|
ТЕТ-А-ТЕТ
Елена КНЯЗЕВА
Поэты. Точка отсчетаПоэты.
Немногие произведения искусства, выдержавшие испытание временем, становятся классикой. Они интересуют и волнуют людей разных поколений и эпох. Остальные воспринимаются лишь в контексте своего времени, иллюстрируют события “минувших дней”. Но иногда — целый культурно-исторический период, как на картине советского художника, создателя эталонных произведений соцреализма Павла Петровича Соколова-Скаля (1899–1961). Автопортрет. 1959.
“Поэты” — картина “датская” (нетрудно вычислить, что она написана к 40-летию Октябрьской революции). Несомненно также, что она полностью соответствовала принципам социалистического реализма: 1. Описывать реальность точно, в соответствии с конкретным историческим революционным развитием. 2. Согласовывать свое художественное выражение с темами идеологических реформ и воспитанием трудящихся в социалистическом духе. (Из Устава Союза писателей СССР, 1934.) Советские художники получали хорошее академическое образование и использовали знание исторических художественных стилей в своем творчестве. В картине “Поэты” заметны формообразующие черты стиля барокко, которому свойственны величие, динамичность образов, напряженность ситуаций, совмещение реальности и иллюзии. Как на картинах Караваджо, например, где герои изображены в полумраке, отблески костра освещают жесты персонажей, подчеркивают их характерность. Подобные примеры можно найти в произведениях Рубенса, Рембрандта, Хальса и др. Встреча поэтов Александра Блока и Владимира Маяковского, которую изобразил Соколов-Скаля, произошла в действительности и была описана В. Маяковским в статье 1921 года “Умер Александр Блок”: “Творчество Александра Блока — целая поэтическая эпоха, эпоха недавнего прошлого… Блок честно и восторженно подошел к нашей великой революции, но тонким, изящным словам символиста не под силу было выдержать и поднять ее тяжелые, реальнейшие, грубейшие образы. В своей знаменитой, переведенной на многие языки поэме “Двенадцать” Блок надорвался. Помню, в первые дни революции проходил я мимо худой, согнутой солдатской фигуры, греющейся у разложенного перед Зимним костра. Меня окликнули. Это был Блок. Мы дошли до Детского подъезда. Спрашиваю: “Нравится?” — “Хорошо”, — сказал Блок, а потом прибавил: “У меня в деревне библиотеку сожгли”. Вот это “хорошо” и это “библиотеку сожгли” было два ощущения революции, фантастически связанные в его поэме “Двенадцать”. Одни прочли в этой поэме сатиру на революцию, другие — славу ей. Поэмой зачитывались белые, забыв, что “хорошо”, поэмой зачитывались красные, забыв проклятие тому, что “библиотека сгорела”. Символисту надо было разобраться, какое из этих ощущений сильнее в нем. Славить ли это “хорошо” или стенать над пожарищем, — Блок в своей поэзии не выбрал. Я слушал его в мае этого года в Москве: в полупустом зале, молчавшем кладбищем, он тихо и грустно читал старые строки о цыганском пении, о любви, о прекрасной даме, — дальше дороги не было. Дальше смерть. И она пришла”. Думается, что в 1957 году сцена и разговор героев картины, согласно идеологическим установкам партии и правительства, представлялись иначе. Согласитесь, интересно узнать, о чем действительно говорили два великих поэта у “костра революции” на ступеньках Зимнего дворца. Интересно потому, что события именно этого времени были точкой отсчета, когда формировалась не только культура нового времени, но и сама жизнь в сложных условиях промышленных и социальных катаклизмов. “Советская модель (искусства XX века — Е.К.), — пишет культуролог Е. Медкова, — начала складываться естественным образом в условиях свободной конкуренции многочисленных направлений, говорящих на разных языках: от абстракционизма К. Малевича до сугубо “реалистического” языка поздних передвижников — и имела все шансы стать явлением в искусстве XX века”. Постановление ЦК ВКП(б) 1932 г. “О перестройке литературно-художественных организаций” в русле планомерного создания в советской России тоталитарного государства свело на нет все начинания деятелей искусства первых лет революции. По словам Е. Медковой, “единственным языком тотального мифа повседневности стал язык натурализма позднего передвижничества”. Хотя лучшие представители официального искусства, к которым можно причислить Павла Соколова-Скаля, наполняли свои картины романтикой подвига и сильных чувств, что позволило им занять видное место в искусстве социалистического реализма. |