Дневник учителя. Март

Продолжение. См. № 21/2008, № 1, 6, 8, 9/2009

Январь — февраль — март! Почти три месяца прошло с тех пор, как я последний раз прикасалась к своему педагогическому дневнику. До середины февраля обстоятельства, не связанные с работой, не давали мне возможности общаться с детьми в классе, но в виртуальном пространстве мы встречались. Я знала, что работа по созданию школьного театрального музея, начатая нами в первом полугодии, продолжается под руководством замещающего меня педагога. Это радовало. Особенно приятно было, что благодаря Александру Николаевичу дети стали думать о художественном воплощении проекта более детально и начали осознавать значение целостного образа экспозиции. Это не значит, что они научились его творить, важно, что они стали к этому стремиться на деле!

Мое появление в школе не обошлось без недоразумений. В день первого занятия девочек увезли на хореографический конкурс, и, как это нередко у нас бывает, меня об этом не предупредили. Было очень обидно: я соскучилась и готовилась к занятию более чем серьезно. Но мы вышли из положения, встретившись в субботу в неурочное время. Тут стало ясно, что реально происходило с группой за время моего отсутствия.

Восьмой класс очень повзрослел, две его творческие группы окончательно обозначились и определились. Девушки по-настоящему почувствовали свою ответственность за работу. Теперь они и мысли не допускали, что можно бросить, недоделать начатые стенды или сделать их кое-как. И хотя они по-прежнему поднимали визг, если что-то не ладилось, и требовали моего немедленного вмешательства, теперь это было уже скорее в шутку, чем всерьез. Почти со всеми задачами они справлялись самостоятельно, даже если для решения одной и той же требовались многократные усилия. Но им хотелось моего внимания, участия, поддержки, поэтому кокетничали, пищали и всячески привлекали внимание.

Обнаружились и непростые проблемы. Часть девочек, более мягких, ровных, но и зависимых от социума, краснея и запинаясь, сообщили, что, закончив стенд, посвященный древним мистериям, не будут продолжать музейную работу: «Вы не обижайтесь, пожалуйста! Нам тут хорошо и даже стало интересно, но нас все дразнят. Говорят, что только придурки могут заниматься музеем. А это, знаете, не очень приятно…»

Не могу сказать, что это заявление стало для меня неожиданностью или тем более ударом. С одной стороны, принимаясь за музей, я предполагала, что каждый из школьников получит возможность попробовать свои силы в изучении истории театра и создании экспозиции и двинется дальше, куда ему интересно: по одной дороге со мной или совсем по иному пути. Я уверена, что средняя школа выполняет свое предназначение только в том случае, если предлагает детям максимальное количество вариантов выбора индивидуальных образовательных траекторий. И если дети в этот период не зависают в одном образовательном пространстве — это хорошо! Это шанс определиться в общем виде к старшей школе и максимально осознанно — к ее окончанию. Одновременно с этим меня скорее порадовал, чем огорчил общий тон высказывания: девушки искренно переживали ситуацию выбора, но у них хватило мужества и мудрости честно сформулировать проблему и предупредить о ней заранее.

Само собой разумеется, я постаралась дважды поддержать их. С одной стороны, безоговорочно согласилась с их решением, с другой — честно сказала, что уверена, дразнят их потому, что завидуют: они имеют мужество бескорыстно трудиться в мире, где это стало немодно. Они создают своими руками что-то, что будет служить другим поколениям школьников, и будут этим обоснованно гордиться, а другие — нет. И девочки были успокоены моей реакцией.

Однако меня опечалил общий фон нашей школьной жизни. Я лишний раз задумалась о том, что взрослые плохо умеют поддерживать детскую активность, труд, любознательность. А вскоре мне пришлось в этом еще раз убедиться. Но об этом позже.

С девятым классом все по-прежнему складывалось сложнее. У них жизнь развивалась динамично и неровно: элективные курсы и творческие занятия второй половины дня, выбранные ими самими студии и общественные объединения вне школы, выбранные родителями репетиторы и курсы — у большинства обозначились колоссальные перегрузки. Дети оказались в ситуации вполне реального выбора: чем заниматься, от чего отказаться. Первоначально все они дружно забросили музей, но потом вдруг три девушки стали появляться сами, без моих просьб и напоминаний. Все три работали поначалу нестабильно, то увлекаясь, то потухая, но потом как-то выровнялись, нашли удобный для себя ритм, стали помогать восьмиклассницам, советоваться с ними и принимать от них помощь.

Если прежде мы отбирали материалы, создавали проекты и эскизы, то теперь нужно было делать стенды: точно рассчитать размеры текстов и рисунков, подобрать шрифты, фоны, напечатать, написать, нарисовать… Как же это оказалось непросто! Дети и сами не ожидали. Мы с Александром Николаевичем вдруг воочию увидели, к чему привело отсутствие всяких основ трудового воспитания. Выяснилось, что дети практически не способны связать замысел и конкретный процесс изготовления продукта. Они старались, очень старались! Но каждый раз что-то пропускали, путали, искажали. Процессы проектирования и конструирования оказались для них совершенно новыми, а соединение этих процессов — просто невероятным!

Зато, когда первые стенды были сделаны, какая гордость, какой восторг! Сестрички-близняшки без конца повторяли: «Все подумают, что это так просто и быстро — что-то на бумагу наклеить и все! А мы полгода это делали! Это совсем не то же самое, что просто газету склеить!» А барышня из другой творческой группы с визгом бросилась мне на шею — куда-то надо было девать эмоции! Я была рада не многим меньше, чем дети: и потому, что первые плоды трудов стали видны, и потому, что гордилась детьми, которые сумели сделать дело и обрести в нем самом награду за усилия.

С первыми плодами нашего труда мы прошествовали по полупустой во второй половине дня школе, стараясь отыскать кого-то, с кем можно было поделиться радостью. Это оказалось непросто. Один учитель слишком торопился и был занят своими делами, другая махнула рукой и сказала, что забыла очки, третья просто не поняла, что мы жаждем ее внимания. А в кабинете, где наш труд согласились посмотреть и где на самом деле ему были рады, первая реакция оказалась совершенно парадоксальной. Педагог побоялась похвалить детей! Она смешалась, потом как-то собралась, сделала очень строгое и серьезное лицо и сказала, что шрифт мелковат, а сфинкс похож на большую собаку.

Про сфинкса это, несомненно, было чистой правдой. Школьный учитель по рисованию нам не помогал, а единственная рисующая девочка заболела как раз тогда, когда делали несчастное чудовище. Увидав его, Наташа чуть не заплакала и сказала, что он похож на мартышку, но тут же, поймав взгляд подруги, которая мужественно трудилась по ее эскизу над мифологическим зверем, добавила: «Но все равно он очень милый!» Ребенок понял, что необходимо поддержать чужое усилие, а взрослый человек — нет!

Пришлось мне перевести разговор в шутку, рассказать коллеге о том, как мы сами окрестили сфинкса, как трусили, поднося кисточку к бумаге, как испортили буквы заглавия. Тогда и она немного оттаяла, заговорила проще, искреннее, и оцепеневшие дети вернулись в свое нормальное состояние теплоты и открытости.

Как важно помнить, что ругать и хвалить можно только искренне, а не по долгу службы! И как важно уметь сначала увидеть и оценить усилия, а потом уже указывать на недостатки. Дети, как и взрослые, готовы воспринимать конструктивную критику, но при условии, что их труд замечают и уважают.

Кроме музейной работы, февраль и март подарили мне встречу с участниками элективного курса «Тайны маски». Двенадцать часов занятий с семиклассниками — двумя мальчиками и тремя девочками, — завершившиеся интерактивной экскурсией, которую эти пятеро провели для целой банды учащихся 5-го и 6-го классов. Я вспомнила, что седьмой класс, как сказал бы незабвенный ослик Иа, — «мой любимый цвет, мой любимый размер»! Они еще не заморочены страхами перед грядущим ЕГЭ, они еще не закованы в рамки социальных ожиданий, но они уже философы, тонко чувствующие и парадоксально мыслящие. Личность видна в каждом так ярко! И каждая так неповторима!

Мне достался роскошный букет: интеллектуал и воин, тихоня, королева и заноза. Предельно разные, они не только идеально дополняли друг друга, но оказались удивительно сплоченной командой. Невольно подумалось, что им в начальной школе и потом несказанно повезло с классными руководителями. Мы читали художественные тексты У.Д. Голдинга и Р. Акутагавы о масках, изучали исторические материалы, накладывали грим на собственные лица, сочиняли синквейны и монологи, создавали авторские и групповые плакаты. Иногда было очень шумно, а иногда — очень тихо. Иногда мы скользили по поверхности, а порой ныряли на невероятную глубину. Но все, что происходило, было удивительно настоящей и наполненной жизнью.

Интерактивная экскурсия прошла бурно. Гостей было много, помещение оказалось тесным, а собственные учителя 5–6-х классов их не сопровождали. Любовно приготовленная нами полутьма, зажженные свечки и ароматические палочки, шепотом звучащие стихи Лермонтова, Блока, Гумилева, Высоцкого и Соколова не произвели никакого впечатления. Пришлось мне вмешаться и помочь юным экскурсоводам собрать группу.

Работа у исторических стендов прошла очень плодотворно и по-деловому: гости рассматривали тексты и картинки, разгадывали загадки, выполняли творческие задания. У личных стендов стало чуть труднее. Младшие стеснялись высказывать свои предпочтения, раскрывать чувства, но попробовали хотя бы прочитать понравившиеся тексты.

Работа за столом для рисования шла особенно трудно. Все «учителя» из седьмого класса помогали друг другу вести занятие, старались помочь младшим выполнять задания. Но не все «ученики» смогли справиться — скованность, бедность творческого опыта, неумение остаться с собой наедине оказалось общей бедой шестого класса. Пятый работал гораздо лучше!

При обсуждении получившихся работ — эскизов карнавальных масок я снова была вынуждена помочь детям-«учителям». Иначе никто бы не смог услышать другого. Из всех эскизов семиклассники единодушно выбрали один лучший — он принадлежал обаятельному мальчику из пятого класса. Эскиз перенесли на его личико. Юный герой работал с упоением, и все мои семиклассники ему с таким же упоением помогали.

На заключительной рефлексии дети сказали, что театр открывает в человеке то, что ему самому в себе неведомо. И это, наверное, главное. А в «письмах потомкам» все как один написали: «Дорогие ребята, пожалуйста, цените свое время. Помните, что у нас у всех очень мало времени. Слушайте свою душу! Рисуйте и пишите от души или толку не будет».