Притяжение и отталкивание

Предшественники

Н.Н.Ге сложился как художник в 1850-е гг. под сильным влиянием романтизма в его академическом варианте. Очень важно, что он прошел полный курс обучения в Академии, включая пенсионерство в Италии. Это объясняет его приверженность большому стилю, общечеловеческим проблемам, масштабной монументальной форме.

(1)

Ге стремился попасть в ученики к К. Брюллову, перед которым преклонялся как перед живым классиком и великим художником, прокладывающим свой путь в искусстве, однако в Академии он Брюллова уже не застал. Ему пришлось ограничиться изучением работ Брюллова, оставшихся в стенах Академии. Первые работы, в том числе картина «Саул у Аэндорской волшебницы», написаны под сильным влиянием Брюллова и обнаруживают соединение академической и романтической стилистики. На этом не исчерпались творческие импульсы, которые Ге получал от Брюллова. Позднее он был покорен драматизмом поздних портретов Брюллова, их напряженным цветовым психологизмом, особенно активным использованием оттенков красного цвета для передачи внутреннего духовного горения (ср. «Автопортрет» К. Брюллова (1) и «Портрет И.Доманже» Ге (2)).

(2)

Пребывание в Италии подарило Ге знакомство с классикой Ренессанса. Ближе всего художнику оказались мастера Высокого Возрождения. Леонардо и Микеланджело он считал своими наставниками в области большой, цельной формы, в умении воплощать в образах Евангелия актуальные общественные вопросы. Собственно от них он воспринял программные установки на вочеловечивание Бога и моделирование опытов ренессансного индивидуализма.

Из Италии Ге писал: «Кто для меня дороже, глубже всех, кто достиг недосягаемого? Микеланджело… Его мысль, дух творчества независимы… его «Страшный суд» – это его идея справедливости, которую он нашел в своей душе. Вопль всех ужасов откликнулся в душе художника». В этом высказывании характерно то, что не Христос, а художник вбирает в себя «вопль всех ужасов», что свидетельствует о том, что Ге воспринял ренессансную установку на замещение художником фигуры Бога. У Леонардо Ге учился принципам постановки и развития драматургии характеров. При этом в своей «Тайной вечере» он выступает не только как ученик, но и как продолжатель линии Леонардо, с которым молодой мастер вступает в активный диалог.

(3)

А.А.Иванова Ге воспринимал в качестве наследника титанов Возрождения. В творчестве Иванова на Ге произвели особое впечатление его библейские эскизы. О своей работе «Возвращение с погребения Христа» (3), стилистически близкой библейским эскизам, художник прямо написал: «под влиянием Иванова» («Христос и Никодим») (4). В этюдах Ге итальянского периода чувствуется также влияние свободной живописной манеры подготовительных работ Иванова к «Явлению Христа народу». Но, конечно, большее значение для Ге имела установка Иванова на миссионерское призвание художника «глаголом жечь сердца людей».

(4)

Среди художников романтического направления, оказавших влияние на формирование творческой манеры Ге, несомненно, на первом месте находится Рембрандт, которого в русской культуре воспринимали как предтечу романтизма и реализма одновременно. Светотеневая драматургия «Тайной вечери» Ге сложилась явно под влиянием Рембрандта, его принципов «света во тьме», самостоятельного бытия теней. Влияние поздних работ великого голландца чувствуется и в особой драматической атмосфере многозначного молчания, в которое погружены персонажи Ге.

Установка Рембрандта на простонародные типажи в библейских композициях тоже сыграла свою роль в разнообразии типов апостолов. Особое светотеневое решение «Тайной вечери» с фантасмагорическим эффектом экранирования света и самостоятельностью Тени отсылает нас также к поздним работам П.Федотова (например, «Игроки»).

В эстетическом плане важно отметить, что Ге не принял эстетики шестидесятников, которая была чужда ему своей аналитической трезвостью и рационализмом. Не признавал он также эстетики натурализма, в частности, весьма отрицательно относился к творчеству Э.Золя. Ему были ближе принципы романтизма в изложении английского философа, критика и романиста Т.Карлейля.

Среди русских писателей Ге ценил А.И.Герцена и И.С.Тургенева – фигуры европейского духа и масштаба. Отношение Ге к философской концепции «непротивления» Л.Н.Толстого было весьма сложным и претерпело эволюцию от полного признания до оппонирования. В конце жизни Ге сблизился с руководителем журнала «Северный вестник» А. Волынским, проявлял интерес к художественно-критическим работам представителей «русского идеализма» С.М.Волконского и Вл.Соловьева.

Насчет импульсов от европейских художников-современников, можно сказать, что Ге был в курсе и очень доброжелательно относился как к практике пленэрной живописи (портрет Н.И.Петрункевич), так и к экспериментам импрессионистов. Особенно его интересовала проблематика экспрессивной выразительности формы.

Можно сказать, что, прожив долгую жизнь, художник не переставал интересоваться современным искусством и достаточно органично входил в круг новых художественных проблем рубежа столетия. Его портрет Н.И.Петрункевич близок ранним портретам-картинам В.Серова, его искания в области экспрессии формы (эскиз «Христос и разбойник») близки тем художественным задачам, которые решал молодой М.Врубель. Стилистика «Голгофы» выходит на уровень экспрессионистического варианта символизма и модерна (ср. с работами Ф.Ходлера и Э.Мунка).

Обобщая творчество Ге, Д.В.Сарабьянов приходит к выводу, что «Ге сумел проложить свою линию в русской живописи, соединив ее разные этапы, – многое сохранить от старого, стимулировать современное и предвидеть будущее».

Последователи

У Ге не было непосредственно продолжавших его стилистику учеников. Во-первых, он не имел обширной педагогической практики, хотя поддерживал связи с Киевской рисовальной школой и ряд учеников обучались у него, проживая определенное время в его усадьбе (Л.Сулержитский, И.Бакал, С.Костенко). Во-вторых, ряд поздних работ художника хранились в запасниках и частных собраниях и не функционировали активно в художественной среде 1890-х гг.

Последние работы Ге получили известность незадолго до Октябрьской революции и вызвали прилив общественного интереса только в начале ХХ столетия. Художественная критика того времени смогла рассмотреть в произведениях Ге то, что было скрыто от его современников, и это значительно расширило представление об искусстве мастера. И если у Ге не оказалось прямых последователей в смысле непосредственно художественного языка, то они появились в смысле духовном, в выстраивании тех векторов развития русской культуры, которые наметил художник.

Мы уже говорили об экспериментах М.Врубеля в плане моделирования титанического восстания индивидуалистического сознания против Бога (серия о Демоне). Далее эту линию продолжил К. Малевич, провозгласивший «смерть Бога» и рождение «нового божественного дитя» в образе «Черного квадрата». Традиция возвышенной философичности и трепетности личностного переживания евангельской проблематики была подхвачена и развита М. Шагалом в его картинах христологической тематики («Уединение») (5).

(5)

Особого разговора достойна тема экспрессионистических заявок в творчестве Ге. Здесь стоит привести авторитетное мнение Д.В.Сарабьянова. Он считает, что в поздних работах Ге «нельзя не увидеть предвестия экспрессионизма с его спонтанностью, порывистостью и интуитивизмом. Конечно, такое суждение требует оговорок».

(6)

Далее он пишет: «Как известно, в европейской живописи двух последних десятилетий ХIХ в. историки искусства справедливо находят предвестие экспрессионизма в творчестве трех художников – Ван Гога, Энсора, Мунка («Мадонна») (6). Из их опыта рождается экспрессионизм немецкого «Моста» и последующие экспрессионистические тенденции ХХ в. Опыт Ге нельзя поставить рядом с творчеством этих трех мастеров. Присущие экспрессионизму спонтанность, порывистость, экстатичность в реализации художественного содержания читаются в произведениях Ге, прежде всего в работах неоконченных, в этюдах и эскизах. Как и у всякого русского художника второй половины ХIХ в., в его творчестве остается противоречие между законченностью картины и свободой эскиза или этюда, что заставляет нас с еще большей осторожностью говорить о предвидении экспрессионизма в искусстве Ге. И все же такое суждение позволительно и закономерно».