АРТ-ГАЛЕРЕЯ

 

Николай БАРАБАНОВ,
окружной методический центр
Центрального окружного управления образования, Москва

 

Рихард Штраус

Вступление

В историю мировой музыкальной культуры конца XIX — первой половины XX века Рихард Штраус вошел как одна из самых ярких фигур. Он прожил очень долгую жизнь, пережив в Германии в молодые годы эпоху кайзера Вильгельма II, а в старости — эпоху Третьего рейха и окончил свой земной путь спустя четыре года после краха гитлеровского режима. Объем написанного им впечатляет: полтора десятка опер, примерно столько же крупных сочинений для оркестра, инструментальные концерты, камерная музыка, песни, множество мелких сочинений. Штраус был одним из крупнейших дирижеров своего времени, притом блистательным интерпретатором не только собственной музыки, но и музыки своих великих предшественников — Моцарта, Бетховена, Вагнера. В этой ипостаси он сопоставим с такими крупнейшими европейскими композиторами, как Лист и Малер, а в России — Рахманинов.

Отношение современников к творчеству Штрауса было разным. Успех, признание он познал как композитор уже в молодости, но одновременно слушатели той поры оказывались шокированными и тематикой его сочинений, и музыкальным языком их творца. Так было с его операми “Саломея” и “Электра”, ибо вторая во многом предвосхищала немецкий экспрессионизм, а первая в отдельных эпизодах балансировала на грани почти патологического натурализма. При этом блестящее оркестровое мастерство Штрауса порой уживалось с прямолинейностью и банальностью, а изысканность парадоксально сочеталась с дурновкусием, что отмечали крупнейшие композиторы, жившие в одно время со Штраусом.

Г. Малер

 

Густав Малер, с психологической напряженностью его симфонических полотен — порой на грани душевного крика, — и Рихард Штраус, с его внешним блеском и ярко выраженным тяготением к изобразительности программной музыки, как дирижеры продвигали произведения друг друга. Малер — первые оперы Штрауса “Потухший огонь” и “Саломею”, а Штраус — первые симфонии Малера, особенно любимую им Четвертую.

Вот две оценки Малера, высказанные в разные годы в его письмах.

1897 г., музыковеду А. Зейдлю: “Я со своими сочинениями выглядел бы монстром, если бы успехи Штрауса не проложили мне дорогу... У Шопенгауэра есть где-то такое сравнение: два рудокопа с противоположных сторон вкапываются в шахту и потом встречаются на своем подземном пути. Мне кажется, что тут верно обрисовано мое отношение к Штраусу”.

1907 г., жене Альме Малер: “Саломея” — совершенно гениальное, очень сильное произведение, которое, несомненно, относится к числу самых значительных из созданных в наши дни. В нем под грудой мусора живет и действует вулкан, подземный огонь, а не простой фейерверк. Пожалуй, так же обстоит дело и с самим Штраусом как личностью. Поэтому у него так трудно отделить мякину от чистого зерна”.

К. Дебюсси

 

Неоднозначно оценивал творчество Штрауса другой его великий современник — Клод Дебюсси. В одном из критических очерков он писал о том, что “в музыке Рихарда Штрауса много солнца”. Однако вот его оценка “Электры”: “Штраус совершенно хладнокровно нагромождает наиболее далекие друг от друга тональности, ничуть не задумываясь над тем, что это может “причинить боль”, и обращает свое внимание только на “выразительность”. Штраус же, узнав о такой оценке, отреагировал с присущим ему юмором: “Да все это надо слушать не вертикально, а горизонтально, и тогда это будет понятно...”

И. Стравинский

 

Не принимал Штрауса и такой великий композитор XX века, как Игорь Стравинский. “Я хотел бы подвергнуть все оперы Штрауса любому наказанию, уготованному в чистилище для торжествующей банальности. Их музыкальный материал, дешевый и бедный, не может заинтересовать музыканта наших дней”, — утверждал Стравинский в своих “Диалогах”.

Б. Барток

 

На молодого Бартока знакомство в 1902 г. с симфонической поэмой Штрауса “Так говорил Заратустра” подействовало, по его собственному признанию, “как удар молнии”, и наложило свой отпечаток на ряд симфонических произведений молодости. Но уже через несколько лет влияние Штрауса Барток преодолел, а его творчество оценивал как поверхностное и компромиссное.

С. Рахманинов

 

Сходным (в плане неоднозначности оценок) было отношение к творчеству Штрауса и в России. Его произведения, например, категорически отвергал Римский-Корсаков, “Шехерезаду” которого Штраус высоко ценил. А Сергей Рахманинов в симфонических концертах с блеском дирижировал штраусовскими поэмами “Дон Жуан” и “Тиль Уленшпигель”, но, впервые услышав в начале 1907 г. в Дрездене “Саломею”, невольно сравнил ее со своими одноактными операми и признавался в одном из своих писем: “Мне сделалось как-то неловко и стыдно. Такое чувство, точно я вышел бы к публике раздетым. Очень уж Штраус умеет наряжаться”.

С. Прокофьев

 

И еще два свидетельства разных лет одного и того же человека — Сергея Прокофьева. Приводим запись в его дневнике от 16 февраля 1913 года — после генеральной репетиции “Электры” Штрауса в Мариинском театре в режиссуре Вс. Мейерхольда и в декорациях А. Головина: “Местами я получил полное удовлетворение, хотя странно, когда по поводу какого-нибудь душевного движения маленькой женщины, затерявшейся в глубине огромной сцены, в оркестре происходит такой гром, что рушится потолок... Что касается до самой музыки, то есть места сильные и драматические, есть очень пошлые, масса ненужной фальши, полное отсутствие малейшей формы и невероятная длина. Вообще-то музыка любопытная, но не “настоящая”, как фальшивый золотой, который не звенит”.

Страницы режиссерской разработки В.Э. Мейерхольда спектакля “Электра”.
Мариинский театр. 1912

 

Эскизы костюмов Электры. Художник М. Зандин под руководством
А. Головина и Б. Богаевского. Мариинский театр. 1912

 

Другая запись в дневнике — впечатление от камерного концерта Р. Штрауса в Чикаго в 1921 г.: “Концерт Штрауса состоял из его романсов, автор у рояля. Аккомпанировал он прелестно, чуть-чуть суховато. Первые романсы были просты и хороши, но затем пошла такая свистопляска дурного вкуса, что я удрал с полконцерта. Ну, я понимаю пошлость в кабаке. Когда играют садовые оркестры, я просто их не слышу. Но когда пошлость представляется с первоклассной техникой, благородным выражением лица и мировой славой, то это, право, оскорбительно”.

Итак, уже при жизни Штраус — мэтр и одновременно в высшей степени дискуссионная фигура, многими отвергаемая. Признанный классик, чьи оперы и симфонические произведения украшали репертуары лучших оперных театров и лучших оркестров мира, и композитор порой далеко не безупречного вкуса. Как это уживалось в одном человеке? Что выдержало испытание временем, а что представляет преимущественно исторический интерес? Наконец, какие обстоятельства жизни сформировали Штрауса таким, каким он в итоге вошел в историю мировой культуры? Обо всем этом и пойдет речь.