения зрителя к фреске срабатывает датчик, выключающий ультрафиолетовый свет. Зритель оказывается в белой пустоте, переживая пустоту как неизбежное следствие триумфальной эйфории. Название проекта «Теорема дождя» отсылает к теории хаоса и фактической невозможности предугадать ни исход спортивных соревнований, ни ход истории.

Ирина Корина — художник, работающий с мерцающими фактурами и состояниями, артикулирующими зазор между воспоминанием и предчувствием. Ее огромные фонтаны, выполненные из старых цветных клеенок, напоминают странные биоморфные формы, наполненные упругим тургором.

Сергей Шеховцов обыгрывает геральдику русского павильона, построенного великим русским архитектором Щусевым в 1914 году. Он создает инсталляцию из поролона на фасаде павильона, отслеживая превращение символов нового времени в новую геральдику.

Георгий Острецов создает инсталляцию, представляющую анфиладу заброшенных комнат, в конце которой за столом сидит механический манекен — художник, работающий над эскизами своих будущих проектов. Художественная деятельность как производство произведений, переживающих творца, сама по себе и есть победа над будущим.

Иллюстрации

Павел Пепперштейн. Ландшафты будущего

Георгий Острецов. Жизнь художника, или муки творчества

В жизни, конечно, не все было так глубокомысленно, как в кураторском описании. Пепперштейн, безусловно, хорош, но подборка была явно избыточной. Для выражения авторского замысла хватило бы и десятой доли выставленных акварелей. Кстати, в экспозиции «Создавая миры» Даниэль Бирнбаум тоже нашел место для работ российского художника, но там их было значительно меньше, что смотрелось выигрышнее. Самоповторы еще никого не красили.

Анатолий Журавлев. Черные дыры

 

Журавлевские шарики пользовались всеобщим вниманием зрителей, хотя не каждый посетитель давал себе труд разглядеть крошечные фотопортретики, прятавшиеся среди бликов и теней.

Работа Кориной выглядела чистым формотворчеством, торжеством отказа от изображения видимого. Не меньше, слава богу, но и не больше. Наверное, пресловутый «зазор между воспоминанием и предчувствием» оказался тесноват для столь масштабного произведения.

Инсталляции Шеховцова, может быть, и предстоит стать новой геральдикой, но пока это только поролоновый мотоцикл — довольно традиционный символ бездумной мощи, вполне оправданный гордым названием всей экспозиции.

Отсылку к теории хаоса в работе Каллимы можно было найти только при большом желании. Теория хаоса гласит, что небольшие изменения в окружающей среде ведут в сложной системе к непредсказуемым последствиям. Здесь же последствия были весьма предсказуемы: шаг ближе — свет гаснет и звук выключается. Никакого хаоса, сплошная предопределенность.

Заброшенные сарайные интерьеры Острецова у российского посетителя вызывали смутную радость узнавания, поскольку в них чувствовалось что-то до боли родное. У автора получилась несколько прямолинейная, но неплохо проработанная метафора сумерек и глубин души художника, где таится его творческая энергия, а заодно и напоминание о том соре, из которого, как известно, тоже растут стихи. Еще можно отметить, что его произведение сработано не только с холодным умом, но и с искренним чувством — не такой уж частый пример на биеннале.

Андрей Молодкин. Красное и черное

 

Хитом российской экспозиции стала инсталляция Молодкина. Две прозрачные статуэтки богини победы Ники на небольших пьедесталах наполнялись вбросами нефти и крови, а подсвечивающие их прожекторы проецировали увеличенное изображение на белые стены. Зритель оказывался погружен в пульсацию жидкостей и шум насосов, напоминавший хаотические выстрелы.

Послание понятно: нефть есть кровь жизни, а победы оплачены кровью настоящей. Чего больше в этом высказывании — искусства или политики, каждый зритель решал для себя сам.