«Куски жизни» Виктора Уфимцева

Творчество провинциальных русских художников по-прежнему неизученная сфера. Здесь исследователей ожидает много открытий. Таким открытием стало знакомство с работами омского художника Виктора Уфимцева (1899–1964), чья персональная выставка впервые прошла в Государственной Третьяковской галерее в 2008 году. Новая выставка «Уфимцев. Архив» в галерее И.Галеева вместе с презентацией книги «Кусок жизни», где опубликованы его дневники, развенчивает стереотипные представления о нем как о «нормальном советском» художнике.

Как соотносятся понятия «художник» и «личность»? Как существовали в советском обществе художники, когда появился запрет на группировки и всех творцов объединили на основе единой идеологической платформы? Каждый находил свои пути, для многих единственным выходом была «внутренняя эмиграция». Иногда творческая неудовлетворенность художника приводила его к внутреннему разладу и даже к преждевременному уходу из жизни.

Именно дневники омского мастера, пишет Ильдар Галеев, являются «редким документом-путеводителем в мир художника». Выставка-проект предполагает ознакомление с недавно найденными дневниками Уфимцева, в которых он фиксировал каждый прожитый день и час. Это заметки страстного любителя путешествовать, увлеченно описывающего свои приключения. Публикация дневников дает новое представление о времени и людях, о творческих поисках художников-новаторов.

Без названия № 9. Фотомонтаж

Переворот в творческом мировоззрении Уфимцева произошел под впечатлением от встречи с Давидом Бурлюком, совершившим в 1919 г. тур по Уралу, Сибири и Дальнему Востоку, во время которого Бурлюк читал стихи поэтов-футуристов, устраивал передвижные выставки, диспуты. Вдохновленный стихами футуристов и личностью Бурлюка, Уфимцев превратился в авангардиста, пропагандиста свободного, лишенного условностей искусства. Футуризм стал для него синонимом радикальных перемен.

Без названия № 2. Фотомонтаж

В 1920–1921 гг. Уфимцев начал использовать футуристические приемы и сюжеты и стал организатором омской футуристической группировки «Червонная тройка», в которую вошли художники и поэты В.Шабля-Табулевич, Л.Мартынов, С.Орлов, Б.Жезлов…

Эй, «Червонная тройка»!
Не бойся, бубни свое!
А ну, попробуйте троньте
Наше цветное житье!

Б. Жезлов

Уфимцев подготовил иллюстрированное издание «Футуристы — сборник 1» с дерзкими и остроумными решениями, линогравированными портретами участников группы. А в своих дневниках он рассказывает о малоизученном периоде деятельности молодых омских художников-волнодумцев, устраиваемых ими выставках.

Уфимцев много путешествовал. И его привычка все фиксировать в дневниках, записках необыкновенно помогала в творчестве. В 1923 г. он был направлен в Самаркандскую комиссию по охране памятников старины и искусства. Одна из ярких страниц дневников — путешествие в Туркестан, во время которого он создал серию «Турксиб», самую смелую и новаторскую в его творчестве.

Из Бухары художник сам себе написал удивительное письмо: «Белое солнце, серое небо, зеленое небо! Зелени нет. Воды мало. Земля горит. Земля добела раскалена. Ярко и в то же время хмуро».

В Ташкенте и Самарканде он познакомился с творчеством А. Волкова, М. Сарьяна, вдохновлялся разными направлениями и стилями. Его работы обретают восточный колорит. Знаменательной для него стала встреча в 1924 г. в Бухаре с архитектором-конструктивистом М. Гинзбургом, возглавлявшим экспедицию по защите и охране памятников архитектуры. По предложению Гинзбурга Уфимцев два месяца проработал в его экспедиции, что отозвалось впоследствии в его плакатах в стиле конструктивизма.

В дневниках он записывал и свои стихи. Вот одно из впечатлений о Семипалатинске:

Солнце, как в желтом блюде,
Топит лучи в песках.
Одиноко стоят верблюды,
А в верблюжьих глазах — тоска.

В 1924 г. в Туркестане он делал алогичные кубофутуристические коллажи («Ну таки ех-ех»). В композицию вплетались газетные вырезки, фрагменты фотографий, канцелярских и телеграфных бланков, надписи от руки.

«Куски жизни» представляют собой дневник с рисунками, краткими пояснениями. Уфимцев никому его не показывал, считая слишком личным. «Со мной маленький этюдник, сделал внутри из окна несколько нашлепков, может быть, пригодятся. Но я без них ярко представляю будущие картины большого цикла. Тут должны быть и выжженные степи с красными лентами товарных поездов, и ослепительные пески с черными причудливыми растениями. И карьеры, откуда берут камень, и белые домики только что рожденных станций, и деревянные водонапорные вышки». Эти впечатления художник записал в 1931 г., когда отправился по недавно открытой железной дороге Турксиб. В тетрадях он фиксировал все: проходящие поезда, цвет неба, земли. «У деревянной водонапорной башни встретились два поезда. Башня недавно построена. Желтые доски еще не успели сделаться черными».

Сартянка с птицами. 1920-е. Собрание И.С. Григорянца, Москва

А вот и один из грубых эскизов, «нашлепков», иллюстрирующий эти слова: лаконичная, фрагментарная композиция. Хорошо схвачен момент непрерывного движения. Один из самых удачных — лист с изображением черных растений на фоне белых песков и белесоватого неба.

В заметках «Путешествие по Туркестану» художник увлекательно рассказывает о своей жизни, в яркой и поэтичной манере описывает впечатления, творческие искания. Листы серии «Турксиб», отмеренные телеграфными столбами, напоминают документальные кинокадры с фрагментарными лаконичными композициями, примитивизмом языка, тонкими колористическими решениями. В этой серии много нового, дерзкого, авангардистского, созвучного духу времени.

371-й километр. Из серии «Турксиб». 1931. Частное собрание, Москва

В 1940–1950-е гг. все больше ощущается разлад, внутренняя драма художника, вынужденного создавать монументальные полотна, пронизанные патриотическим содержанием. По-прежнему он много путешествует: Тунис, Индия, Афганистан, Париж. И по-прежнему стремится в странствиях познать мир. Но в поздних работах нет той творческой свободы и неиссякаемого жизнелюбия, жажды экспериментирования, которые восхищают в его лучших вещах 1920–1930-х, хотя и они по-своему хороши.