Четвертая симфония

МУЗЫКАЛЬНАЯ ИСПОВЕДЬ ДУШИ

Четвертая симфония Чайковского относится к произведениям, которые открывают новую страницу в творческой биографии композитора и в истории российской музыкальной культуры.

Она была начата в декабре 1876 г. и эскизно закончена в марте 1877-го. Это первая «симфония рока» в творчестве Чайковского, открывшая его совершенно иначе и как композитора, и как человека. О ее музыке он сам писал: «Вся жизнь есть чередование тяжелой действительности со скоропроходящими сновидениями и грезами о счастье... Пристани нет... Плыви по этому морю, пока оно не охватит и не погрузит тебя в глубину свою».

Чайковский в торжественной одежде доктора «honoris causa»
Кембриджского университета. 1 июня 1893 г. Кембридж

До Четвертой симфонии Чайковского воспринимали как автора проникновенных лирических произведений. Еще оставался скрытым надмирный, космический аспект его музыки. Драматизм его первой симфонии «Зимние грезы» (1866) оказался непонятным даже ближайшему окружению (ее отказались включить в программу концертов московского Русского музыкального общества).

Четвертая симфония, которую Чайковский называл «музыкальной исповедью души», при первом исполнении тоже оставила многих равнодушными — даже молодого ученика композитора Сергея Танеева

ГОТОВ К НЕПОНИМАНИЮ

Петр Ильич Чайковский был литературно одаренным человеком. Он писал стихи, которые были не хуже среднего уровня поэзии его времени. Сегодня, когда стали известны его записные книжки, мы знаем, как точно подыскивал он слова, выражая свои музыкальные идеи. Это был его личный способ думать о музыке.

Например, программу 1-й части своей следующей, Пятой, симфонии он набросает в записной книжке следующим образом: «Интродукция: полнейшее преклонение перед судьбой или, что то же, перед неисповедимым предначертанием провидения.

Аллегро: ропот, сомнения, жалобы, упреки.

Не броситься ли в объятия Веры?»

И примечание: «Чудесная программа, лишь бы выполнить».

А вот один из набросков к последней, Шестой, симфонии, которые Чайковский начнет делать в Атлантическом океане, во время гастрольного путешествия в США: «В 8 часов первый завтрак. Хожу потом по нижней палубе, занимаюсь, читаю. Под занятием разумею эскизы к будущей симфонии… Жизнь! Первая часть — все порыв, уверенность, жажда деятельности. Финал — смерть — результат разрушения. 2-я часть: любовь, 3-я — разочарование, 4-я: кончается замиранием».

Чайковский всегда был готов к непониманию.

В 1877 г., осознавая важность Четвертой симфонии, он подробно описал то, что хотел выразить в своей музыке. Композитор адресовал это письмо Надежде Филаретовне фон Мекк, русской меценатке, одной из богатейших женщин Москвы. Их переписка началась осенью 1876 г. и угасла в 1890 г., когда они всё уже друг другу сказали. Считается, что Четвертая симфония посвящена фон Мекк, хотя на первой странице партитуры Чайковский написал без имени: «Моему лучшему другу». Это подчеркнуло глубоко личный, исповедальный характер симфонии, хотя оставило сомнения в личности адресата посвящения.

«ЖИТЬ ВСЕ-ТАКИ МОЖНО…»

Интересно послушать, как Чайковский сам описывает свою симфонию (17/29 февраля 1878 г.).

«Вы спрашиваете меня, есть ли определенная программа в этой симфонии?

Интродукция есть зерно всей симфонии, безусловно главная мысль.

Это фатум, это та роковая сила, которая мешает порыву к счастью дойти до цели, которая ревниво стережет, чтобы благополучие и покой не были полны и безоблачны, которая как дамоклов меч висит над головой и неуклонно, постоянно отравляет душу. Она непобедима, и ее никогда не осилишь. Остается смириться и бесплодно тосковать.

Безотрадное и безнадежное чувство делается все сильнее и более жгучим. Не лучше ли отвернуться от действительности и погрузиться в грезы.

О радость! по крайней мере, сладкая и нежная греза явилась. Какой-то благодатный, светлый человеческий образ явился и манит куда-то.

Как хорошо! как далеко уж теперь звучит неотвязная первая тема аллегро. Но грезы мало-помалу охватили душу вполне. Все мрачное, безотрадное позабыто. Вот оно, вот оно, счастье!.. Нет! это были грезы, и фатум пробуждает от них.

Вторая часть симфонии выражает другой фазис тоски. Это то меланхолическое чувство, которое является вечерком, когда сидишь один, от работы устал, взял книгу, но она выпала из рук. Явились целым роем воспоминания. И грустно, что так много уж было, и приятно вспомнить молодость. И жаль прошлого, и нет охоты начинать жизнь сызнова. Жизнь утомила. Приятно отдохнуть и оглядеться. Вспомнилось многое. Были минуты радостные, когда молодая кровь кипела и жизнь удовлетворяла. Были и тяжелые моменты, незаменимые утраты. Все это уж где-то далеко. И грустно и как-то сладко погружаться в прошлое.

Третья часть не выражает определенного ощущения. Это капризные арабески, неуловимые образы, которые проносятся в воображении, когда выпьешь немножко вина и испытываешь первый фазис опьянения. На душе не весело, но и не грустно. Ни о чем не думаешь; даешь волю воображению, и оно почему-то пустилось рисовать странные рисунки... Вдруг вспомнилась картинка подкутивших мужичков и уличная песенка... Потом где-то вдали прошла военная процессия. Это те совершенно несвязные образы, которые проносятся в голове, когда засыпаешь. Они не имеют ничего общего с действительностью: они странны, дики и несвязны.

Четвертая часть. Если ты в самом себе не находишь мотивов для радостей, смотри на других людей. Ступай в народ. Смотри, как он умеет веселиться, отдаваясь безраздельно радостным чувствам. Картина праздничного народного веселья. Едва ты успел забыть себя и увлечься зрелищем чужих радостей, как неугомонный фатум опять является и напоминает о себе. Но другим до тебя нет дела. Они даже не обернулись на тебя и не заметили, что ты одинок и грустен. О, как им весело! как они счастливы, что в них все чувства непосредственны и просты. Пеняй на себя и не говори, что все на свете грустно. Есть простые, но сильные радости. Веселись чужим весельем. Жить все-таки можно».

НАСТОЯЩИЙ ТРИУМФ

Четвертая симфония стала первой «симфонией рока» в творчестве Чайковского. Чайковский сам указал на ее прототип, Пятую симфонию Бетховена c-moll. «Так судьба стучится в дверь», — сказал Бетховен о главной теме с-moll-ной симфонии.

Впрочем, бетховенские аллюзии на этом не заканчиваются: у первой части Четвертой симфонии мог быть еще один бетховенский прототип: увертюра «Леонора» (точнее, та, что называется в музыкальной литературе «Леонора-3»). Говоря о «Леоноре», Чайковский вспоминал: «Меня всякий раз мороз пробирает, когда в отдалении раздается звук трубы. Такого потрясающего эффекта, кажется, никогда не встречается!»

Звук фанфар вводит тему рока и в Четвертой симфонии Чайковского. Во втором проведении эти фанфары, звучащие внезапно, вызывают тот самый «мороз по коже», которым восхищался Чайковский в бетховенской увертюре.

Последний раз тема рока возникает уже в финале, для которого Чайковский использовал народную песню «Во поле березонька стояла». В письме фон к Мекк о «картине народного веселья» композитор не упоминает эту песню: ее название никому ничего не говорило. До своего явления в Четвертой симфонии «Березонька» была известна только фольклористам. Лишь позднее благодаря гению Чайковского песня стала фольклорной классикой. «Во воле березонька стояла» включена в программу музыкального образования начиная с детского сада. Такая популярность породила неизбежные легенды о происхождении песни: если одни считают «Березоньку» заурядной хороводной песней, случайно всплывшей в памяти Чайковского, то другие утверждают (ссылаясь даже на шаманский фольклор), что «Березонька» — один из древнейших индоевропейских мотивов, и его появление в финале симфонии придает музыке Чайковского космическое звучание.

В последний раз композитор дирижировал Четвертой симфонией в Лондоне, куда он приехал для получения почетного звания доктора музыки Кембриджского университета. «Концерт сошел блестяще, — написал он брату, — по единодушному отзыву всех я имел настоящий триумф».

Это было в мае 1893 года. Через несколько месяцев Чайковского не стало.