НАЧИНАЯ С XX ВЕКА

 

Елена КНЯЗЕВА

 

Себя как в зеркале я вижу

Какое отражение видит герой древнегреческого мифа в воде? Металлического мусора, частей автомобилей, мебели, банок, канистр и прочего. Среди отходов человеческой жизнедеятельности вырисовывается фигура, образованная пустым пространством. Если отвлечься от модного охристого колорита и ассоциации с картиной Караваджо, эта большая фотография Вика Муница рассказывает о нас с вами. О засилье вещей, экологических катастрофах, новых эстетических ценностях и просто симулякрах (копия, не имеющая оригинала в реальности, от лат. simulo — делать вид, притворяться).

Вик Муниц. Нарцисс (копия картины Караваджо). 1990-е

 

 

Здесь непонятно, где лицо, а где рыло.
И непонятно, где пряник, где плеть.
Здесь в сено не втыкаются вилы,
А рыба проходит сквозь сеть.
И не ясно, где море, где суша,
Где золото, а где медь,
Что построить и что разрушить.
И кому и зачем здесь петь…

Здесь камни похожи на мыло,
А сталь похожа на жесть.
И слабость как сила.
И правда как лесть.
И не ясно, где мешок, а где шило.
И не ясно, где обида, где месть.
И мне не нравилось то, что здесь было.
И мне не нравится то, что здесь есть.

Свои инсталляции американский художник бразильского происхождения Вик Муниц (род. в 1961) создает как подсказывает интуиция и из всего, что видит глаз, – из бытовых предметов, промышленных изделий, материалов, продуктов. Авангардная эстетика второй половины XX века объясняет это тем, что любая вещь, если она используется для воплощения художественного замысла, перестает быть утилитарной и становится символической.

Караваджо. Нарцисс. 1598–1599. Национальная галерея античного искусства, Рим

 

Вик Муниц создает «скоропортящиеся» картины, такие, как шоколадная «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи, портрет Мэрилин Монро из крови, изображение вьетнамского солдата из разноцветных игрушечных солдатиков, «Медуза» Караваджо из спагетти, или воспроизводит быстро разрушающиеся в условиях свалки огромные работы Пиранези, Гойи, Коро, Уорхола. Затем фотографирует их. «Больше нет объектов для съемки. Если хочешь что-то сфотографировать, то сначала создай это», — заявляет Муниц о своем методе.

Эти большие фотографии несуществующих эпатажных объектов и есть произведения художника, конечный продукт его творчества. «Я не хочу, чтобы зритель поверил в мои картины, я хочу, чтобы он поэкспериментировал со своим восприятием на примере моих картин, — говорит Муниц. — Я предпочитаю изображение изображения вместо вещи в себе».

Мысль и эмоции, вложенные Виком Муницем в свои фотоработы, не расшифровываются и не могут быть «прочитаны» при восприятии произведения, творческий метод этого не позволяет. Он требует дополнительных объяснений в виде словесных формул: «инсталляция из бытовых отходов выложена на земле, сфотографирована с высоты из ковша подъемного крана, после чего разрушена»; «портрет Карла Маркса выполнен с использованием икры, сфотографирован, икра подсохла и испортилась»; «шоколад согрелся и потек»…

Если рассматривать такое искусство с эстетических позиций, то это кризисное явление и показатель несостоятельности творческого метода автора. Хотя Вик Муниц своим творчеством достаточно убедительно определил место фотографии в искусстве. По его словам, когда-то фотография освободила живопись от обязанности документировать событие, что стало причиной развития модернизма. Какую же функцию должна выполнять фотография в связи с появлением цифровых медиа? В области развития визуального искусства это почти что вопрос века.

Мы стоим на пороге очередного эксперимента искусства с реальностью, которая все больше и больше уходит в виртуальный мир.

В материале использованы слова песни
В. Цоя «Нам с тобой»