Многоликость традиции

ПРЕДШЕСТВЕННИКИ

Истоки творчества П.А. Федотова весьма многообразны. В них причудливо сочетаются дилетантизм и академическая выучка, народная «низовая» культура и «высокое» искусство классики, увлечение ясной вещной красотой голландского жанра и разрушительной для мира вещей цветосветовой стихией поздних романтических работ К. Брюллова, просветительски-нравоучительная позиция стороннего наблюдателя У. Хогарта (1) и сопричастность трагедии бытия романтизма.

(1) У. Хогарт. Будуар графини. Серия «Модный брак».
1744. Национальная галерея, Лондон

В отношении позднего выбора профессии и неизбежного при этом «дилетантизма» Федотова можно сказать, что он стал в какой-то мере предвестником тотального «дилетантизма», который громко заявил о себе в конце ХIХ века в творчестве импрессионистов и постимпрессионистов. Дилетантизм в переломные для искусства моменты помогает освободиться от устаревших догм и ввести в область эстетического новые сегменты бытия.

Федотову дилетантизм и интерес к народному искусству, в частности к народному театру (райку), помог освоить новую «низовую» тематику и интонации карнавального смеха, который, с одной стороны, направлен на мироздание в целом, а с другой — диалектически предполагает наличие не только искаженного облика бытия, но и его «правильного», идеального образа.

Д.Сарабьянов считает, что в картинах Федотова «просвечивает традиция — но не самой профессиональной живописи, а народной культуры, народного художественного восприятия. В них живет та память, которая копила и собирала юмор, комизм и сатиру на протяжении веков в игрищах, скоморошьих представлениях, в кукольном Петрушке, в лубке...».

Связь с фольклором обнаруживается в родовой типичности основных персонажей картин Федотова — всех этих женихов, невест, родителей невесты, свах, игроков в карты. По картинам Федотова ходят «овеществленные» народные приметы типа кошки на первом плане «Сватовства майора», намывающей гостей. Поговорками пестрят рацеи Федотова и вторые, развернутые названия картин.

Если дилетантизм сформировал содержательные и ряд эстетических аспектов творчества Федотова, то академическое образование сказалось на формальном языке его живописи. Хотя и в зрелом возрасте, но Федотов все же прошел полный курс академического рисунка и композиции. Своим непосредственным наставником и руководителем он избрал художника-баталиста А.И.Зауервейда (2), а в натурных классах он учился под руководством К.П.Брюллова. Федотов блестяще овладел искусством «сочинения» картины, разработки сложной композиции, подчиняющей все части изображения единому действию.

(2) А. Зауервейд.
Петр I усмиряет ожесточенных солдат своих при взятии Нарвы в 1704 г.
1859. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Бытовой материал и впечатление непосредственно «подсмотренной» сцены не должно нас обманывать. Именно академические принципы лежат в основе «сочинения» одной из самых известных картин Федотова «Сватовство майора». В этом отношении интересно проследить, как художник виртуозно выдерживает принцип равноголовия в вышеупомянутой композиции. Влияние школы классической пластики, особенно чувствительной к «языку тела», тоже сыграло свою роль в отточенности и выразительности жестов, поворотов, меры «свернутости» и «развернутости» фигур, отражающей степень раскрытости миру или закрытости от мира персонажей.

Влияние античной и классицистической скульптуры чувствуется в трактовке образа молодой женщины более поздних вариантов картины «Вдовушка». Штудии античной скульптуры помогли художнику отойти от портретной конкретности первого варианта, что привело, по мысли Э.Н.Арацкиной, к созданию «идеально прекрасного образа, напоминающего мадонну».

Очень существенным моментом в эволюции творчества Федотова является вопрос о причастности художника романтической концепции видения мира и романтической живописной стилистике. интересны источники живописного языка позднего творчества Федотова. Во первых, легко можно заметить, что в поздних работах обнаруживается склонность художника к драматическому столкновению горячих красно-охристых тонов и холодных сине-зеленых, что возникло не без влияния виртуозной живописи К. Брюллова, говорившего не только на языке академического искусства, но и на языке романтизма, особенно в своих поздних портретах.

Если искать параллели в мировом искусстве, то можно сказать, что концептуальное использование стихии цвета в качестве растворяющей вещность и пространство субстанции сближает последние горячечные полотна Федотова («Анкор, еще анкор», «Игроки») с поздними интерьерами Дж.М.Тёрнера («Спальня в Петворте») и делает Федотова одним из самых романтических художников русского искусства.

Еще одной составляющей творчества Федотова является жанровая живопись в нескольких ее ипостасях, которые имелись в багаже европейского и отечественного искусства на тот момент и одновременно оказывали воздействие на молодого художника. Каждый художник, решивший посвятить себя жанровой живописи, неизбежно должен был определиться в отношении классики жанра — голландской жанровой живописи. Голландский жанр отличается своеобразным синкретизмом, глубинной слитностью быта людей с вещным миром, с предметом, чье продление «в художественном бытии, символизирует жизнь… Почтительная и самозабвенная вера в предмет помогает тому, что все изображенное обретает особую устойчивость» (Г.А.Загянская), бытийную незыблемость. В этом отношении, несмотря на критическую «тенденцию», выбор Федотова однозначен — он упоенно предается красоте вещного мира.

Известно также почтительное отношение Федотова к «бессмертному Гогарту» и то, что художник собирал литографии английского мэтра. «Как Хогарт, он начал с графики; его ранние вещи — графические сепии и картина Свежий кавалер — сочетали занимательность с назидательностью; как и сатиру Хогарта, его сатиру осложняло острое чувство красоты предметных форм, фактур, самого жизненного уклада, одновременно подвергаемого насмешке и неприятию… При общем сходстве тематики можно обнаружить даже прямые текстуальные и оценочные совпадения: «разборчивая невеста» похожа на невесту из Истории распутника и, как и та, вызывает не отторжение, а жалость. Но Хогарт по-просветительски объективен; живописуя «человеческую комедию», он остается ее сторонним наблюдателем — тем, кому априорное нравственное превосходство над героями дает право судить их. Федотов же насыщает жанровую живопись сугубо личным экзистенциальным опытом, и это коренным образом меняет всю ее структуру» (Г.В.Ельшевская).

К источникам живописным необходимо прибавить источники литературные: творчество Н.В.Гоголя, А.Н.Островского, ранняя проза Ф.М.Достоевского.

Искусство Федотова не зря осталось в истории русского искусства. Обобщив мировой живописный опыт в области жанра, а также духовный опыт фольклора, театра и литературы, Федотов смог в парадигме реализма и романтизма создать двуединый образ отечественной жанровой живописи, что определяет многоликость последователей традиции, заложенной Федотовым.

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ

Собственно федотовской школы в жанровой живописи не сложилось в силу ряда причин: кратковременности жизни и творчества художника, отсутствия педагогической практики, несовпадения направления развития художника от реализма к романтизму с магистральным движением русского искусства от романтизма к критическому реализму. Среди непосредственного дружеского круга молодых художников — почитателей Федотова нет ни одного, кто бы адекватно понимал искусство Федотова и был ему близок.

(3) А. Риццони. В таверне. 1880. Ивановский художественный музей

Сюжетные параллели и влияние отдельных полотен Федотова можно обнаружить в кругу малоизученных художников московской жанровой школы типа А.Устинова и В.Смирнова. Известную параллель Федотову составляет творчество современников — А.Риццони («В таверне») (3) и А.Чернышева («Отъезд») (4).

(4) А. Чернышев. Отъезд (Прощание уезжающего офицера с его семейством).
1850. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Обличительный жанр шестидесятников во главе с Перовым продолжил сатирическую направленность творчества Федотова, полностью игнорируя его поздние работы. Стасов писал о Перове, что «молодой художник поднял выпавшую из рук Федотова кисть», однако Д.Сарабьянов считает, что «Перов подбирает федотовскую кисть далеко не на том месте, где он ее обронил» в связи с тем, что передвижники в целом использовали лишь критически-аналитическую направленность творчества Федотова, полностью игнорируя как поэтическую, так и романтическую его составляющие.

Что касается художников-жанристов 1870–1880-х гг., то, в отличие от предыдущей генерации, они заметили в концепции мира Федотова положительное начало, что позволило им преодолеть пессимизм и ригористически-критический настрой.

Художники объединения «Мир искусства» открыли в картинах Федотова прямо противоположное тому, что ценили передвижники, — поэзию и красоту, виртуозное мастерство, превращающее его творения в качественный, прекрасно сделанный предмет. Они же вновь обратились к романтической идее отчужденного демонизма городской стихии, враждебной маленькому человеку, и тем самым продолжили романтическую тему непредсказуемой и гнетущей Судьбы, которая так сильно прозвучала в поздних работах Федотова.

Идею субстанциональной враждебности человеку не только вещей, но и самого пространства, заявленную в «Анкор» и «Игроках», в русском искусстве ХХ в. развил М.Шагал, а также ряд современных художников, приверженных экспрессивно-фантасмагорическому началу Гоголя/Федотова.