Лето

Эдвард Хоппер
Лето
1943. Музей искусств Вилмингтона, штат Делавэр, США

Девушка на пороге громады каменного дома… Картина “Лето” вписывается в интертекст одной из главных тем Э. Хоппера — темы непостижимости женского начала, бесконечного и безнадежного для художника исследования архетипического феномена американской женственности.

Картину можно рассматривать с разных точек зрения. С точки зрения бытия, на уровне глубинной ментальности Г. Гачев отмечает как архетипическую особенность американского Космоса “слабость женского и материнского начала”. “В американской цивилизации, — пишет он, — отсутствуют и куртуазность-галантность… нет и любовно-психологического романа европейского типа, вместо которого брутальный секс”. Одной из насущных проблем американской культуры, согласно Г. Гачеву, является “первооткрытие женского начала”.

У истоков формирования женского характера американского типа стоял индивидуализм, женское движение за равноправие, “сексуальная революция” и культура унисекса. Женщина, стремясь отвоевать место под солнцем, уподобилась работнику, мужчине, стала жестка.

На абстрактно-онтологическом языке картины Хоппера дом является символом искусственной цивилизации, созданной мужчиной, что отражается в рациональности его прямоугольной геометрии. И этот Космос, созданный рацио и экстравертными устремлениями мужчины, порождает иррациональную тьму внутреннего, интерьерного, женского, непредсказуемого и непостижимого в своем органическом своеволии.

Новый сфинкс, загадка Нового Света. Вся картина строится на контрастах: неживое/каменное — живое/биологическое, геометрия — объем, внешнее — внутреннее, свет — тьма, белое — черное, пассивное — активное. Однако четкие оппозиции в стиле Хоппера на глазах начинают двусмысленно двоиться и изменять собственным смыслам. Мы ощущаем энергийную заряженность в неподвижной массе фасада, а в архитектонике фигуры девушки читается настолько четкая рациональная конструкция несущих и несомых частей, что она вполне могла бы претендовать на роль кариатиды. Статуарные формы девушки каменеют, а в округлом теле колонн дома проступает мягкость; фигура девушки светоносна, но на ногах она несет тьму ночной утробы дома.

Утро в Южной Калифорнии. 1955. Музей американского искусства, Нью-Йорк

Фетишизация сексуальности женщины — прозрачное платье, подчеркнутые формы, яркие губы — непостижимым образом сливается с культурой унисекса, делающей женщину мужеподобной, что проявляется в мужской агрессии позы, в энергетической заряженности, в деталях мужского туалета — шляпе, отдаленно напоминающей ковбойскую. В пластике фигуры девушки — одновременность призыва-отказа, жизненности и опасности.

Если посмотреть на героиню картины с точки зрения женщины — это восхитительная амазонка, новая женщина Нового Света. С точки зрения мужчины — это гибельный соблазн тьмы. Аналогия между легким платьем и раздуваемой тьмой занавеской приравнивают женское тело к кромешной ночи глубин дома.

Прием проецирования на внешние предметы, как на экран, внутренних психологических мотивов — одна из основных составляющих творческого метода Хоппера — позволяет проявить вовне “латентные или подавленные Цивилизацией физические желания, которые переживала или ощущала часть американского общества” (Р.Г. Реннер).

Гендерный конфликт на эстетическом уровне проявляется в “каменности” мира картины, застылой статуарности женской фигуры, в непреодолимости границы у самой нижней кромки картины — белой полосы отчуждения тротуара, в настойчивом холоде маниакально навязчивой множественности горизонталей, в подчеркнутой власти геометрии и прямоугольных форм, в ситуации мимолетности вида из проезжающей на скорости машины, в нестерпимом, нечеловеческом свете.